Степная луна белоголовых

Ирри призвала все свое мужество и хладнокровие, приказала себе вспомнить, что она только в настоящем трактирщица, а в прошлом – генеральская дочь, и, подняв взгляд на того из близнецов, что стоял прямо напротив, жестко скомандовала:

– Развернулись и вышли отсюда. И, пока не позову, чтоб не появлялись.

Степняки отреагировали на это заявление одинаково недоумевающими хмыками и сжатием массивных челюстей. Ирри поняла, что, если не проявит твердость, то ее прямо сейчас уволокут в темный уголочек, которыми, как назло, была богата таверна, и примутся наказывать.

И, хоть при одной мысли об этом, все внутри становилось горячо и прямо-таки неприлично мокро, но Ирри не первый и не второй десяток лет жила на этом свете. И давно уже научилась не зависеть от желаний сердца и тела.

А потому только брови сдвинула сурово и ответила на настойчивый взгляд мужчины не менее настойчивым. И повелительным.

– Мы не выйдем, Луна, и не проси, – тихо сказал близнец, стоящий позади, – но мы можем просто сесть… Вот тут… Мы не будем мешать. Просто присмотрим… Нам не понравились эти люди. Они тебя обижали…

– И поэтому вы их покалечили!

– Никто не смеет обижать нашу Луну, – наставительно ответил первый близнец.

И с места они при этом не сдвинулись, продолжая сжимать ее между собой горячими телами, так знакомо, так волнующе… Так неправильно, но сладко…

Ирри вздохнула, понимая, что надо идти на уступки.

Потому что или так, или вообще никак…

В конце концов, она не была уверена, что Дождик против них выстоит. Офицеров-то разбросали за пару мгновений…

– Хорошо. Вот тут сядьте. И не мешайте.

Проследив, чтоб близнецы покладисто устроились за дальним столом, она развернулась к месту побоища, оглядела диспозицию и тяжко вздохнула…

– Дождик, чтоб тебя! – рявкнула она злобно, – ты там третьим, что ли, пристроился?

В кухне, словно в ответ на ее раздражение, что-то грохнуло, бухнуло, а затем дверь открылась, и первой вылетела встрепанная Марушка, с красными, уже начинающими отливать синевой пятнами от засосов на шее. Судя по всему, повар с очень говорящим прозвищем Ворчун отвлекся от готовки на более приятные вещи настолько, что проморгал и побоище, и опустение таверны. И Марушка вместе с ним.

Подавальщица застыла на месте, удивленно тараща глаза на пустую таверну, молчаливых близнецлв и стонущих на разные лады офицеров. За ней возвышался молчаливой, крайне раздраженной горой Дождик.

– Что стоишь? – сурово прикрикнула на девушку Ирри, – тащи лекарский мешок!

Марушка пискнула и унеслась на второй этаж, подхватив юбки.

Один из близнецов неодобрительно поморщился:

– Не стоит их лечить, Луна… Они получили по заслугам…

– Еще слово, и по заслугам получите вы! – пригрозила им злая Ирри, прикидывая, кого из офицеров приводить в чувство первым, и как успокаивать потом. И что обещать, чтоб ход делу не был дан.

Все же, нападение на военного, имперского военного… Это серьезно.

Понятное дело, что то, что планировали сделать эти военные с ней, беззащитной женщиной, вообще их никак не красило, но, к сожалению Ирри, и не оправдывало… Она отчетливо понимала, что, стоит офицерам прийти в себя и добраться до штаба, ее таверну попросут сроют. Или сожгут…

Сейчас Ирри, противоестественно, больше всего злилась на близнецов, всегда приносивших ей одни проблемы и заботы.

И не имело значения, что они в этот раз защищали ее…

Теперь, когда выдохнула и взглянула на ситуацию со стороны, Ирри казалось, что она бы сумела уговорить господ офицеров не терять своей офицерской чести… Выкрутилась бы как-нибудь, не впервой же… И без таких фатальных последствий.

А близнецы явились и все разрушили. Опять.

3

Чуть меньше года назад Ирри вообще не думала даже, что когда-нибудь будет бегать между столами, уворачиваясь от лап пьяной солдатни. И скажи ей кто, что скоро из дочери генерала Саввона она превратится в трактирщицу, это вызвало бы лишь недоумение, холодное и презрительное, потому что Ирри умела вот так, холодно и презрительно.

