Было сказано: «На станции какое-то происшествие, и все силы брошены на устранение».
Народ деревенский отнёсся к этому с пониманием, но керосин и ламповые стёкла закупать стал активно и в количествах. Эх, были бы деньги!
А денег не было. Пока колхозная власть за работу не платила. Так, только натуральными продуктами. Да их ещё продать надо. Значит, от правления получить разрешение. Так-то.
Валя же собралась быстро и мигом рванула в Городок. В медтехникум.
Куда брали с удовольствием, народ в помощь врачам был нужен. Да и медперсонал мог дальше на врача выучиться.
Получила койку в общежитии, и постепенно любовная лихорадка нет, не прошла, а как бы заморозилась, что ли.
Занималась серьёзно.
Вале Городок понравился. Хоть и скучала по маме с папой и по Рыжему. Даже по петуху. Кто теперь будит молодую медсестричку? Нет, нет, Валя увлеклась. И в театр ходила, и на какие-то выставки художников. Даже нашла «сердце» Городка – электростанцию. Но туда её не пустили. Военный сказал коротко: «Объект режимный. Вход строго по пропускам».
Прошло, вероятно, полгода, как неожиданно у Валентины судьба резко, круто и бесповоротно переменилась.
Однажды вечером в дверь их общежительной комнаты на три койки постучали. Ребят никто в этот вечер не ждал, крикнули: «Войдите!»
Вошёл высокий очень, вполне симпатичный мужчина.
– Здравствуйте, девочки. Я вот, извините, к Вале. И у меня просьба к вам: я с ней всего пять минут переговорю. Вы сможете в коридоре подождать?
Девы даже очень согласились, но глаз с этого дяденьки пока не сводили.
Такая уж особенность женского пола – всегда думают: «А вдруг?!»
Вышли, от двери далеко не ушли, но разговора почти не слышали. Только отдельные возгласы Вали:
– Ой, конечно! Да, да, немедленно… Нет, ни за что откладывать не хочу… Я очень долго… ждала…
Дверь не открылась ни через пять, ни через двадцать пять, ни через пятьдесят минут.
А девы в коридоре стали мёрзнуть. Хоть халатики байковые, но ноги-то – в тапках. А по коридору ветер гуляет туда-сюда.
В общем, стали девушки за Валечку опасаться и, постучав, вошли. В свою комнату.
На Валентининой кровати лежал галстук и рубашка этого самого дяденьки, а он сидел почему-то в майке за столом. На коленях у него сидела Валентина и, не оборачиваясь и не отвлекаясь совершенно, целовала беспрестанно этого совершенно всем незнакомого молодого мужчину.
– Мы замерзли, извините, – пролепетали девушки.
– Нет, это вы извините. Мы просто договорились, что женимся. Вот и немного за часами не следим, – тихо и вежливо отвечал им мужчина. – Да вы стаканы-то, стаканы пододвигайте.
Что девы сделали с удовольствием. Этот мужчина принёс, оказалось, портфельчик, в котором находился коньяк армянский и традиционная зубровка.
Девочки, в отличие от Вали, самообладание не потеряли. Появились и тарелочки, и хлеб. Даже копчёная грудка утки оказалась у девчат.
Вечер, извините, перестал быть томным. А когда уж «случайно» в комнату зашёл комендант общаги, да, узнав, в чём дело, мигом принёс бутылку шипучего, то тут уже начал гулять весь коридор второго этажа.
«Горько» и снова «горько» неслось отовсюду. А молодым что! Вот то-то!
Видно, комендант был человек сердечный. Потому как в третьем часу ночи появились дрожки, которые помчали молодых на Электрическую, где в бараках было проживание Николая Ивановича Абазы, мастера электростанции.
Конечно, какая же гулянка без песен. Особенно когда свадебная. Поэтому, когда молодые выходили из комнаты, девочки затянули:
Косив Ясь конюшину,
Поглядал на дивчину.
А дивчина жито жала
И на Яся поглядала[2 - Белорусская народная песня.].
Утром Николай Иванович, выпросив у директора электростанции машину, с шиком подвёз Валю к общежитию.
Коменданту были переданы армянский коньяк и целый набор молдавских очень вкусных вин. Девушек тоже на забыл мастер Абаза.
Эх, жизнь налаживается!
Правда, в первую неделю Валя своим соседкам ничего не могла объяснить.
Рассказала, что была знакома с Колей несколько часов, когда подвозила столбы.
Подружки обиделись. Никто из них не поверил Вале. Совершенно не знать человека и выйти за него замуж. Перед этим целоваться только один раз. Это сверх всякого воображения. Но что делать?! Валька клянётся мамой и папой, что отчества его не знала. А уж фамилию – какая-то Абаза, на вот тебе.
Но в конце концов девы решили – вот это и есть настоящая любовь. Ведь Адам Еву тоже не очень-то хорошо знал. Так что поверим этой распутнице, как прозвали её в комнатке.
Валя училась и стала, конечно, медицинской сестрой с дипломом, умением делать повязки, брать кровь из разных мест и выносить судна.
Валя ко всему относилась серьёзно. Раз так велено по протоколу, то исполнять нужно обязательно.
Ну, а про Колю Абазу мы, конечно, расскажем. В своё время. И в своём месте.
А пока – подруга Вальки – Калерия Полонская.
Калерия Полонская
Прежде чем рассказывать о Калерии, хотелось бы отметить, что, как уже говорили, в Городке было намешано разных наций. Не очень уж много, но достаточно для активной работы органов. На самом деле, польская национальность. Враги! Явные и неявные. Мало ли что – Дзержинский-Менжинский. Или венгры – правда, их особо трогать не рекомендовалось. Во-первых, малая численность. Во-вторых, Бела Кун. Лучше не связываться. Теперь еврейская нация. Её тоже желательно не трогать. Ибо весь центральный аппарат органов хорошо ими заполнен и – не высовывайся.
Короче, в Городке национальности, вызывающие внимание органов, есть. Но надо думать.
И ещё одна странность. Браки Городка уж очень непонятные. Редко встретишь твёрдую славянскую семью. Иванов – папа, Иванова – мама и дочь Иванова. А так, если жена – россиянка, аж в незнамо каком поколении, то муж – Абаза. Или жена польская – муж, конечно, еврейский.
У органов голова шла кругом, а Городок жил своей жизнью. Хотелось бы, чтобы эта жизнь с органами не пересекалась. Но это при государстве, которое только строилось, практически невозможно.
Увы, пересекалась жизнь обывателей города, пересекалась. Калерия была на самом деле из мелкопоместного шляхетского рода Хвощинских. Которые, как и все поляки, и Дзержинские, и Менжинские, своими предками гордились и их уважали.
Калерия была дочерью Хвощинского, очень бедного. Да он и брак совершил непонятный – женился на еврейской (жидовской, как в Польше говорят) женщине, очень красивой и обеспеченной. Но всё быстренько промотал в игорных домах Варшавы и, что делать, подался в группу социалистов.
Они – эта группа, а попросту банда – занимались грабежом (изъятием иначе) денежных знаков на поддержку революции.