Раба любви. Секс-рассказы

– Ну нееет, это не считается! Давай по-настоящему!

– По-настоящему? Ладно. Будет тебе по-настоящему. Вставай. Надень свое платье.

– Какое?

– В котором была.

– Ладно.

Белка достала из шкафа «шанельное» платье и надела. Михаил поднялся с кровати, взял из тумбочки еще одну пару наручников, подошел к девушке и защелкнул их у нее на запястьях.

– Пошли.

Он подвел ее к закутку между шкафом и дверью, повернул лицом к стене, поднял руки и зацепил кольца наручников за крючки, потом раздвинул ноги и задрал платье, просунул руку меж ее бедер, погладил ляжки, нашел губы, потрогал пальцем клитор, взялся ладонями за ягодицы и сжал их.

– Ой, Миша… давай уже скорей…

Михаил вернулся к своей тумбочке и нашел кожаную хлопалку, которая валялась там сто лет без надобности – когда-то он принес ее, чтобы сделать фото для своего сайта. Он подошел к Белке, прошелся левой рукой по гладкой розовой коже попы, а правой вполсилы хлопнул по ней, девушка охнула и обернула к нему лицо.

– Мишка. Он у тебя поднялся. Давай.

Михаил присел на корточки, запустил левую руку между бедер Белки, стал ее трогать, а правой рукой хлопать по попе – она порозовела, Белка подергивалась, перебирала ногами и ойкала. Левая рука его была уже совсем мокрая, он бросил хлопалку, приник губами к покрасневшей плоти, целовал ее и кусал, раздвигал ягодицы и проводил меж ними языком, девушка стонала. Он поднялся, отцепил наручники, развернул Белку лицом к себе, опять зацепил кольца за крючки, раздвинул ноги девушки, поднял подол платья и подоткнул его. Соски смотрели на него сквозь ненавистную полупрозрачную вставку на груди, Белка тянула к нему губы, он впился в ее шею, нашел ладонями грудь, сжал изо всех сил соски, потом опустил правую руку вниз. Он целовал ее в губы, хлопал ладошкой по венерину холмику, не давал своим коленом соединить ноги, трогал клитор, опять присасывался к шее.

– Мишка, ну я хочу тебя ужасно!

– Пойдешь завтра гулять со следами на шее, а не с голыми сиськами.

– Ну я удалю ее! Ну иди уже в меня!

Он поднял рукой правое бедро Белки, пристроился и вошел в нее, она подняла и левое бедро, обхватила его талию ногами, он подхватил ее руками за попу, стал двигаться, быстро и сильно, вдавливая девушку в стену, с наслаждением слушая ее стоны, ощущая ее влагу внутри и на бедрах, слушая стук ее сердца и звон цепочек. Белка замерла, потом сжала бедра изо всех сил, дернулась вперед, вскрикнула, опустила ноги, стоны ее затихали, кожа была мокрой от пота.

Михаил отодвинулся, провел костяшкой пальца по подмышкам девушки, потом отошел и остановился, глядя на распятую Белку.

– Отпусти меня, Миша.

– Сейчас. Фото сделаю. В фейсбук повешу. Тебе на страницу. В коммент к «Принцессе». Вот, и слоган придумал: Шанель всегда Шанель.

Он взял смартфон, щелкнул камерой, потом снял кольца наручников с крючков, Белка упала вперед, он подхватил ее, закинул на плечо, донес до кровати и бросил, она перевернулась, раскидала руки и ноги и замерла, только голова ее тихонько поворачивалась из стороны в сторону.

– Веришь? Мне сейчас все равно. Даже если бы ты повесил. Мне так хорошо никогда еще не было. Я так хотела, что думала, что я умру. И потом. Я сильно кричала?

– Было дело.

– Дай мой телефон. Все. Нету ее. Ты же меня не бросишь из-за какой-то одной фотки. Ну скажи. Ну с кем ты еще так сможешь. Ты же делаешь со мной все, что хочешь. А я кончаю как кошка. А ты мой любимый котяра. Только член у тебя не кошачий, а…

– Но она же была. Ты ее повесила. Зачем-то. Я, когда увидел, мне потом казалось, что все, кто смотрит в телефон, пялятся на тебя. А потом на меня. Сучка ты у меня редкая.

– Мишка. Ну это девчонки меня подзудили. На слабо. А потом… потом каждые пять секунд уведомления падали. А они все на мой телефон пялились. А мне приятно было. И комменты никакие мне не нужны. Ну дура я у тебя, что уж тут поделаешь. Но я ведь тебя люблю. Простишь меня? Я хочу снять платье… обнять тебя… прижаться…

– А я хочу покромсать его. Абордажной саблей. Зазубренной.

– Пиратище ты мой любимый. Ну оно же и тебе нравится, признайся.

– Белка. Мне много чего нравится, что я тебе покупаю. Но это не значит, что надо всем…

– Ну все, все! Я поняла! Давай мы его оставим только для дома. Оно же тебя возбуждает. Будем дома праздновать… годовщины всякие… как ты меня на коленях умолял быть твоей…

– Ох и палучишь ты у меня!

– Мишка. Ты знаешь, я читала… научную статью между прочим… что когда по попе хлопают… кровь туда приливает… ну, ты понимаешь… и возбуждение усиливается.

– И что показала практика?

– Усиливается. Так усилилось, что меня только цепи удержали, а то бы я улетела прямо в окно.

– Ну вот видишь, тоже пригодились.

– А когда это ты крючки туда вделал?

– Давно уже, не помню точно.

– Вот ты брихун у меня. Ты ж это спицально задумал. Признайся. Я же тебе сказала. Про попу.

– По попе тебя отхлопать? Нет, ничего я не задумывал такого.

– А зачем тогда вбил?

– А ты не догадываешься?

– Догадываюсь. Но я хочу, чтобы ты сказал. Мы же все друг другу говорим.

– Нууу… это такой «Минотавр». Помнишь, когда тебе косяк подсунули в баре и на кресте в подвале распяли, пока я за коктейлями ходил. А я тебя потом нашел.

– Да уж как бы я могла такое забыть. Ты меня потом в номере так отымел, что я три раза подряд кончила. И мы голые по газону бегали, а кто-то мимо шел. А в душе ты… помнишь, что утворил? А скажи, ты меня разве там… в «Минотавре»… не ревновал?

– Ревновал до смерти. И хотел так же.

– Прямо там? В подвале?

– Да. Сразу.

– И ты… тут… И ты все это время хотел так сделать? И не сказал!

– Нууу… не сказал.

– Ну что ты, мой хороший. Ну разве можно так. Когда ты меня хочешь, это для меня лучше всего на свете. И мне все равно как. Хоть в наручниках, хоть на кресте, хоть на балконе в ошейнике… Где-то же у тебя, кстати, настоящий был. Кожаный. С поводком. Помнишь?

– Да валяется где-то. Зачем тебе.