Чудотворцы

– Нет, так будут – нагло заявил инженер.

Теперь, после решения Шуламит, он уже не боялся ничего и был уверен в себе, как три римских сенатора вместе взятых. Оба маккавея привычно обменялись взглядами и промолчали, причем Симон выглядел довольным, а Иуда – встревоженным.

– Ну все! Выступайте! – сказал Иуда – Возьмите двух мулов.

– Трех мулов – поправил его Натанэль.

На лице Иуды изумление сменилось пониманием и он согласно кивнул. Их вышла провожать Дикла, причем оказалось, что они с Шуламит подруги. Она отозвала Натанэля в сторону и осторожно пыталась убедить его бережно относиться к жене, быстро поняла, что в этом нет необходимости и отошла с улыбкой. На Сефи она старалась не глядеть.

– Да, на такую рожу посмотришь, потом всю ночь кошмары будут сниться – уныло проворчал хиллиарх и пришпорил своего мула.

Когда он скрылся за поворотом, Шуламит сказала:

– Ну почему, почему вы все такие дураки?!

– Я тоже? – улыбаясь спросил Натанэль.

– Ты в особенности… Но ты мой дурак и, поэтому, ты лучше всех.

Интересно, почему мне приятно, когда меня называют дураком? Да потому что ты дурак и есть! Натанэль ехал и улыбался. Но Шуламит не позволила ему предаваться приятным мыслям:

– Он наверное думает, что Дикла не смотрит на него из за его уродства.

– А разве это не так?

– Ты просто слеп!

– Но ведь Дикла любит Иуду, разве нет?

– Она преклоняется перед ним, она его боготворит и считает, что должна быть с ним, что это ее долг… Но любит ли?

Она не закончила фразу, а он счел за лучшее не расспрашивать.

Путешествовать с Шуламит было новым, неимоверно приятным ощущением. Теперь он видел, чувствовал, что эта страна на самом деле течет молоком и медом. Пологие безлесые холмы изумляли изяществом форм и уже не раздражала бурая выгоревшая трава, которая, теперь он знал это, зазеленеет после первых обильных дождей. Дубовые рощи встречали их прохладной тенью, а незаметные ущелья могла одарить и чистыми, прохладными потоками, неизвестно откуда берущими воду в летних зной. Что произошло с Иудеей? Что происходило с ним? Наверное, причиной всему была женщина, сидящая боком на своем муле и посматривающий на него когда со смущенной, а когда и с лукавой улыбкой. Всего лишь второй раз он видел Шуламит в одежде при свете дня и восхищался тем, как геометрически точно лежат складки ее хитона, как подходит ей головная повязка, не скрывающая темные вьющиеся волосы, то и дело проблескивающие медью, как изящна ее ножка в маленькой сандалии с тонкими ремешками.

Сефи не мешал им, лишь порой Натанэль ловил его грустный взгляд – хиллиарх завидовал их счастью. По мере приближения к Городу стали попадаться сирийские патрули. Боевое оружие они не взяли, опасаясь проверок, но безоружными не были. У обоих мужчин были с собой композитные луки, собранные из дерева акации и рогов серн, и по колчану охотничьих стрел, которыми при случае можно было поразить и воина в легких доспехах. Они рассчитывали на то, что сирийцы не слишком удивятся, встретив охотящихся евреев, и их ожидания оправдались. Кроме того, у Сефи был с собой топор, правда на короткой, рабочей рукоятке, которым все же при случае можно было и повоевать. Длинные ножи для разделки мяса тоже можно было в случае надобности использовать как кинжалы. К счастью, патрули их не трогали, вероятно послушные указам Лисия. Лишь однажды в горном проходе их остановили трое пельтастов и, нагло ухмыляясь, потребовали оставить им Шуламит на ночь. Ножи сработали быстро и двое селевкидов повалились на землю, а третьего догнали две стрелы, выпущенные Сефи. Наконец, с высокого холма они увидел под собой Давидово Городище на склоне, стену Хакры, прямоугольник храмовых построек, нависающий над ними и дома Ершалаима, прилипающие снаружи к стенам Храма.

