Рассказ Калача

Все произошло стремительно, как на войне. Васька развернулся, и начал стрелять в водителя, прямо через кабину. Воздух тут же наполнился густой пороховой пылью. Я ручкой нагана выбил маленькое стеклышко, отделяющее нас от кабины. То, что я там увидел, потрясло меня, до глубины души. Водителя уже не было. Вместо него из разорванного Васькиными пулями полушубка, торчала какая – то масса, серно – белого цвета, больше всего это напоминало студень. Прохор попытался открыть дверь и в ту же секунду студень бросился на него, в один миг, облепляя и сковывая конечности. Я выстрелил. Кусок «студня» оторвался от общей массы, но особых результатов это не дало. Тут Прохор заорал диким голосом. Да не просто, как кричат от злости или боли. Так воют перед смертью волки, так кричали раненые на передовой, разорванные пулями или снарядами белых. Я выстрелил еще несколько раз.

– Прохор! – но он все кричал и кричал. Неожиданно меня обдало таким холодом, что пальцы державшие пистолет, примерзли к рукояти, а стекла, те, что еще были целы, тут же покрылись инеем. Это…это существо как будто замораживало нас. Машина виляла по всей дороге. Следующий выстрел Васи выбил этому существу голову, или то, что было вместо нее. Но ему, похоже, было все равно! Зато Прохору удалось высвободить руку с обрезом.

– Да что это!?! – взревел Васька. И тут бахнул глухой выстрел обреза. Мне в глаз попал осколок и я свалился на дно кузова. Через секунду Прохор бахнул второй раз. Я видел как часть кабины и водительская дверь, разлетелись в щепки. Машина полностью потеряла управление, нас еще раза три подбросило, а потом мы перевернулись.

* * *

Не знаю, сколько все это продолжалось, но очнулся я от Васькиных воплей. Машина лежала на боку, кузов смят. Нас спасло настоящее чудо. Один мой глаз ничего не видел. В правой руке у меня так и был зажат наган. Я попытался бросить его, но он словно прирос к руке. Пришлось выдирать с мясом. Прижимая разорванную кисть к шинели, я подошел к Василию, который сидел рядом с Прохором, точнее с тем, что от того осталось. Ваську тоже сильно потрепало, он был весь в царапинах и ссадинах. А на ветерана было страшно смотреть… Половина лица, попросту отсутствовала, вместо него была кровавая каша. Одежда и тело были словно расплавлены, а кожа стала белой, словно замороженной. Одной ноги тоже не было. Обрез все еще был в руке, весь оплавленный. Господи. В этот момент я стал верующим.

– Где…где это…этот…

– Не знаю, – безучастно сказал Васька – В кабине его нет, я посмотрел.

– Калач, что это было, ты видел? Что произошло? Он кивнул на Прохора.

– Я…я…не знаю, это был настоящий кошмар, что – то похожее на жидкий лед или студень какой то или…Бог знает, что еще.

– Посмотри, что стало с Прохором, а ведь я говорил…

– Да.

Я сел рядом с ним. Хоронить тело ветерана не было времени. В итоге мы оторвали кусок брезента от кузова, и накрыли им несчастного Прохора. Сколько он прошел боев за всю свою жизнь и где он только не воевал, в каких только странах и городах, и вот нашел смерть тут, на краю земли, где лучи солнца преломляются об углы…

– Что будем делать Калач?

– Сколько мы ехали?

– Минут сорок.

– Значит далеко уехали, проще уже дойти до «Горы»

– А если это вообще не та дорога? Если эти соврали нам, а мы и купились? А ?

– Если, если… ты что предлагаешь? Идти назад? ТЫ ракету видел? Там было трое, скорее даже двое стрелков против семи этих…Я даже блять не знаю кого! Они нас ждут там… И нельзя…

– Боишься?

– Пошел ты! Нам надо выжить и обо всем рассказать на станции, еще можно спасти поезд…

– Думаешь, им поезд нужен?