Теперь по вечерам, поднимая в постели повыше гудящие после целого дня беготни ноги, она с недоумением и смехом вспоминала, что совсем недавно все ее тревоги, мысли и желания заключались в невероятно глупых вещах: красивое платье, туфельки, которые с оказией привезли с юга длиннобородые торговцы, да всего лишь в одном размере, и как назло, не ее размер! Но Ирри все равно уговорила матушку забрать их и заставила потом служанку разнашивать… А еще она много думала о будущей свадьбе с Ричем Верейтом, отцовским адъютантом, очень высоким, статным и таким красивым, словно его Матушка в лоб поцеловала!

Он ухаживал, так трогательно, так аккуратно, так внимателен был, уважителен к ней. И Ирри таяла, млела, не обращая внимания на показательно фыркавшую Рути, на слова младшей сестренки, что этот Верейт какой-то приторможенный, словно рыба мороженая, а в глазах у него гадость…

Нет, конечно, Ирри не была дурочкой и простушкой, с первого взгляда влюбившейся в того, кто проявил достаточно внимания.

Не водилось дурости за дочерьми генерала Саввона, одного из заслуженных генералов-героев войны с Югом, человека, в близких друзьях которого ходил сам Четтер Корнель, глава Тайной канцелярии империи…

Но все равно, так приятно было, когда красивый мужчина смотрел на нее так, словно никого прекрасней не видел никогда… И ухаживал… Розы каждое утро, поездки в открытых экипажах и верхом, ненавязчивые приглашения в будущем посетить его дом в столице… Ну и что, что дом этот был родительский? Все равно же его!

Рич Верейт был одним из тех, кто свидетельствовал против генерала Саввона, своего покровителя, человека, изо всех сил продвигавшего его по армейской карьерной лестнице.

И Ирри не могла теперь даже ностальгически светло его вспоминать, так же, как и его ухаживания…

И думала, что сестра ее, при всей своей грубости и ветрености, оказалась куда более прозорливой, чем сама Ирри, опытная, как ей казалось, девушка. Женщина, благодаря все тому же Верейту…

Ну а что? Они – жених и невеста же… Почему нет? Ждать свадьбы – это такие предрассудки… И в столице уже над этими провинциальными нравами лишь смеются…

Ирри не хотела быть провинциальной простушкой, она видела себя хозяйкой большого дома в столице, законодательницей модных салонов… Мечты свои она, естественно, никому не озучивала, потому что мама бы не поняла, подруги только поддакнули и позавидовали, а сестра… Ох, она бы посмеялась! Подразнила ее! Рути, к своим семнадцати уже ставшая одной из «котят» Корнеля, к неудовольствию генерала, поставленного перед фактом и вынужденного все же благословить на тяжкий труд на благо отечества, была куда циничней старшей сестры. Может, потому что уже моталась по стране, выполняя распоряжения главы Тайной канцелярии, и много чего видела?

Сама Ирри подобной судьбе и свободе не завидовала, с детства любя платья, туфельки, кулинарию, короче говоря, все, что должна любить правильная девушка из хорошей семьи. Мама не могла нарадоваться, глядя на нее…

Ох, мама, мама…

Эти воспоминания Ирри старательно прятала, даже от себя, не желая по ночам заливаться слезами от одиночества и своего внезапного сиротства.

Унывать было нельзя, это забирало силы, убивало желание жить.

А его, как оказалось, в Ирри было очень много…

Иначе где бы она была, измученная, напуганная, обескураженная таким диким поворотом в своей судьбе? Кем бы она была?

После казни и спешных похорон матушки, она вернулась в родной дом, полностью опустевший. Все слуги разбежались, и по голым комнатам гулял ветер.

Ирри оглядела пространство мертвыми глазами, словно во сне, поднялась наверх, к себе… И без сил повалилась на кровать.

Слез не было, она смотрела в потолок, вообще ни о чем не думая, оглушенная, раздавленная… И, кажется, заснула вот так, не раздеваясь.

А проснулась от того, что ее трогали.