История схоластического метода. Второй том, 2-я часть: По печатным и непечатным источникам

Для историографии схоластического метода особенно важны замечания в «Прологе» Роберта фон Мелуна, посвященные происхождению «Сентенций».

Доктрина веры, как он представляет этот отрывок, трактовалась святыми отцами по-разному. Чем полнее и в то же время яснее изложение доктрины веры, тем больше оно подходит для обучения тех, кто менее способен ее понять. Слабость человеческого ума, затрудняющая или полностью препятствующая пониманию Священного Писания, бывает разной. Некоторые не могут долго читать, они мало читают и поэтому мало знают.

У других слабая память, и поэтому они упускают плоды чтения, т. е. более глубокое понимание. Другим мешает глубже проникнуть в истину слабость рассудочных способностей. Для всех этих людей предназначены те богословские трактаты, которые носят название «Сентенции». В «Сентенциях» в сжатой и ясной форме излагается обширный компендиум идей Отцов[84 - «Huius vero fidei doctrina varie multipliciterque a sanctis doctoribus traditur, que quanto compendiosiorem evidentiam habet, tanto ad eruditionem minus capacium idoneor est. Est namque humane nature languor varius et multiplex, quo ab intelligentia celeberrime sacre scripture revocatur atque penitus repellitur. Quidam enim sunt, qui lectionis laborem diu ferre non valent et ideo ut pauca legunt pauca sciunt; alii vero sunt, qui licet lectionis multitudine non vincantur, labilis tarnen memorie incommodo lectionis fructu privantur i. intelligentia. Sunt et nonnulli, qui neutro predictorum malorum ab intelligentia sacre scripture prepediuntur, sed sola ingenii tarditate ne ad eam penetrent retrahuntur. His vero omnibus in illis sacre scripture tractatibus precipue consultum invenio, qui sententie nomine inscribuntur, quoniam in eis est parcitas verborum apta et sententiarum compendiosa fecunditas non obscure, sed evidenter expressa» (fol. 5).].

При ближайшем рассмотрении оказывается, что толчком к созданию «Сентенций» послужили труды самих Отцов.

С богословской точки зрения было справедливо отмечено, что патристическая литература содержит множество сомнительных, сомнительных и явно противоречивых афоризмов, которые не только дают врагам веры желаемый материал, но и часто грозят осложнить работу защитника веры. Однако в определенном смысле развитие патристики свидетельствует и о провиденциальной пользе ереси. Ведь именно ереси привели к очень конкретным и четко определенным высказываниям Отцов по вопросам веры. Так, арианские споры привели к очень краткой формулировке догмата о Троице[85 - «Qua necessitate vero scribendi libros sententiarum inoleverit et qualiter in dubiis sanctorum patrum scriptis intellectum nostrum formare debeamus quidam videtur innuere sie dicens: Iam postquam ex confragosis locis hueusque evasimus, considerare libet attentius, cur semper hac re in sanctorum patrum tractatibus reperiuntur tarn dubie tarn scrupulose sententie et que sibi invicem nonnumquam contrarie videntur, ut non solum qui contendendi intentiones suas congregant materiam in eis inveniant errandi, sed et qui ex eis astruere velint fidem catholicam non facile se queant expedire. Oportet, inquit apostolus, hereses esse, ut qui probati sunt manifesti fiant. Quod in hoc evidentissime probatur. Iam enim obscurissimam de trinitate sententiam claram omnibus eifecerunt Arianorum contentiones et disputationes subtilissime» (fol 5). На полях написано: «Cur libri sententiarum fiant».].

Отцы, как правило, не защищали то, что не оспаривалось. Иногда они все же затрагивали вопросы, которые не оспаривались в различных контекстах. Однако, поскольку эти случайные замечания еще не могли относиться к реальным проблемам, такие высказывания отцов сами по себе не являются достаточными для отвержения позднейших заблуждений[86 - «Sancti patres quod non impugnabatur non defendebant, nisi quod aliquando in tractatibus suis hoc inde proferebant, quod res postulabat, que habebatur in manibus. Quod quia questionibus non respondebat que nondum erant parum modo sufficere videtur ad eas cum exurgunt compescendas» (fol. 6).].

Таким образом, в трудах Отцов есть много такого, что вполне хорошо сказано на своем месте, но что, будучи вырванным из контекста друзьями заблуждения, дает совершенно иной смысл, чем предполагал автор. Отцы, которые, будучи простыми людьми, не могли предвидеть всех будущих ошибок, записали много вещей, которые имели в виду и сказали вполне хорошо, но были выражены несколько неясно и по этой самой причине могли дать лжеучителям зацепки для ошибок и споров. Специалист по святому Августину знает, как изречения этого отца церкви стали предметом неправильного толкования и злоупотреблений. В книгах, написанных Августином до появления пелагианской ереси, есть много отрывков, на которые эта секта ссылалась в защиту заблуждения и на основании которых она утверждала этого глубоко католического мыслителя за собой. В результате святой Августин был вынужден опубликовать несколько трудов против этой ереси, а также исправить более ранние высказывания, чтобы они не были злонамеренно неверно истолкованы. Взгляд на его «Опровержения» и другие труды ясно говорит нам об этом. Цитатами Августина злоупотребляли и в учении о таинствах. Нет ни одного места, как бы хорошо оно ни было сказано, которое не исказил бы учитель заблуждения. В своем «Enarratio» на Пс 98 Августин говорит о Христе: «Он принял плоть, ходил во плоти и дал нам Свою плоть в пищу для спасения». Сразу после этого Августин вкладывает в уста Христа следующие слова: «Ты не будешь есть это тело, которое ты видишь, и не будешь пить эту кровь, которая будет пролита на кресте». Это звучит очень противоречиво.

