Повести

– Не знаю. Дали изучить техзадание. Это просто разовая работа. Так что я точно не войду в сам проект.

– Понятно, – разочарованно протянул он.

– Почему ты так хочешь, чтобы я вошел туда?

– Потому что ты достоин. Кого же и звать туда, как не тебя!

– Успокойся, а то кто-нибудь услышит.

Платон оглянулся по сторонам, но все сидели от нас на некотором расстоянии, потому что он сам так выбирал для нас места, где с одной стороны находилась стена. Это чтобы я мог спокойно спать на лекциях под его прикрытием. Я опасался совсем не посещать лекции и практику, поскольку за это, несмотря на досрочную сдачу мною многих зачетов, меня могли скинуть с бюджета или даже поставить вопрос об отчислении из-за пренебрежения утвержденными правилами вуза. А ведь я поклялся Нике, что получу вузовский диплом и офицерское звание на военной кафедре. Кстати, занятия там были достаточно интересными и даже полезными для меня в плане получения новых знаний и навыков, применимых в производстве видеоигр. Хотя Николь, увидев меня на фото в форме ФКПО, чуть в обморок не упала. Пришлось даже успокоительное ей дать. Правда, потом, внимательно все разглядев, она сказала, что форма мне очень идет и в ней я совершенно неотразим. Но эта форма всегда напрягала ее, потому что являлась как бы армейским фетишем.

Папку, полученную от руководителя проекта, я открыл только дома. И первое, что впечатлило меня, была сумма вознаграждения, правда, не в числовом выражении, а общими словами. За выполнение данной задачи мне обещали 100%-ю доплату к стипендии до конца срока обучения. Я присвистнул и, подумав, решил вечером, когда Николь уснет, внимательно посмотреть техническое задание. Однако, я все же набрал номер Игоря и рассказал ему об этом.

Игорь помолчал, а потом сказал:

– Конечно, сумма немалая, но это и напрягает. Что-то тут нечисто. Если ты все же возьмёшься и сделаешь им эту работу, не возникнет ли у них какой-нибудь зацепки, чтобы и в дальнейшем принуждать тебя к нашей работе. Думаю, если не получилось мытьем, так они катаньем решили тебя завербовать. Посмотри и подумай. У нас сейчас одна тема в проекте сильно подвисла, конкретно буксует и тормозит многие решения. Думаю, они именно ее тебе и дали. Не могу, к сожалению, рассказать подробно, подписку давал. Но в общих чертах, надеюсь, ты все понял.

– В моем договоре нет ничего про подписку. Чем еще они могут в будущем меня зацепить?

– Знаешь что, а внеси-ка ты пункт туда о том, что заказчик в будущем не будет иметь прав настаивать на новых работах исполнителя, если только тот сам не согласится их делать. Если они подпишут его… ну, значит, все хорошо. По крайней мере, у них не будет ничего, чтобы как-то воздействовать на тебя в будущем.

Оставалось посмотреть техзадание. Оно действительно оказалось весьма сложным, но я знал, что оно мне по зубам, поскольку нечто похожее я уже делал в паре с одним очень сильным мастером. Мне было тогда всего 15 лет, и по совету отца я согласился поучиться у одного его подопечного. Именно тогда я и узнал, как создаются такие матрицы, которую мне предлагали сделать.

По моим прикидкам работы по ее созданию было примерно на месяц. На всякий случай в строке срок исполнения – я поставил 2 месяца, красным курсивом дописал свое условие и послал руководителю проекта. Он перезвонил мне через полчаса:

– Мы согласны. Завтра вам передадут уже подписанный договор. Подпишите его и верните нашему сотруднику первый экземпляр. После этого вам предоставят все необходимое для выполнения задания. Авансов, к сожалению, у нас не предусмотрено, так что первый платеж придет вам вместе со стипендией.

Вечером я рассказал обо всем Нике. Упомянул и разговор с Игорем.

– Но тебя ведь вовсе не денежный вопрос привлек в этом, – сказала она задумчиво, – Что, само задание настолько интересно?

