Самоубийство

– Ильич, сколько лет, сколько зим!.. Я так рада! Мне нужно о многом с вами поговорить. Где и когда можно?

Он, поднимаясь по лестнице, только показал рукой на шею.

– Почтеннейшая, сейчас не могу. Разве после заседания, если у вас что-либо важное?

«Почтеннейшая», – подумала Люда.

– Не знаю, как для вас, Ильич, а для меня очень важное. Разумеется, в партийном отношении. Ведь заседание очень затянется? Где же мне вас ждать?

– А вы пройдите в редакционную, послушаете.

– Вы меня в сотрудницы не звали.

Он взглянул на нее изумленно. «Хороша ты была бы сотрудница!.. Впрочем, и другие не лучше», – подумал он.

– Где же мне было вас искать? Милости просим. Это тут, прямо. Если вас спросят, скажите, что я вас пригласил, – ответил он и, улыбнувшись, исчез за боковой дверью.

Заседание еще не началось. Люда только заглянула в комнату. Там стояло много стульев, ни один не был занят. «Нет, что же сидеть одной?» – Но и в передней стоять одной было неловко. «Вернусь минут через десять, когда соберется народ». Она вышла и увидела, что по лестнице, шагая через две ступеньки, поднимается Джамбул. Обрадовалась ему еще больше, чем Ильичу. Он тоже улыбнулся очень радостно, совсем не так, как Ленин.

– Люда, какими судьбами!

– Вы-то, Джамбул, какими судьбами? Вот и думать не думала, что вы в Петербурге!

– И я не думал, – сказал он, отворяя перед ней дверь. В передней расстегнул шубу и оглянулся. Вешалки не было. Не было и зеркала. «Еще элегантней, чем был прежде!» – подумала Люда. – Как это, дорогая моя, вы здесь очутились?

– Пришла на редакционное совещание. Я ведь сотрудница. Вы тоже?

– Как же, как же. Буду писать баллады и рождественские рассказы. Надеюсь, вы никуда сейчас не убегаете?

– Не убегаю. Я просто в восторге, что встретилась с вами! Всегда мы встречаемся в разных партийных учреждениях. Так было и в Брюсселе. Сколько воды с тех пор утекло!

– Да, немало. Где вы живете?

– В «Пале-Рояле». Я только пять дней тому назад приехала из Москвы.

– С мужем?

– С Рейхелем, но я вам давно говорила, что он не мой муж. А где и с какими гуриями живете вы?

– Так легкомысленно нельзя говорить у социал-демократов. Это «трефное».

– Да я ничего легкомысленного не хотела сказать, это у вас такое воображение. Давайте сядем здесь в углу. Или вы хотите уже идти на заседание?

– Отнюдь не хочу. Верно, там уже собрались вице-Бебели, надо будет вести умные разговоры, а я не умею. Где вы сегодня ужинаете? Хотите, поужинаем вместе?

– С великой радостью. Но Ильич обещал поговорить со мной после заседания.

– Неужели вы верите его обещаниям? Мне он тоже обещал и давным-давно забыл.

– Зачем же вы пришли?

– Послушать умных людей.

– Все-таки вы не настоящий большевик.

– Разумеется, не настоящий! Подделка самой грубой работы.

– Кто же вы?

– Я склоняюсь к мистическим анархистам. Они ваши «друзья слева», как кадеты называют вас.

– Вы не изменились, вечные шутки!

Отрываясь от болтовни, Джамбул негромко называл ей проходивших людей. Некоторых она сама узнавала по фотографиям из «Нивы». Это были очень известные писатели.

– Видите, какие вдохновенные лица, – говорил он вполголоса. – У них мировая скорбь!

– «Братья-писатели, в вашей судьбе – Что-то лежит роковое…»

– Ничего, они и с «роковым» все доживут до восьмидесяти лет и умрут от простаты или от болезни печени. Сколько Савва Морозов платит за «роковое» построчно?

– Какой гадкий вздор! И очень хорошо, что доживут!

– Нет, не очень хорошо. Человек не должен умирать развалиной, и вообще не надо жить долго.

– Да, знаю, вы Полиоркет! Во всяком случае вы видите, что за Ильичом идет весь цвет русской литературы!

– Сейчас верно прискачет из Ясной Поляны и Лев Толстой. Надеюсь, ему послали приглашение срочной телеграммой? – спросил Джамбул. – Ну, пойдем все-таки слушать вице-Бебелей.

На улице Джамбул расхохотался.

– Ох, ловкий человек Ленин… Дока!.. Кажется, так говорят: дока? – сказал он. Когда редакционное заседание кончилось, они минут десять ждали в передней. Затем справились, им ответили, что товарищ Ленин давно ушел.

– Верно, Ильич забыл, что назначил мне свидание, – смущенно сказала Люда.

– Разумеется, забыл! Просто забыл! – весело говорил Джамбул.

К приятному удивлению Люды, он назвал извозчику очень дорогой ресторан. «Значит, отец прислал много денег», – подумала она. По дороге он обнял ее за талию, что удивило ее еще больше. Болтал со смехом о заседании и очень хвалил Ленина.

– Ему министром быть бы! И как хорошо он председательствовал! Вы заметили, как он ловко говорил с этим поэтом, как его? Красавцу очень хотелось написать политическую статью, а Ленин «отсоветовал» так учтиво и почтительно: «Зачем вам разбрасываться? Арабскому коню воду возить! Вы пишете такие изумительные стихи!» Разумеется, он его и человеком не считает, а в его стихи отроду и не заглядывал: должно быть, никогда в жизни никаких стихов не читал.

– Неправда! Ильич обожает Пушкина. Да он и сам пишет стихи, правда шуточные.

– Неужели? Может, и «станцы» пишет? Ужасно люблю слово «станцы», хотя не знаю, что оно собственно значит. Как надо говорить: станец или станца? По-моему, станцем называется сарафан, но, вероятно, поэты лучше знают. У Пушкина есть станцы, по форме чудесные, а по содержанию довольно гадкие: «В надежде славы и добра…» Это он от Николая-то ожидал добра!

– У Пушкина «стансы», а не «станцы»!

– Это один черт. Впрочем, мне все равно. Вы сегодня необыкновенно хороши собой! – говорил он. Люда смотрела на него с некоторой тревогой, но ее радость от встречи с ним все увеличивалась.