Благоразумный читатель, который читает и оценивает патристические тексты с той же благожелательной объективностью, с какой светские люди читают профанные тексты, не станет сразу осуждать столь сомнительное и кажущееся сомнительным патристическое предложение, а внимательно изучит столь сложный отрывок, взвесит его со всех сторон и примет во внимание внешние обстоятельства, которые были решающими при составлении данного письма.

Если же это исследование не приведет к определенному результату, спокойный читатель скорее признает свое невежество и неспособность понять текст, чем без лишних слов обвинит автора в ошибке. Если вернуться к вышеупомянутому противоречию у Августина, то эти тексты вполне можно согласовать, поскольку в первом отрывке речь идет о реальности Тела и Крови Господа, а во втором – о материальном, чувственном облике Тела и Крови. Как признает каждый знаток патристики, святой Иероним, как и святой Августин, боролся с оригенистами и пелагианами, а также с другими отцами в борьбе с другими ересями. Святой Роберт Мелунский говорил о натиске ереси на Церковь с теплым католическим чувством веры: На протяжении веков ереси боролись с Церковью, построенной на скале. Но эта скалистая крепость остается непоколебимо твердой, в то время как сталкивающиеся с ней ереси разбиваются вдребезги, как глиняные сосуды.[87 - «Plurima de sacramentis in scriptis suis reliquerunt (sc. S. Patres), que suo loco bene dicta, ab eis qui contendere vel errare amant eruta de locis suis per se videntur aliud sonare, quam sonant unde assumpta sunt et quam senserit qui scripsit. Sed et multa de eadem re ab eis relicta sunt, que bene dicta obscurius utpote ab eis qui ut homines venturas omnes errorum calurnnias non poterant previdere, mala intellecta materiam errandi vel contendendi perditis videntur prestare. Quod beato Augustino in multis accidisse non ignorat qui librorum eius lectionem famili?rem habet. Antequam enim pelagiana heresis exurgeret, in libris quos iam ediderat non pauca posuerat, que exurgens illa heresis sie cepit ad patrocinium sui erroris, ut et paria secum sentire iaetaret virum per omnia catholicum. Unde illi necessitas importata est plures postea libros contra pestem illam edere et confiteri crebro bene dicta sua ad devitandum tarnen pravum legentium intellectum aliter quam dixerat dixisse se debuisse, quod scire potest qui libros retraetationum legerit aliosque quos ille conscripsit. Quin etiam super hac re de sacramentis predicto viro simile videtur accidisse. Sed qui errare vult vel errorem docere, nihil tarn bene dictum, quod non possit malo intellectu depravare. Nam ut alia omittam, quis credere possit virum eruditissimum edidisse in scriptis suis, quod ignarus quilibet si scripsisset prima facie respuendum non dubitaret. Quid enim magis ignarum quam uno in loco contraria sibi edere? Nam cum psalmum tractaret XCVIII, de carne inquit marie: carnem assumpsit et in ipsa carne ambulavit et ipsam carnem nobis manducandam ad salutem dedit. Statimque post pauca: non hoc corpus quod videtis manducaturi estis nee bibituri illum sanguinem quem effusuri sunt qui me crueifigent. Quid magis contrarium? Sed prudens lector et qui benevolentia ea ecclesiastica legit, qua a secularibus secularia leguntur… si librum ecclesiastici doctoris legit, si quid in eo quasi dubium et scrupulosum invenit, non statim illud exsecrando (?) invadit, sed inspicit et discutit… et ad ultimum prius eligit confiteri se ignorare vel non intelligere quam illi erroris notam impingere. Sie autem illud Augustini intelligendum est, quod et ipsum est corpus et non ipsum. Ipsum quidem est materiali essentia, non ipsum visibili forma……Que singule (sc. hereses) suo tempore impugnaverunt petram supra petram edificatam et que in soliditate sua permanente petra collise in illam ut lutea vasa sunt et fraeta» (fol. 6).]

Тот, кто хочет найти свой путь через трудности, указанные при изучении Отцов, должен избрать простоту и простодушие веры в качестве первого руководства для своего мышления.

Отцы выражали ее повсюду, иногда несколько туманно, иногда более ясно. Если теперь мы обнаружим, что изречения и мысли Отцов совпадают в единомыслии веры, мы должны радоваться в утешительном убеждении, что нашли истину. Но когда мы осознаем, что наши собственные мнения и позиции не укладываются в рамки, очерченные верой, тогда мы уже не можем сомневаться в том, что ходим по путям заблуждения. Поскольку Дух истины наставлял нас через апостолов и апостольских мужей, наши рассуждения должны быть испытаны жезлом веры, и, в соответствии с наставлением апостола, мы должны исключить всякое высокомерие перед лицом Божественной истины и принести нашу силу рассуждения на служение Христу. Когда читатель встречает в трудах Отцов отрывки, где упоминается тело Христа, троекратное разделение тела Христа на жертвенное тело на кресте и на мессе, на тело Христа в причастии и на Церковь как мистическое тело Господа даст ему ценные подсказки для правильного объяснения соответствующего отрывка из Отцов.[88 - «Quisquis ergo in sanetorum patrum traetatibus se exercens in his et in similibus inoffenso vult pede incedere, primas sibi intellectus lineas de huiusmodi fidei ponat simplicitatem. Quam cum catbolicos patres modo obscurius modo apertius in omnibus constet predicare, cum in fidei convenientiam eorum viderit concurrere sententias gaudeat de inventione veritatis…… Porro opinionum suarum rationes …, si exitus earum prescriptas fidei lineas inveniuntur vel non implere vel excedere, plenas esse non dubitet erroris quas veritati constiterit non convenire. Cum enim per apostolos et apostolicos viros omnem veritatem iam olim nos docuerit spiritus veritatis, … ad examen fidei corrigende sunt rationes et seeundum apostolicum preeeptum destituenda est omnis altitudo extollens se adversus sententiam Dei et in captivitatem redigendus omnis intellectus in obsequium Christi. Ubicumque ergo prudens lector aliquid invenerit de carne vel corpore Iesu, recurrat ad illam triplicem distinetionem carnis vel corporis, quam supra non presumptione mea adinveni, nee meo sensu formavi, sed protuli ex patrum sententiis, et videat et discernat seeundum quem modum ibi agatur…… Aliter enim cogitanda est caro illa vel corpus, quod pependit in ligno et sacrificatur in altari, aliter caro et corpus, quod qui mandueaverit habet vitam in se manentem, aliter caro vel corpus eius, quod est ecclesia» (fol. 6).]