Я засмеялся:

– Как же ты уже хорошо меня изучила. Ты права, там много всяких сложностей, вызывающих у меня азарт. От меня требуется создать некую обезличенную матрицу из нескольких взаимоувязанных разветвляющихся алгоритмов, применимую к различным объектам. Матрицы ведь часто используются в программировании, например в 3D-моделировании.

Когда-то я уже делал нечто подобное под руководством одного очень сильного чела. Кстати, он хвалил меня. Поэтому сейчас хочу попробовать сам, думаю, смогу. Но не волнуйся, это совершенно не изменит моего режима, я буду по-прежнему твоим любимым мальчиком, примерным мужем и папочкой для Берты. И все дела по дому продолжу делать, как и сейчас, ты будешь заниматься только ребенком.

– Как такое возможно? Да и здоровье не железное, нельзя так перегружаться.

– О чем ты? Мне и 20-ти лет еще нет, на таких, как я, пахать и пахать.

– Таких как ты нужно любить и лелеять, – улыбнулась она и прижалась ко мне, а я подумал, что если бы она только заикнулась, я бы, не задумываясь, отказался от задания.

Деньги ее вообще не волновали, распоряжаться ее ежемесячным пособием и моей стипендией она полностью предоставила мне, поскольку именно я заказывал продукты и все необходимое для дома, оплачивал коммуналку по двум квартирам и покупал по поручениям Ники все для Берточки. Конечно, Николь имела свободный доступ к моей карте и к счету, на который мой отец продолжал ежемесячно перечислять деньги, но никогда не пользовалась ими. Ничего не сказав ей, пару раз я платил с этого счета, когда мы покупали для Николь зимнюю одежду, которая влетела в копеечку. Слава богу, вертясь в красивой светлой норке перед зеркалом в примерочной и поочередно надевая еще несколько обновок, моя женушка даже не поинтересовалась стоимостью покупок. Ведь она всегда была наивной, а сейчас стала еще и беспечной, поскольку все финансовые вопросы решал я. Но это и грело мне душу, ведь Николь так радовалась жизни, что и являлось моей главной целью.

***7

Отец очень обрадовался тому, что я согласился выполнить работу для отдела инноваций. Хотя я и предупредил его, чтобы больше не строил никаких планов. Он просил меня приехать, чтобы мы могли вместе пообедать где-нибудь, но я был слишком загружен. Правда, Николь почти всю работу по дому теперь успевала сделать сама, за что я ругал ее. Она лишь улыбалась и ластилась ко мне, зная по опыту, что я совершенно не могу на нее сердиться и сразу полезу целоваться, чего она и добивалась.

Все, кто знал ее, признавали, что после рождения Берточки она просто расцвела. Я мог смотреть на нее бесконечно, настолько весь ее облик притягивал мой взгляд. И конечно, не только мой.

После родов ей трудно было выделить время на парикмахерскую, поэтому она отрастила волосы до плеч и стала выглядеть точно бабочка. Ее легкие пушистые пряди ореховых оттенков взлетали от дуновений даже слабого ветерка и плавно опускались ей на плечи, глаза ее стали более выразительными, чем раньше, потому что она перестала их подводить, ведь подводка делала их немного кукольными, а кожа щек сейчас просто светилась изнутри нежнейшим розовым светом. Даже губы ее без помады выглядели теперь более соблазнительно в своей полудетской припухлости.

Когда выражение ее лица принимало серьезное выражение, я не мог скрыть улыбку, поскольку она становилась похожа на школьницу, сдающую экзамен. В глазах ее при этом всегда прятался безотчетный страх получить двойку. А когда она радостно улыбалась, мне хотелось целовать ее до бесконечности.

Сегодня я приехал домой пораньше. Руководитель проекта все-таки договорился, и меня на 2 месяца официально освободили от практических занятий. Когда я уже припарковался, то заметил достаточно далеко от нашего подъезда машину отца и его секретаря, открывшего дверь для него. Садясь в машину, отец не заметил меня.