Жители Ершалаима давно покинули свои жилища, напуганные набегами из Хакры. Некоторые из них ушли в более спокойные места, но немалая их часть искала защиты за высокими стенами храмового комплекса. Храмовые священники поначалу приняли Сефи неприветливо, недовольные тем, что там где всегда властвовали священнослужители, теперь будет заправлять делами военный. В отличие от них, укрывшиеся за стенами ершалаимцы восторженно приняли хиллиарха, известного им своими подвигами при Бейт Цуре и Явниэле. Тогда служители, доверие к которым сильно подорвало предательство Менелая, вынуждены были смириться, чему весьма способствовало скромное и осторожное поведение Сефи. Постепенно они убедились, что новый командир гарнизона не покушается на их власть и воспряли духом. Натанэль только посмеивался над их наивностью, зная по опыту, что когда дело дойдет до боя, вся мягкость и покладистость его друга немедленно исчезнет, уступив место твердости и бескомпромиссности. На них с Шуламит никто не обратил внимания и его это устраивало.

Оставив жену в "женском дворе" он вошел во внутренний двор. Грандиозное здание Храма почистили, привели в порядок, хотя следы разрушения еще были заметны. Немного колеблясь, он вошел внутрь и задрал голову любуясь невозможным куполом. Я же уже был здесь раньше, что же изменилось? Конечно, тогда Храм не был освящен… Ну и что с того? Тогда я не был евреем… Ну и что с того? Что изменилось в тебе кроме небольшого кусочка крайней плоти, которым ты пожертвовал? Я ищу ответы, ведь именно для этого евреи приходят в Храм, не так ли? Он по прежнему глядел на потолок, высоко задрав голову, и поэтому оступился, сделал шаг назад и, чтобы не упасть, коснулся рукой колонны светло-розового мрамора. Внезапно он ощутил легкое покалывание в руке, опирающейся на колонну. Ощущение было странным и, в то же время, знакомым. Именно такое легкое покалывание он ощущал в пещере над Потоком Серн когда передвигал Ковчег. Тогда он не обратил на это внимания, загнал непонятный сигнал обратно в подсознание, а сейчас вспомнил. Так вот оно что! Здесь тоже находится та же самая таинственная сила, способная не только создавать страшные лиловые молнии, но, как он понял сейчас, и созидать. Надо лишь научиться видеть ее, эту силу. Я буду учиться, сказал Натанэль, я обязательно научусь. И тогда я смогу творить, творить, а не разрушать. Наверное, в Ковчеге эта сила собрана, сконцентрирована в страшных крыльях. Ну и пусть Ковчег остается, там, где ему пока место. Мы будем черпать силу понемногу, по чуть-чуть. Мы будем находить ее в Храма, в поле, в лесу, в любимых глазах и нам этого пока хватит. А когда люди научатся правильно пользоваться силой, то можно будет и открыть им Ковчег. Хотя нет, тогда он уже не будет им нужен. Пусть лучше лежит себе в той пещере. Никому не расскажу, подумал он, даже Шуламит.

Сефи уже начал организовывать оборону и Натанэлю пришлось вернуться во внешний двор. Здесь были склады и на складах было дерево для ремонта храма. Правда это был кипарис и драгоценный кедр, но сейчас не приходилось выбирать. Небольшая кузница здесь тоже была. Он потребовал пару листов папируса, перья и чернила и начал набрасывать чертеж стационарной катапульты, самой примитивной из боевых машин. Последующие дни он был так занят, что даже порой забывал про Шуламит. Но она сама не позволяла забывать о себе, появляясь то с миской похлебки, то с теплым плащом. Иногда она садилась посмотреть как муж работает и на ее лице появлялось выражение благоговения, быстро сменяющееся нежным взглядом. Лишь однажды он забыл о работе, когда она смущенно скосила глаза на свой живот и он понял этот ее взгляд. Ничего не было сказано и, тем не менее, все было понятно. В тот день все валилось у него из рук, а на лице застыла глупая, растерянная улыбка. Неужели он будет отцом?

Тем временем обстановка в Иудее потихоньку накалялась, хотя вначале это было не слишком заметно. Даже после того как Лисию удалось овладеть Бейт Цуром, он некоторое время медлил и не шел на Ершалаим. Что ему мешало? Осторожность? Опыт предыдущих сражений в которых иудеи побеждали многократно превосходящие их числом армии? Как бы то ни было, но вначале он позаботился о крепких гарнизонах в Гезере и Модиине. Мирных жителей селевкиды пока не трогали.

– Эллинисты снова поднимают голову – пояснил Агенор.

Лазутчик, как обычно, появился из неоткуда. Теперь он сидел в комнатушке, выделенной Натанэлю в одном из храмовых зданий и, забывая, что и сам был когда-то филоэллином, рассказывал:

– Когда покойный Антиох карал смертью за обрезание и резал свиней на наших жертвенниках, многие из них почувствовали, что базилевс перегнул палку, и затаились или убежали к морю. Но нынешний Антиох, похоже, слушается своих советников, а они у него не глупы. Эти советники поняли, что худшие враги евреев, это сами евреи. Теперь они делают вид, что пришли лишь восстановить порядок и не собираются покушаться на нашу веру. Вот тут-то филоэллины и воспряли духом при поддержке тех, кто хочет мира сегодня, сейчас. Эти последние не видят дальше своего носа и не соображают, что послабления будут длиться лишь до воцарения очередного Антиоха.

Агенор всегда поражал Публия, а потом и Натанэля, своими метаморфозами. Вот и теперь, перед ними сидел и попивал хорошо разбавленное вино не пьяница, не трусливый эллинист, не служка предателя Менелая, и даже не хитрый лазутчик, а прозорливый мыслитель. Но тут Агенор ухмыльнулся и, снова преобразившись до неузнаваемости, подмигнул Натанэлю:

– А ты, я слышал, породнился с сыновьями Маттитьяху?

После этого ему пришлось уворачиваться от половника, которым Шуламит норовила его огреть.

Лисий с Антиохом все еще не объявлялись, но теперь обитателей храмового комплекса беспокоили из Хакры. Это было в основном мародеры, пытающиеся поживиться в брошенных домах Ершалаима. Впрочем и населенные дома их не останавливали, но таких уже почти не оставалось в городе. Прогуливаться по стене окружающей храмовые дворы стало опасно – туда могла залететь пущенная забавы ради стрела. Это беспокоило Натанэля и бесило Сефи, которому благоразумие и опыт не позволяли решиться на вылазку. Оба они чуть ли не вздохнули с облегчением, когда появилась сирийская армия и расположилась лагерем в Гееноме.

Лисий появился у стен Храма ранним утром, когда солнце еще только взошло, тени оставались длинными и дул прохладный ветерок.

– Вам всем радоваться – приветствовал он находившихся на стене.

– Так и быть, радуйся и ты – проворчал Сефи, показавшись из-за зубца стены – А где же ваш царь? Или его мамка на пустила?

– Зачем тебе царь? – весело крикнул Лисий – Не довольствуешься ли стратигом? Ты тоже пока не император!

– Может пустить в него стрелу? – спросил лучник, прячущийся за соседним зубцом стены.

Он наложил стрелу на тетиву и держал свой лук полунатянутым. На его лице было ясно написано желание всадить стрелу прямо в горло сирийцу, хотя тот стоял слишком далеко для верного выстрела. Натанэль только хмыкнул, а Сефи прошипел:

– Не дури, он же специально нас провоцирует. Посмотри на гоплитов по обеим сторонам от него. У них щиты-то медные. Этот выродок хоть и не трус, но и не дурак.

– Ну и что надо стратигу? – крикнул он Лисию.

– Надеюсь, вы не собираетесь биться со всей нашей армией – ответил тот – Поэтому предлагаю сдаться и открыть ворота. Обещаю – все останутся живы.

– Ты забыл сказать – свободны – крикнул Натанэль, тоже высунувшись наружу.

– О, кого я вижу! – удивился стратиг – Ты же вроде бы был латинянином? Публий, если не ошибаюсь?

– Ошибаешься, я был самнитом – поправил его Натанэль – А теперь я иудей и зовут меня Натанэль.

– Очень интересно – протянул Лисий.

На его лице читалось искреннее недоумение человека, затрудняющегося уяснить как успешный инженер может стать мятежником.

– Ну так что же насчет свободы? – поторопил его Сефи.

– А вот этого не будет – веселое настроение враз покинуло стратига – Скажите спасибо, что не будете распяты на этих стенах.

– Ну что ж, спасибо что готов сохранить нам жизнь – задумчиво сказал хиллиарх – Это весьма щедро с твоей стороны и мы тебе всемерно благодарны за доброту…

Лисий внимательно смотрел на него ожидая продолжения.

– Вот только есть одна загвоздка – улыбнулся Сефи – На кой ляд нам жизнь без свободы? Не правда ли, друзья?

– Истинная правда – нестройно ответили люди на стене.