Этим Роберт Мелунский завершает свой экскурс о причинах появления литературы афоризмов. Необходимость такого обобщения и ясного изложения мыслей Отцов обусловлена, во-первых, огромным объемом патристического материала, для освоения которого интеллектуальных способностей среднего богослова недостаточно, а во-вторых, множеством трудных, неясных, кажущихся противоречивыми текстов патристической литературы, требующих разъяснения. Некоторые высказывания нашего схоласта напоминают фразы из пролога к «Sie et non» Абеляра или предисловия к сочинению афоризмов Ломбарда. В суждениях Роберта Мелунского о патристике можно заметить определенную независимость. Его замечания о влиянии еретических антагонизмов на формулирование догматов, особенно замечания об Августине, обнаруживают намек на догматико-исторический подход. Роберт фон Мелун не отдает дань механической концепции auetoritas; он не придает безусловной доказательной силы вырванным из контекста цитатам из Отцов как таковым, но также учитывает контекст и другие внутренние и внешние аспекты текстов Отцов. Животворящий дух, одушевлявший Отцов, должен перетекать и в произведения Сентенций. Идеал «Сентенций», предусмотренный нашей схоластикой, – это не просто внешняя систематизация традиционных слов Отцов, но органичное, глубоко проникновенное развитие идей Отцов в единую богословскую систему, опирающуюся на надежный фундамент церковной веры.

ПЯТАЯ ГЛАВА. ПЕТР ЛОМБАРД

§1. ОЦЕНКА ПЕТРА ЛОМБАРДА И ЕГО «LIBRI QUATTUOR SENTENTIARUM»

Подробное рассмотрение и оценка трудов Петра Ломбарда[89 - О нем и его трудах см. Morgott в Wetzeru. Weites Kirchenlexikon IX 1916—1923; R. Seeberg в Herzogs Real-Enzyklop?die XI 630—642; Protois, Pierre Lombard, Paris 1880; K?gel, Petrus Lombardus in seiner Stellung zur Philosophie des Mittelalters, Greifswald-1897; J. N. Espenberger, Die Philosophie des Petrus Lombardus, M?nster 1901; O. Baltzer, Die Sentenzen des Petrus Lombardus, ihre Quellen und ihre dogmengeschichtliche Bedeutung, Leipzig 1902; H. Denifle in Archiv f?r Literaturund Kirehengesehichte des Mittelalters I 610 ff; J. de Ghellinck, Le traite de Pierre Lombard sur les sept ordres eecl?siastiques. Ses sources, ses copistes. Extrait de la Revue d’histoire ecclesiastique X – XI, Louvain 1910.] (профессора Парижской кафедральной школы примерно с 1140 года, епископа Парижского 1159—1160, † 1164) будет необходимо для изложения истории схоластического метода по той простой причине, что «Magister sententiarum» часто описывается как основатель схоластической теологии, а его труды по sententiae – как триумф схоластического метода. Мы встречаем эту точку зрения у Мабильона, Генера[90 - Scholastica vindicata, Genuae 1766, 162: «Hie (sc. Petrus Lombardus) primus Theologiae Scholasticae conditor.»], Симлера[91 - Des Sommes de th?ologie, Paris 1871, 94: «Pierre Lombard a de’finitivement assure» le triomphe de la th?ologie scolastique.»] и Эспенбергера[92 - A. l. c. 32: «Поэтому Петра можно с полным основанием назвать основателем строго схоластического метода, получившего распространение в XIII веке, поскольку он в основном способствовал его триумфу».]. По мнению Фр. Луфса[93 - Leitfaden zum Studium der Dogmengeschichte4 (1906) 499.], Сентенции Петра Ломбардского были победой схоластического метода, и комментарии схоластов XIII века и более позднего времени к этим Сентенциям свидетельствуют об этой победе.

Даже если обозначение лангобарда как основателя схоластического богословия слишком преувеличено, учитывая Ансельма Кентерберийского, отца схоластики, и богословские работы первой половины XII века, поразительное влияние, которое афоризмы нашего схоласта оказывали на протяжении веков как «богословский фундаментальный труд Средневековья», прокомментированный бесчисленное количество раз, все же заставляет нас проанализировать метод, которого он придерживался. Тогда можно будет ответить на вопрос, обусловили ли методологические достоинства и особенности это влияние. В связи с этим также станет ясно, оказал ли и в какой степени «Magister sententiarum» методологическое влияние на последующую схоластику.