Дома я спросил вернувшуюся с прогулки Николь:

– Отец опять наблюдал за тобой сегодня?

– Не знаю, не видела, – сказал она, раздевая Берточку, – Как хорошо, что ты эти два месяца будешь приходить раньше. Я ведь так скучаю по тебе всегда.

– Не забывай, мне придется много работать.

– Мне достаточно видеть твою спину и твой восхитительный ёжик на голове, они меня успокаивают, – улыбнулась она, после чего занялась Берточкой, а я пошел разогревать нам обед.

Меня не отпускал вопрос, почему отец снова следил за Никой. Мы вроде бы все давно с ним решили, и несколько раз я говорил ему, чтобы он не появлялся возле дома, когда Николь гуляет с ребенком. Для общения с Берточкой я сообщал ему время, когда с ней выходил гулять я. Правда, он совершенно не умел общаться с маленькими детьми. Привозил очередную игрушку и дорогой шоколад, несмотря на то, что я много раз говорил – годовалому ребенку нельзя есть такое. Но отец всякий раз забывал это, хотя в своей работе никогда и ничего не упускал из виду.

– Ну, тогда шоколад пусть Николь съест, – отвечал он мне и доставал из кармана для Берточки печеньице и пастилки, предназначенные специально для детей до года.

Именно на шоколаде я сейчас и зациклился. Как и почему отец мог не запомнить то, что шоколад – это совсем не малышковый продукт, тем более такой дорогой и с ликером. Первый раз я решил, что он купил его вовсе не для Берточки, а для своей теперешней пассии, но потом просто забыл в кармане. Однако отец каждый раз делал вид, что вновь не помнит о запрете на такие сладости для маленьких детей и убеждал меня все-таки взять его для Николь. Хотя она сейчас не ела шоколад. Не только тот, который привозил мой отец. После родов она вообще ограничивала сладости до минимума, который составлял у нее лишь одну чайную ложку меда в день. Все остальное было под строгим запретом. Поэтому шоколад я брал с собой в универ и делился им с Платоном.

– Ничего себе, как ты роскошествуешь, – неизменно говорил мне тот. Ведь данный шоколад стоил по меньшей мере 50 долларов за двухсотграммовую плитку.

После обеда Николь ушла в детскую и прилегла рядом с кроваткой Берточки. В это время они обычно спали. Убрав со стола, я уже хотел сесть за работу, но вдруг услышал, как кто-то снаружи набрал код на двери, и она почти бесшумно открылась. Я замер и приготовился нажать тревожную кнопку, но на пороге появился отец.

Увидев меня, он сделал шаг назад, но потом все-таки вошел. Мне тут же пришло на ум, что он наверняка еще не знает о моем освобождении от практических занятий, а значит, он пришел совсем не ко мне. В этот момент из детской вышла Николь. Увидев моего отца, она застыла, не в силах сделать ни шага. Мне пришлось затолкать ее обратно в детскую и шепнуть ей, чтобы она пока не выходила, после чего я спросил у отца:

– Что ты здесь делаешь?

Он молчал и смотрел в сторону. Но лицо его приковало мой взгляд. Что-то было в нем такое…

– Зачем ты пришел? – снова спросил я.

– Не знаю, – глухо ответил он бесцветным голосом, – я уже ничего не знаю.

– Пройди и сядь, – схватил я его за руку и принудил сесть.

– Дай свой мобил, – потребовал я, – и разблокируй его.

Он разблокировал и протянул мне свой телефон. Я открыл в нем нужную папку и увидел множество фотографий Николь с ребенком. Хотя на двух мы были сняты все втроем. Там мы с Николь весело смеялись, глядя на то, как Берточка удивленно смотрит на воробья, нахально севшего ей на плечико, чтобы полакомиться сладкой булочкой у нее в руках. Оба этих фото были сделаны с достаточно близкого расстояния, так что имелась возможность хорошо рассмотреть все детали.

– Фотографии с воробьем, пожалуйста, не удаляй, – устало попросил отец.

– Когда у тебя это началось? – спросил я, внимательно глядя на него.

Он опустил голову: