Политический человек. Социальные основания политики

1 – Независимые; 2 – НРД; 3 – Социальные республиканцы (Сустель); 4 – СЗТР (Пужад); 5 – Радикалы; 6 – Социалисты; 7 – Коммунисты.

Alain Girard and Raul Samuel, «Une enqu?te sur l’opinion publique ? l’еgard de la limitation des naissances», Population, 11 (1956), p. 500. Размер полной выборки составлял 2432 человека.

В 1958 г. вслед за военным coup d’еtat (переворотом), возвратившим де Голля на пост президента Франции, сформировалась еще одна крупная политическая партия, которая всячески очерняла традиции парламентской демократии, – Союз в поддержку новой республики (СНР, UNR). Эта партия состязалась на первых выборах, которые происходили в Пятой республике, утверждая, впрочем с некоторой долей обоснованности, что именно она является голлистской партией par excellence (в полном смысле этого слова), поскольку ее возглавляли многие из тех, кто принимал активное участие в предшествующих голлистских движениях, в частности Жак Сустель и Мишель Дебре. Вышеуказанная новая партия обеспечила себе приблизительно 20 % голосов – это было меньше той поддержки, которой добивалось ОФН в 1947–1951 гг., но намного больше, чем Сустель обеспечил в 1956 г. проголлистскому Республиканскому союзу социального действия (РССД). Хотя никаких опубликованных исследований по итогам выборов 1958 г. не появлялось, результаты голосования, которые французский институт исследования общественного мнения сделал доступными на основании опроса, проведенного в феврале 1959 г., указывают, что голлизм образца 1958 г. опирался на те же самые относительно зажиточные и консервативные страты, что и более ранний голлизм ОФН и РССД, и у его сторонников мало сходства с теми, кто поддерживает популистского экстремиста Пужада. Как указывают данные, содержащиеся в табл. IV, менее одной четверти бизнесменов и других самозанятых людей, работающих не по найму, поддержали СНР – это значительно меньше, чем доля тех, кто голосовал за Пужада двумя с половиной годами ранее. И наоборот, СНР получил значительную поддержку от тех, кто по своей профессии или роду занятий принадлежал к «высшему классу», а также от белых воротничков, т. е. служащих и работников умственного труда. Причем, как и в ранее возникавших группировках, которые поддерживали де Голля, большинство избирателей новой партии составляли женщины и 54 % ее электората имели образование выше начального. Фактически избиратели СНР были в среднем намного лучше образованны, чем сторонники любой другой крупной партии, и эта ситуация резко контрастировала с пужадистами 1956 г., чье образование было хуже, чем у апологетов любой другой некоммунистической партии. К сожалению, пока еще нет никаких надежных данных по поводу того, каким образом голосовали в 1958 г. те, кто поддерживал Пужада в 1956-м. В ходе так называемого панельного опроса, который проводился Жоржем Дюпе (Georges Dupeux) из университета Бордо, искавшим ответ на указанный вопрос в течение самой избирательной кампании, этому исследователю не удалось получить полноценных откликов более чем половины лиц, у которых он брал интервью, но из числа тех немногих, кто назвал себя сторонником Пужада, только двое из одиннадцати голосовали за СНР.

Таблица IV

Партийный выбор избирателей из различных профессиональных категорий на первых выборах в Пятой французской республике

, %

Занятие или профессия

Эта таблица и другие имеющиеся в тексте ссылки на выборы 1958 г. взяты из данных, которые любезно предоставили проф. Жан Стотцель и Луи Анжельби (Louis Angelby) из французского института исследования общественного мнения по результатам общенационального опроса французского электората, проведенного 17–26 февраля 1959 г. О более раннем опросе того же института, в ходе которого было собрано много данных об установках французского населения в момент рождения Пятой республики, сообщается в Sondages, (1958, n. 4), рр. 3—62.

Менее 1 %.

Идеологические признаки голлизма и пужадизма, а также социальные установки их сторонников говорят о том, что различие между консервативным (правым) авторитаризмом и либеральным (центристским) авторитаризмом, которое помогает в объяснении социальных корней нацизма, полезно и для интерпретации послевоенной французской политической жизни. Как консервативные, так и либеральные страты породили в этой стране крупные социальные движения, которые критически относились к парламентскому режиму Четвертой республики и которые были антимарксистскими, а также в высшей степени националистическими. Но одно из них являлось в своей основе консервативным, тогда как другое – революционным в популистском смысле.

Италия

Трудно анализировать итальянскую политическую историю в терминах ранее выделенных нами трех типов антидемократических политических взглядов – по причине довольно-таки своеобразного способа, которым итальянский фашизм первоначально пришел к власти. Как движение он начинался как неосоциалистическая партия, действовавшая, пожалуй, скорее в традиции гораздо более позднего перонизма, чем какой-нибудь другой идеологии, но, поскольку ее возглавлял законченный оппортунист, итальянский фашизм хватался за любой подвернувшийся шанс, чтобы завоевать поддержку самых разнообразных страт. В течение долгого времени его идеология казалась направленной главным образом на антиклерикальные средние классы, но после 1929 г. это движение пришло к соглашению с Ватиканом и подписало первый конкордат в истории объединенной Италии. На протяжении основной части того периода, когда итальянский фашизм пребывал у власти, он представлял собой коалицию между антидемократическим традиционализмом и популистским авторитаризмом среднего класса – коалицию, направленную против революционных левых секторов городского и сельского населения.

Многие из аналитиков итальянского фашизма видели его истоки на тех территориях, где преобладал средний класс с его идеологическим посылом. Согласно американской «Энциклопедии общественных наук», долина реки По, населенная главным образом «мелкими собственниками и фермерами-арендаторами, которые по своим материальным интересам, равно как и по интеллектуальному и нравственному мировоззрению, представляли собой, по существу, средний класс», была даже «самим Муссолини уважительно отмечена как колыбель фашистского движения». Значительная часть фашистского законодательства была «разработана и предназначена для увеличения численности мелких арендаторов», и первоначальная синдикалистская программа Муссолини, обращавшаяся к весьма разнородным группам, была позабыта и отброшена, когда он стал «успешно нацеливать свою агитацию на городской и сельский средние классы, которые как бы сами по себе постепенно присоединялись к изначальному внутреннему ядру его ударных войск»[268 - См.: Erwin von Beckerath, «Fascism», Encyclopedia of the Social Sciences, Vol. VI (New York: Macmillan, 1937), p. 135.].

В ходе Второй мировой войны два партнера, составлявшие в Италии фашистскую коалицию, полностью рассорились, и коалиция раскололись, в результате чего более консервативный ее сегмент заключил мир с западными державами, а та ее часть во главе с Муссолини, которую можно назвать более искренними и неподдельными фашистами, учредила Итальянскую Социальную республику, дабы продолжать сражаться в качестве союзника нацистов. После окончания войны существование в итальянской политической жизни двух в общем и целом антидемократических немарксистских движений продолжились. Монархисты выступают ныне как представители тех традиционалистских элементов, которые стремятся защищать трон и алтарь, в то время как неофашисты, Movimento Sociale Italiano (Итальянское социальное движение, ИСД), пытаются продолжать революционную фашистскую традицию. Хотя многое в социальных обусловленностях, идеологиях и программах монархистов и ИСД различается, в двух этих движениях мы снова находим версии правого и центристского экстремизма. Те собственные имиджи, которые оба указанных движения предъявляют итальянской публике, явно окрашены опытом Муссолини, и избиратели реагируют на это обстоятельство, вероятно, даже сильнее, чем на их программы, провозглашаемые в данный конкретный момент. Из-за указанного факта трудно ожидать какой-либо аналогии между названными двумя группами и теми движениями, которые мы рассматривали в других странах. Однако доступные нам ограниченные данные об отдельных опросах общественного мнения в Италии действительно говорят о том, что отличия этих партий друг от друга до некоторой степени сопоставимы с различиями между голлистами и пужадистами или же между германскими правыми силами и нацистами. Итальянские монархисты лучше обеспечены в материальном смысле, они старше по возрасту, религиознее и среди них преобладают женщины. Сторонники ИСД происходят из менее благополучных слоев, они сравнительно молоды, нерелигиозны или даже антиклерикальны, и в их рядах заметно больше мужчин.

Данные опросов показывают, что самая высокая концентрация неофашистских избирателей локализуется в маленьких общинах[269 - См. данные в архивах Всемирного опроса (World Poll). См. также: P. L. Fegiz, Il Volto Sconosciuto dell’Italia (Milano: Dott. A. Giuffr?, 1956), pp. 501–526.]. Да и экологические исследования тоже показывают, что ИСД, подобно пужадизму во Франции, было сильнее всего в менее развитых и менее урбанизированных регионах страны[270 - Francesco Compagna and Vittorio de Caprariis, Geogra?a dell’elezioni italiane dal 1946 al 1953 (Bologna: II Mulino, no date), pp. 25, 34.]. Мавио Росси, американский специалист по итальянской политической жизни, сообщал, «что неофашистское движение быстрее всего распространяется среди жителей отсталых южных провинций… что большинство неофашистов [посещающих партийные собрания и митинги] – это либо школьники и студенты, которым нет еще и двадцати лет, либо молодые люди в возрасте где-то около тридцати… неофашисты постарше – это главным образом ветераны последней войны»[271 - Mavio Rossi, «Neo-Fascism in Italy», Virginia Quarterly Review, 29 (1953), pp. 506–507. В детальном экологическом исследовании итальянских выборов с 1946 г. и далее, проведенном французским социологом Маттейем Доганом (Mattei Dogan), монархисты и неофашисты, к сожалению, рассматриваются как одна группа. Этот автор сообщает, что они сильнее всего в Южной Италии, но также указывает, что их сила увеличивается вместе с размером общины, становясь особенно большой в южных городах вроде Неаполя и Бари, но также в Риме и Триесте. Доган объясняет силу «правого крыла» в Риме наличием действующих и отставных государственных служащих, «которые вспоминают фашистский режим, причем с ностальгией», а в Триесте – тем фактом, что там «национализм заметно усилился из-за конфликта с Югославией». См.: «Le Comportement politique des Italiens», Revue fran?aise de science politique, 9 (1959), pp. 398–402.]. Однако свидетельства, опирающиеся на классовый состав тех, кто поддерживает неофашистов, несовместимы с обобщенной гипотезой, гласящей, что неофашизм как центристское движение должен быть преимущественно движением самозанятых людей, имеющих собственное дело. Данные из проведенного в 1953 г. опроса в рамках программы международного изучения общественного мнения, о которых сообщается в табл. II из главы 7, указывают, что владельцы мелких ферм и ремесленники либо кустари – это единственные профессиональные категории, оказывающие данной партии непропорционально большую поддержку (15 %) по сравнению с голосованием за нее в полной выборке (12 %). Другие, более свежие опросы, которые провела в 1956 и 1958 гг. итальянская организация по изучению общественного мнения под названием DOXA, обнаружили в 1956 г. незначительную разницу в поддержке, оказанной ИСД самозанятыми лицами (8 %), по сравнению с работниками физического труда (9 %), а в 1958 г. неофашисты получили практически одинаковый процент поддержки (6 %) как среди ремесленников и других самозанятых лиц, так и среди работников физического труда[272 - Указанные статистические данные основаны на вторичном анализе (с пересмотром ранее полученных результатов) этих исследований, осуществленном с использованием перфокарт, которые любезно предоставил директор DOXA д-р П. Луццатто Фегиц (Luzzatto Fegiz).].

Следует, однако, отметить, что большинство выборочных опросов итальянского электората указывает на гораздо лучшую материальную обеспеченность монархистов по сравнению со сторонниками неофашистов. Так, в опросе 1957 г., проводившемся организацией под названием International Research Associates («Партнеры по международным исследованиям»), было установлено, что среди избирателей монархистов насчитывается 12 % хорошо обеспеченных людей, тогда как среди голосующих за фашистов таких состоятельных людей всего лишь 2 %. Согласно этому и большинству других исследований основная сила фашистов, равно как христианских демократов, правых социалистов и республиканцев, лежит в средних стратах, в то время как левые социалисты Пьетро Ненни[273 - Данная «особая» партия социалистов была очень близка к коммунистам. Об этом можно судить по тому, что ее лидер, Пьетро Ненни (Nenni, 1891–1980), который, кстати говоря, в 1945–1947 и 1963–1968 гг. входил в правительство Италии, был в сталинские времена вице-президентом Всемирного Совета мира (1950–1955), а в 1951 г. получил Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами». – Прим. перев.] и коммунисты черпают основную часть своей силы и поддержки среди более бедных классов[274 - Соответствующие статистические данные взяты из опроса 1957 г., результаты которого пока не опубликованы. Всего были изучены или повторно проанализированы шесть различных итальянских опросов, проводившихся тремя разными исследовательскими организациями. Поскольку нас интересует поддержка такой конкретной партии, которая привлекает на выборах меньше 5 % электората, более чем естественно, что при переходе от одного опроса и одной выборки к другим должна наблюдаться значительная вариабельность результатов. Процитированные выше выводы представляют собой наилучшую оценку, которую можно сделать по всем этим трем опросам на основании источников, говорящих о поддержке неофашистов и монархистов.].

Несоразмерность между итальянским неофашизмом и другими движениями подобного типа может отражать его характер как фашистского движения, оформившегося после того, как фашизм уже побывал в Италии у власти. Электорат может реагировать в большей мере на свою память о Муссолини при исполнении им государственных обязанностей, чем на текущую программу указанной партии. Ее относительная слабость среди имеющих собственное дело может быть следствием того, что фашистский режим не помогал страте самозанятых лиц, т. е. тех, кто работал не по найму, зато Муссолини умел достигать соглашения с крупным капиталом, большим бизнесом, богатыми землевладельцами и церковью. Кроме того, на последнем году своего существования уже в качестве Итальянской Социальной республики, т. е. в 1944–1945 гг., муссолиниевский режим пробовал завоевать поддержку рабочего класса Северной Италии путем национализации крупной промышленности, создания рабочих советов и провозглашения универсальных лозунгов радикально социалистической направленности.

США: маккартизм как популистский экстремизм

Традиция сильного либерального движения, задуманного для защиты социального и экономического положения мелкого независимого фермера или же городского торговца и исторически представляющего собой часть демократических левых сил, существовала и в США. Как подчеркивали многие из историков, в США популистское и прогрессистское движения конца XIX и начала ХХ столетий приняли именно эту классическую форму. В указанный период усиления индустриального капитализма и роста разнообразных трестов и синдикатов большие сегменты фермерской и городской мелкой буржуазии охотно откликались на призыв держать под контролем большой бизнес, крупный капитал, тресты, картели, железные дороги и банки. Во всех подобных движениях присутствовал сильный элемент антисемитизма и обобщенной, неконкретизированной ксенофобии, направленных против любых проявлений зарождающейся мощи и влияния иммигрантов[275 - Подробное изложение и рассмотрение этого тезиса см. в: Richard Hofstadter, The Age of Reform (New York: Alfred A. Knopf, 1955).]. На политическом уровне эти движения демонстрировали сильное недоверие к парламентской или конституционной демократии, а особый антагонизм вызывала у них концепция партии. Они предпочитали сломить все источники партийной силы, а затем создать – благодаря инициативности, способности к самостоятельным активным действиям и благодаря проведению референдумов, а также за счет легкой возможности аннулировать результат любых выборов – максимально много прямой демократии, столько, сколько окажется возможным. Партии, политические деятели, большой бизнес, крупный капитал, банкиры и иностранцы – все они были для этих движений плохими; хорошими были только люди, действующие для самих себя.

Популистское движение в США потеряло значительную часть своего прямого политического влияния вместе с быстрым ростом различных отраслей крупной промышленности и больших городов. Ку-клукс-клан 1920-х годов был до некоторой степени новейшим выражением провинциального популизма, обращающегося к фермерам и мелким бизнесменам в городках и деревнях и призывающего их к борьбе против засилья крупных центров и больших городских агломераций. В 1930-е годы откровенно фашистские движения стремились набрать силу, обращаясь напрямую к экономическим интересам фермеров и мелких торговцев, нападая на демократические институты и возлагая вину за социальные и экономические трудности на международных финансистов и евреев[276 - См.: Victor C. Ferkiss, «Populist In?uence in American Fascism», Western Political Quarterly, 10 (1957), pp. 350–373.].

Не существует никакого точного мерила фактической силы различных экстремистских движений популистского толка в Америке 1930-х годов. Некоторые специалисты оценивают численность тех, кто их поддерживал, многими миллионами. Но безотносительно к силе указанных движений они оказались неспособными конвертировать эту силу в победы на партийном поприще или стать крупной третьей партией. Хьюи Лонг, губернатор Луизианы и затем сенатор от этого штата, а также, пожалуй, самый успешный неопопулистский экстремист 1930-х годов, являет собой отчетливый пример непрерывности и преемственности популистской традиции. На юге США, а в течение недолгого времени и на общенациональной сцене он атаковал «бурбонов и интересы неизвестно кому принадлежащих корпораций», обещал раздолбать крупные состояния с помощью безжалостного налогообложения, поддерживать средний класс и перераспределить богатство в пользу бедных. Насколько успешным мог бы стать Лонг на общегосударственном уровне, нам никогда не дано будет узнать, так как в 1935 г. пуля убийцы оборвала его жизнь. Но то, что эта фигура олицетворяла собой сильную связь с популизмом 90-х годов XIX в.[277 - Здесь имеется в виду не просто политика разных демагогов, которые утверждают, будто представляют интересы «простых людей» и защищают их от гнета большого бизнеса, а взгляды фермерской так называемой популистской партии (официально она именовалась «народная партия»), созданной в США в 1891 г. как результат объединения ряда фермерских союзов и некоторых рабочих организаций. Ее основные требования были направлены на ослабление позиций крупного капитала (это и наделение поселенцев землей за счет корпораций, и национализация железных дорог, телефона и телеграфа, и общее снижение налогов вкупе с введением прогрессивного налога), а также на демократизацию политической жизни. В 1892 г. указанная партия собрала более миллиона голосов и впоследствии выдвигала своего кандидата в президенты. Однако она не смогла привлечь на свою сторону голоса рабочего класса и к 1908 г. прекратила существование в качестве самостоятельной партии. – Прим. перев.]