Последней причиной для более детального изучения Петра Ломбардского являются различные, порой диаметрально противоположные суждения и оценки его «Сентенций» более поздними авторами. По мнению одних, это произведение – лучшая из диалектико-теологических сумм XII века, очень удачное достижение в целом, действительно превосходный учебник для своего времени. Согласно другой точке зрения, «Сентенции» – это работа, которая была понятна, уравновешивала противоречия, но не углублялась в них. Одни видят в этом произведении печать свободы, которая с тех пор была утрачена, другие считают «Сентенции» Ломбарда «подлинно католическим, схоластическим богословием без собственного мышления».[94 - «Лучшая из этих диалектико-теологических сумм, Sentenzenwerk Петра Ломбарда, была возведена в ранг основной книги теологических лекций в Парижском университете вместе с текстом Писания и наряду с ним» (H. Felder, Studien im Franziskanerorden, Freiburg i. Br. 1904, 513). – «Quattuor libri sententiarum, труд, который в целом был очень удачным достижением и как таковой удовлетворял богословов не только в свое время, но и в течение многих веков после него, настолько, что использовался почти исключительно как учебник для преподавания» (J. Kuhn, Katholische Dogmatik I, T?bingen 1846, 258). – «Это был действительно превосходный учебник для своего времени» (Р. Зееберг в «Энциклопедии Херцога» XI8 633). Сиберг также цитирует там же 641 хвалебное высказывание Лютера об афоризмах Ломбарда. – «Его (Ломбарда) труд, который был понятен, уравновешивал контрасты, но не углублялся, стал и оставался на протяжении веков главной основой преподавания теологии в школах» (?berweg Heinze, Grundri? der Geschichte der Philosophie II9 211). – «Однако на этом труде лежит печать свободы, которая с тех пор была утрачена, так как в нем часто сталкиваются мнения с мнениями из-за колебаний патристической традиции» (Harnack, Lehrbuch der Dogmengeschichte III 374). – «Соответствующим богословским трудом является „Libri quattuor sententiarum“ Петра Ломбарда. Это истинно католическое, схоластическое богословие: никакого собственного мышления – опасность которого только что проиллюстрировал Абеляр – размышление над мыслями Отцов и примирение их противоречий, которые только что ярко высветил „Sic et non4“ Абеляра» (P. Wernle, Einf?hrung in das theologische Studium, T?bingen 1908, 228).] Разрешить эти противоречия можно только путем исторического изучения и оценки методов научной работы «Magister sententiarum».

В последующих объяснениях нам, по понятным причинам, придется сосредоточиться прежде всего на главном труде нашего схоласта – его «Сентенциях». Однако его экзегетические труды, прежде всего комментарии к Паулинам, также сыграли значительную роль в развитии средневекового богословия, особенно в объяснении Библии. Это подтверждается их широким распространением в рукописях. Они рассматривались схоластами как фактическая глосса на Паулины. Даже в комментарии Петра из Корбейля (†1222) glossa к Паулинам относится к глоссе Ломбарда, а не к глоссе Валафрида Страбона. Денифле[95 - Die abendl?ndischen Schriftausleger etc. 94 f.] впервые обратил внимание на то, «что вскоре после того, как „Сентенции“ Ломбарда начали комментировать, был предпринят ломбардский комментарий к „Паулинам“», то есть что Петр Ломбард «стал не менее авторитетным толкователем „Паулинов“ в Парижском университете, чем „Сентенции“ в систематической теологии». Для истории схоластического метода объяснения Писания Ломбарда представляют интерес потому, что в них периодически встречаются методологические принципы и потому, что патристические материалы, собранные для экзегетических трудов, также пошли на пользу систематическим афоризмам.

О том, как высоко ценились «Сентенции» Петра Ломбардского в схоластике, говорит и их рукописная передача. Копии «Сентенций» чрезвычайно многочисленны в XII веке и еще более многочисленны в XIII и последующих веках[96 - В Парижской национальной библиотеке хранятся целые группы рукописей Сентенций Петра Ломбардского, например, Codd. lat. 15 701—15 728, 16 374—16 378, 17 464—17 466. В муниципальной библиотеке Реймса имеются копии Сентенций в Codd. lat. 460—464. Многочисленные рукописи «Libri quattuor sententiarum» хранятся также в Королевской библиотеке Бамберга (Codd. 118—125) и др. Интересен Cod. 233 из библиотеки Брюгге. В своем Каталоге манускриптов Публичной библиотеки Брюгге (Bruges 1859, 214 f) Лау де называет схоластическое сочинение, содержащееся в этой рукописи, Sententie magistri petri longi и замечает: «On ne trouve le nom de Petrus Longus ni dans l’histoire litt?raire de la France, ni dans Oudin, ni dans Cave.»При ближайшем рассмотрении, однако, этот не поддающийся описанию Петрус Лонгус оказывается Петрусом Лонгобардусом. Это копия «Сентенций» Ломбарда, которая имеет дефект в начале. Имя * Petri Long» на переднем форзаце следует читать не как Petrus Longus, а как Petrus Longobardus.].

После изобретения печатного искусства «Ломбард» печатался рано и часто.

Оригинальная рукопись «Сентенций», которую Стивен Лэнгтон в своем завещании передал церкви Нотр-Дам в Париже, была утеряна. Ее уже не найти среди латинских рукописей Нотр-Дама, которые до сих пор хранятся в Парижской национальной библиотеке. Ж. де Геллинк[97 - Le traite de Pierre Lombard etc. 17 A. 2.] считает Cod. 960 из библиотеки Труа самой древней рукописью «Сентенций», дошедшей до нас. Она происходит из Клерво и содержит примечание на листе 220: «Anno Domini MCLVIII conscriptus est iste liber».

Большое внимание уделялось оформлению рукописей Сентенций. Мы располагаем рядом великолепно написанных и иллюминированных кодексов этого произведения. Cod. 445 в парижской Арсенальной библиотеке – это чудесный кодекс с маргинальными примечаниями «Libri sententiarum magistri Petri Lombardi» XII века.

Мюнхенская придворная и государственная библиотека владеет великолепной рукописью «Magister sententiarum0» в Clm 18109 (из Тегернзее), также относящейся к XII веку. В верхней части рукописи, украшенной чудесными инициалами, находится обзор глав. Само произведение начинается на листе 14: «Incipit liber primus sententiarum Petri Novariensis. u Источники лангобарда отмечены красным шрифтом на широких полях отдельных листов.

Помимо имени, например, Августина, имеется также красная вертикальная линия, которая простирается до самой цитаты. Таким образом, мы наглядно сталкиваемся с компилятивным методом работы Ломбарда.

Появляются и другие ориентирующие маргинальные пометки, например responsio, similitudo, divisio haec notanda est и т. д. Великолепно иллюминированный лангобардский манускрипт XII века – Лауд называет его «s?perbe manuscrit [98 - Catalogue des manuscrits de Bruges etc. 173.]– это Cod. 184 в городской библиотеке Брюгге. Кодекс украшен красочными инициалами, некоторые из которых украшены арабесками и выделяются на золотом фоне. Прекрасно написанный кодекс предложений XIII века – Cod. 120 Q. VI 53 (лл. 3—158) в Бамбергской библиотеке[99 - Ср. Fr. Leitschuh и H. Fischer, Katalog der Handschriften der kgl. Bibliothek Bamberg I 507. Бамбергские Codd. 121, Q. VI 47 (см. XIII – XIV) и 122, Q. V 12 (см. XIII) также являются рукописями предложений с чистыми инициалами.]. В начале каждой из четырех книг имеется нарисованный инициал. На листе 3 изображен пишущий автор, на листе 4 – церковь и синагога, на листе 88 – рождение Христа в инициале С, а на листе 117 – притча о добром самаритянине в соответствии с вводной мыслью к четвертой книге. Прекрасно написанными кодексами предложений XIII века являются также C 272 Inf. в Амброзианской библиотеке в Милане и Cod. a X 1 в библиотеке аббатства Святого Петра в Зальцбурге, последний с великолепными инициалами на золотом и серебряном фоне. Прекрасные инициалы, первый из которых являет нам образ «Magister sententiarum», также можно найти в рукописи XIII века Plut. XXV Cod. I в Медико-лаурентийской библиотеке во Флоренции. В Plut. XXX Cod. I из той же библиотеки (см. XIII), следующий дистих писца выражает уважение к книге «Сентенции»:

«In numero cleri quisquis probus optat haberi, Est opus, ut scriptis iugiter meditetur in istis».

Это очевидное предпочтение и почитание Ломбарда в количестве и оформлении рукописи «Сентенций» сопровождается похвалой, которой прославлено его главное произведение в средневековой литературе. В своей хронике Альберих из Труа-Фонтена говорит о liber sententiarum как об «opus excellentissimum».[100 - M. G. SS. XXIII 843.] Во вступлениях к своим комментариям на книгу Сентенций поздние схоласты восхваляли ее автора. Безымянный автор комментария к Сентенциям в Clm 9652 дает следующее суждение о Сентенциях на листе 86: «Materia huius operis est summa totius theologice pagine pro capacitate… ingenii breviter hie perstrieta. Intentio eius est fidem rationibus, auctoritatibus necnon argumentis roborare, hereses precidere, in omnibus sequaces instruere. Utilitas autem in duobus consistit: veritatis assertione et falsitatis propulsione.»

Ричард из Медиавиллы утверждает: «Rationes enim Magistri stellis comparantur, quoniam instar stellarum sunt altae, subtiles, clarae et indissolubiles. [101 - Sent. I, Prol.]Францисканский теолог Иоганн де Рипа вводит свой ненапечатанный «Комментарий к сентенциям» самой пышной похвалой «Magister sententiarum»: «Magister petrus lombardus.. doctrine catholice indagator pre similibus… veluti sol divinus montes inflatos humanorum ingeniorum exurens» (Cod. Scaff. X. N. 190 из Антониевой библиотеки в Падуе, fol. l).

Дионисий Картузианский поместил восторженное «Praeconium libri sententiarum» во главе своего комментария к Сентенциям[102 - Новое издание, т. IX 37 и далее.].

§2 СИСТЕМАТИЗАЦИЯ «СЕНТЕНЦИЙ» ПЕТРА ЛОМБАРДА

Рассмотрение и изучение «Сентенций» Ломбарда[103 - Пётр Ломбардский, он же Пётр Новарский, Пётр Ломбард, или просто Ломбард] как богословской системы должно сосредоточиться на структуре этого произведения с учетом его светлых и темных сторон, возможно, зафиксировать модели этого систематического труда и, наконец, осветить его влияние на богословскую систематику схоластики последующего периода.

Следуя Августину, Ломбард использует res et signa в качестве принципа разделения своего труда[104 - Sent. I, d. 1, c. 1—2; ср. S. August, De doctrina christiana 1. 1, c. 2; Grabmann, Geschichte der scholastischen Methode I 134.]. Резоны снова делятся на res, quibus fruendum est (триединый Бог как summa res), и на res, quibus utendum est (мир и все сотворенные вещи в мире). Однако эта внешняя точка зрения на разделение не реализована решительно, особенно в отношении signa. В рекапитуляциях и переходах, которые призваны осветить контекст произведения, эта первоначальная причина деления, как правило, не применяется. Фома Аквинский описывал принцип разделения и единства Сентенций: Бог как principium, из которого исходят все сотворенные вещи, и как finis, к которому стремятся и ведут все сотворенные вещи[105 - In Sent. I, d. 2: Divisio textus.].

Первая книга «Сентенций» посвящена учению о Боге, причем не делается различия между общим учением о Боге и учением о Троице[106 - О структуре книги Сентенций см. St?ckl, Geschichte der Philosophie des Mittelalters II 393—411; Protois, Pierre Lombard 57—98; Scheeben, Dogmatik I 426 f.]. Учение о Боге в Его тринитарном существовании (d. 2—34) вводится трактатами о соответствующем учении об источниках веры (d. 2) и о познаваемости Троицы через тварные образы (d. 3). В изложении самого догмата о Троице сначала рассматриваются процессии в Троице, Сына (d. 4—9) и Святого Духа (d. 10—18), затем равенство, полнота и нераздельность трех божественных лиц (d. 19—21). Затем следуют разделы о тринитарной терминологии (д. 22—26, д. 30), о свойствах (d. 27—29, д. 33) и о присвоении (д. 31—32, д. 34). Оставшаяся часть первой книги (d. 35—48) отведена тем атрибутам Бога, которые подразумевают отношение Бога к миру: знание, вездесущность, провидение и предопределение (d. 35—41), власть (д. 42—44) и, наконец, воля Бога (d. 45—48). Вторая книга посвящена прежде всего возникновению тварей из Бога, учению о творении. На первом месте (d. 1—11) стоит учение об ангелах: учение о природе и наделении (d. 3—4), об испытании и падении ангелов (d. 5—7), о положении злых ангелов (д. 8) и о действенности добрых ангелов (д. 9—11). Затем следует учение о сотворении телесного мира, о гексамероне (d. 12—15) и о сотворении человека (d. 16—20), где уподобление Богу и изначальная одаренность последнего также дает повод к некоторым психологическим рассуждениям.

Учение о сотворении человека продолжается в трактатах о грехопадении первых родителей (d. 21—23), о благодати и свободной воле (d. 24—29) и о первородном грехе (d. 30—33). Книга завершается подробным изложением догматического учения о первородном грехе (d. 34—44). Третья и четвертая книги посвящены возвращению вещей к Богу, reditus in finem. Два основных раздела третьей книги – учение о воплощении и учение о добродетелях и доблестях, которые являются плодами воплощения Христа. В учении о воплощении (d. 1—22) сначала рассматривается само воплощение в соответствии с его причинами и природой (d. 1—5), затем атрибуты Богочеловека (d. 6—16) и, наконец, спасительный акт Христа (d. 17—22).

Трактат о христианской добродетельной жизни, который следует за учением о Воплощении, освещает божественные (d. 23—32) и нравственные добродетели (d. 33), дары Святого Духа (d. 34—35), связь между добродетелями (d. 36) и законом Ветхого и Нового Заветов (d. 37—40). Четвертая книга посвящена учению о таинствах (d. 1—42) и эсхатологии (d. 43—50).

Из этого обзора содержания должно быть ясно, что Петр Ломбардский стремился создать богословскую систему, доктринальную структуру богословия, управляемую архитектурными законами. Его методическое чувство последовательности и организованности также проявляется во многих эпилогах, переходах, извинениях за сделанные отступления и т. д.[107 - Sent. I, d. 87, c. 16; IT, d. 1, c. 11; II, d. 12, c. 1; II, d. 22, c. 1. Комментаторы, особенно Бонавентура и Фома Аквинский, указывают на внутренний контекст в Petrus Lombardus в «Divisio textus».] Критика, которую Мельхиор Кано обрушил на систематику «Magister sententiarum», безусловно, слишком сурова. Согласно ей, кроме классификационного термина distinctio, в sententiae нет ничего отчетливого, ничего организованного и структурированного. Все произведение представляет собой скопление изречений без диспозиции и дидактических ориентиров. В частности, Кано критикует тот факт, что в учении о Боге на первом месте стоит доктрина Троицы, а учение о природе Бога отходит на второй план, что божественные атрибуты справедливости и милосердия обсуждаются в четвертой книге, добродетели – в третьей, а некоторые грехи – опять же в четвертой. По словам Кано, подобные несистематические перестановки встречаются у лангобардов бесчисленное количество раз, так что в работах схоластов, последовавших за ним, наблюдается большая путаница и беспорядок[108 - «Ceteri scholae auctores, perturbatione rationis atque ordinis multum ora- nino peccaverunt, Magistrum videlicet secuti, in cuius quattuor sententiarum libris multa quidem lectio sanctorum apparet, et pro tempore illo haud mediocris sane eruditio. Sed praeter distinctionum vocabula, in quas libri illi divisi sunt, nihil distinctum fere videas, recteque et ordine distributum. Testimoniorum congeriem dicas potius quam dispositionem et rationem disciplinae. De trinitate prima est illi disputatio. Ita prius relata quam absoluta persequitur. Nam de iustitia et misericordia Dei in quarto sententiarum quasi praeteriens disputavit. De virtutibus in tertio. De vitiis quibusdam item in quarto. Innumera sunt eiusmodi confuse ab illo perturbateque tractata. Quamobrem scholasticis, qui huius vestigiis in- haeserunt, confusa etiam fere ac perturbata sunt omnia» (Loci theologici 1. 13, c. 3).]. Шеебен[109 - Догматическое богословие I 427.] считает эту «жалобу Мельхиора Кано на вавилонскую путаницу необоснованной».

Отсутствие принципа в разделении и беспорядок в реализации на самом деле не так уж велики». В качестве основной ошибки он критикует то, «что в учении о Боге учение о сущности Бога не подчеркивается и не ставится впереди и что сразу же рассматривается конкретное существование Бога, что, кроме того, учение о благодати обсуждается только в отношении первого человека и здесь только по случаю греха». В частности, Шибен критикует, «что особенно в Троице порядок не вырисовывается достаточно четко и не соблюдается строго». Р. Сиберг [110 - В «Реальной энциклопедии» Херцога XI3 636.]критикует добавление этических проблем в христологию.

Правильная и справедливая оценка систематики «Книги сентенций» становится возможной благодаря обращению к образцам и примерам, на которых лангобард учился излагать свои богословские вопросы. Часто утверждается, что сочинение Иоанна Дамаскина «De fide orthodoxa» оказало образцовое влияние на систематику «Книги сентенций». Так A. Эрхард[111 - В книге Крумбахера «Geschichte der byzant. Literatur2, M?nster 1897, 70.]: «Ломбард взял его (Иоанна Дамаскина) за образец для своих книг Сентенций». Р. Сиберг[112 - A. a. 0.] также считает, что главный догматический труд греческого богослова оказал влияние на внешний строй «Сентенций» Ломбарда, и ссылается на параллели, особенно во второй книге, а также на организацию учения о таинствах и эсхатологии. Однако маловероятно, что сочинение «De fide orthodoxa» оказало какое-либо влияние на структуру книги Сентенций. Прежде всего, деление «De fide orthodoxa» на четыре книги не является оригинальным и не встречается в греческих рукописях; это более позднее деление, сделанное на Западе, которое, вероятно, было основано на четырех книгах «Книги сентенций» Петра Ломбардского. Однако даже если не принимать во внимание это деление на четыре книги, придется отрицать влияние Иоанна Дамаскина на организацию материала в Petrus Lombardus. Как впервые подчеркнул Ж. де Геллинк, Петр Ломбард использовал только главы 2—8 третьей книги «De fide orthodoxa» (согласно более позднему делению) в 27 цитатах из Дамаскина, найденных в первой и третьей книгах его Сентенций.

Кроме того, лангобард представил и процитировал труд Дамаскина не под названием «De fide orthodoxa», а под своеобразным названием «De Trinitate». На основании рукописных свидетельств Ж. де Геллинк[113 - Les oeuvres de Jean de Damas en occident au XIle siecle, в Revue des questions historiques LXXXVIII 153 ff.] приходит к выводу, что лангобард имел перед собой только семь глав упомянутого труда «De fide orthodoxa». Если это так, то, конечно, не может быть и речи о том, что Иоанн Дамаскин повлиял на систематизирующую деятельность «Magister sententiarum».

Ж. де Геллинк отмечает, что для создания собственной системы лангобарду потребовалось лишь использовать и объединить доступные ему схоластические систематические труды. Предыдущие десятилетия, ненапечатанные «Сентенции», сгруппированные вокруг Ансельма Лаонского и Вильгельма Шампо, более канонически и практически ориентированные «Сентенции» Альгера Льежского и других, догматические труды Абеляра и его школы, главный труд Гуго Сен-Викторского – все это внесло свой вклад в его систематическую работу: «De sacramentis christianae fidei», «Summa sententiarum», приписываемая Гуго Сен-Викторскому, «Sententiae divinitatis», происходящая из школы Жильбера де ла Порри, и др. и т. д. Петру Ломбарду не составило большого труда выделить из этих произведений определенные группы и организовать их с большей или меньшей самостоятельностью. Так, если выделить наиболее значительный из сборников Сентенций, связанных с Ансельмом Лаонским и Вильгельмом из Шампо, Сентенции, начинающиеся со слов «Principium et causa omnium Deus», представляют ход мысли доктрины творения (подчеркивая unum principium – творение ангелов и человека – падение человека и первородный грех) и ставят ряд вопросов, которые мы встречаем и во второй книге Сентенций Петра Ломбардского. В этих работах также можно найти такие группы мыслей, как вера, надежда и любовь, а также провидение и предопределение. Систематические достижения Абеляра также имели для Петра Ломбарда образцовое значение. В частности, «Summa sententiarum», в которой значительная часть ранних систематических работ, несомненно, оказала косвенное влияние на «Magister sententiarum», могла послужить Петру Ломбарду образцом для его систематизирующей работы во многих областях, особенно в учении о творении и таинствах, что очень очевидно, учитывая его большую зависимость от этого широко распространенного труда.

Главный труд Гуго «De sacramentis christianae fidei» мог бы также служить идеалом щедрой систематики для нашей схоластики. Но он не достиг этого идеала. Благодаря своему двойному делению на opera conditionis et restaurationis и благодаря великой единой точке зрения на личность и дело Христа, система Гюго имеет значительно лучшую структуру и представляет собой органическую концепцию и обработку идей Писания и Отцов вплоть до мельчайших деталей; Она несет в себе в большей степени очарование и силу личного, в то время как Petrus Lombardus не поднимается выше внешней классификации слов Писания и Отцов на длинных отрезках и не позволяет основным архитектурным законам своего труда проявиться достаточно решительно, даже в деталях, через постоянное стремление уравновесить противоречивые авторитеты.

С образцовым значением «Сентенций» Гандульфуса для формирования лангобардской системы, конечно, придется расстаться, поскольку, как будет показано ниже, хронологический приоритет догматического труда болонского канониста над книгой «Сентенций» парижского богослова может быть подвергнут сомнению и опровергнут по веским причинам.

Влияние «Сентенций» Петра Ломбардского на богословскую систематику всей последующей схоластики было весьма продолжительным и далеко идущим. В этом и третьем томе истории схоластического метода мы часто будем встречать явные следы этого влияния и последействия.

Вопросы Ломбарда повторяются в последующей литературе афоризмов, сумм и вопросов. Его схема категоризации была широко распространена. В своих собственных «Сентенциях» его ученик Петр из Пуатье несколько отклонился от контура книги «Сентенций» своего учителя, поскольку отделил общее учение о Боге и Троице, поставил учение о добродетели перед учением о Воплощении и объединил его с учением о благодати. Мы узнаем эту коррекцию систематики в афоризмах или суммах группы богословов, зависимых от Петра из Пуатье: Magister Martinus, Petrus Capua, Martinus de Fugeriis, Simon of Tournai, Prepositinus и т.д.. В своей «Summa aurea» Вильгельм Осерский снова придерживается лангобардской схемы классификации без этого устранения диспозиционных недостатков, но со значительной независимостью. Четыре части теологической суммы Александра фон Хайеса также соответствуют, по крайней мере в основных чертах, четырем книгам «Magister sententiarum».

Четыре части «Summa theologica» Альберта Магнуса, из которых были завершены только первые две, также должны быть смоделированы по структуре книги sententiae. В эпоху высокой схоластики только Фома Аквинский и Ульрих Страсбургский из числа суммистов фактически систематизировали богословско-философскую проблематику таким образом, чтобы на нее меньше влияла классификационная схема Петра Ломбардского[114 - О структуре богословской суммы Ульриха Страсбургского см. M. Grabmann, Studien ?ber Ulrich von Stra?burg III, in Zeitschrift f?r kathol. Theologie 1905, 484—492.].

Литературный жанр теологических сборников или бревилокии также систематически находится в сфере влияния Петра Ломбарда. Бревилоквиум святого Бонавентуры придерживается классификации Петра Ломбарда и является доказательством того, что гениальная творческая сила и виртуозность синтеза способны выработать из относительно неадекватной модели. Бревилоквиум францисканского богослова Герарда де Прато[115 - Ср. II Breviloquium super libros sententiarum di frate Gherardo da Prato dell’ordine de’Minori pubblicato per la prima volta dal Padre Marcellino da Civezza, Prato 1882. Fr. Marcellino da Civezza имеет только две рукописи для своего издания, одну из Прато (Q. II 26, n. 11 Biblioteca Roncioniana, s. XIV) и одну из Ватиканской библиотеки: Cod. Vat. lat. 3159 (p. XV) (p. 62 ff). Здесь следует отметить, что Ватиканская библиотека также располагает двумя более древними анонимными рукописями этого произведения: Cod. Vat. lat. 5062, где на листе 24v в конце работы написано: «Explicit opusculum theologie bonum et breve»; затем Cod. В последней рукописи сочинение разделено на шесть книг: I. De deo uno et trino (10 глав); II. De rerum produetione (32 главы); III. De incarnatione (5 глав); IV. De gratia et virtutibus (9 глав); V. De donis et virtutibus (9 глав); VI. De sacramentis et novissimis (18 глав).] в одной рукописи имеет надпись «Breviloquium Fratris Gerardi de Prato super libros Sententiarum magistri Petri Lombardi», и вся его структура оправдывает эту надпись. Примерно такую же структуру имеет и «Compendium theologicae veritatis» Гуго фон Штрафибурга, а значит, и влияние ломбардской схемы категоризации. Первая книга этого широко распространенного «Компендиума» содержит общую доктрину о Боге и Троице и, таким образом, соответствует первой книге Сентенций, вторая

(учение о творении) и третья книга (учение о грехе) вместе касаются содержания второй книги Сентенций. Третья книга Сентенций частично соответствует деталям расположения четвертой (учение о воплощении) и пятой книги (учение о добродетели) «Компендиума», а шестая (учение о таинствах) и седьмая книга (эсхатология) обсуждают вопросы quartus on sententiarum.

§3 СХОЛАСТИЧЕСКИЙ МЕТОД ИЗЛОЖЕНИЯ ПЕТРУСА ЛОМБАРДА ВЛИЯНИЕ ГУГО СЕН-ВИКТОРСКОГО И ПЕТРА АБЕЛЯРА

Чтобы получить правильное и всестороннее представление об ученом методе «Magister sententiarum» и, в частности, ответить на вопрос, основал ли и в какой степени знаменитый парижский богослов и епископ схоластический метод или развил его, нам придется рассмотреть, какое место занимают разум и диалектика в «Книге сентенций» и, в частности, объяснить внешнюю технику, используемую в этом произведении. Внимательное наблюдение за методом Ломбарда в его подробных изложениях поможет нам правильно оценить его значение для развития схоластики и схоластического метода даже больше, чем анализ его систематики и рассмотрение его использования источников.

Схоластический метод изложения и преподавания Петра Ломбарда отразился в историографии философии по-разному, почти противоречиво. Одни считают Ломбарда противником диалектики, однозначно позитивным теологом наравне с Рабаном Мавром или Хинкмаром Реймсским. Другие, напротив, видят в Петре Ломбардском скрытого рационалиста, который слишком доверял разуму и диалектике в вопросах веры и лишь осторожно высказывался из благоразумия[116 - Ср. по поводу этого обвинения в рационализме замечания в J. Kuhn, Katholische Dogmatik I, T?bingen 1846, 258 ff.].