– Думаю нет, но он нам нужен, знаешь что с нами сделают, если мы и поезд просрем…

– Да плевать мне…

В общем, мы все спорили, спорили, ища в споре выход, которого не было, а метель все усиливалась.

* * *

Решили идти на станцию. В самом деле, не назад же возвращаться, в лапы этим бестиям! Были у нас разные предположения, по поводу того что они такое, начиная от злобных духов севера и вплоть до галлюцинаций. Но все они были беспочвенны.

Мы знали одно: надо дойти. Мы замерзаем, оба ранены, в винтовке один патрон. Наган я тоже прихватил, он был замерзший и весь в крови, но вдруг еще рабочий. В нем оставалось еще четыре патрона… Шли споро, и вскоре согрелись. Стало темнее, мороз крепчал. Вокруг было тихо как в могиле, только метель выла, где то над нами. Дорога вела в гору. Наконец за очередным поворотом мы увидели станцию. Но радости и надежды наши, увы, были напрасны. На станции не было ни огонька, ни звука. Поезда тоже не было. Только покосившаяся надпись «Гора». Еще издалека было понятно, что что-то случилось.

– Оружие к бою, -я взвел курок нагана. Он приятно хрустнул в ночной тишине.

Мы забрались на платформу. Васька ахнул.

– Твою мать.

Станция была, как после артобстрела. Ни одного целого окна, двери выбиты. Мы с открытыми ртами, молча, обследовали окрестности. Если раньше мы были в шоке, то теперь…мы были в ужасе. Что тут произошло? По нашим сведениям на станции было не меньше пятнадцати вооруженных человек, и где все? Внутри было тихо. Электричества не было. Тел мы тоже не обнаружили, но Вася нашел несколько стреляных гильз.

– Стреляли.

– Однако…

Некоторые стены были оплавлены, словно это был не бетон, а бумага. Потолок покрывал толстый слой льда, что – то свисало с него, но невозможно было понять в такой темноте, что именно. Мы обследовали все комнаты, не найдя ничего полезного. Местных явно застали врасплох, но ребята, похоже, отбивались до последнего. В стенах виднелись дырки от пуль, попадались редкие гильзы. Все было кувырком, столы и стулья разбиты, у входа в столовую мы нашли небольшую баррикаду, но она защитникам явно не помогла. Пол в столовой был покрыт толстым слоем льда, а стены тоже оплавлены.

– Да что же это… Мы пробовали кричать, звать на помощь, но нам отвечало только эхо. Метель завывала в пробитых окнах, давая понять, что это место людям больше не принадлежит.

* * *

– Калач, надо уходить отседа…

– Куда?

– Я думаю, надо идти… – тут Васькины глаза внезапно расширились, и на мгновение я кажется, понял, что значит «увидеть смерть». В ту же секунду его ноги провалились по щиколотку в лед, покрывающий пол. Он истошно закричал. Не знаю как, но я успел среагировать и отпрыгнуть на кафель. Васька погружался в лед! А тот словно бурлил, под ним, издавая странные, булькающие звуки.

– Держись! Я попытался схватить его но, неудачно, тем самым только опрокинув. Теперь уже и руки Василия были в этом…тогда я схватил его за пояс, сам ногой наступив в «лед». Ногу тут же обожгло сильнейшей болью, но я всё-таки успел вытащить его. Боже мой! Васькины руки по локоть были словно обожжены, виднелись кости, а ноги… От них остались два обрубка. Крови было мало. Вася все орал, впадая в шок. Тут этот студень, что лежал на земле, зашипел, закипел и забулькал, издавая странное рычание. Температура в зале моментально начала падать, а воздух наполнился ледяным паром. Легкие тут же обожгло холодом, я понял, что оно пытается сделать – добить нас! Превратив в эскимо! Недолго думая я схватил Ваську подмышки и выволок на улицу. Тут было уже не так холодно, мороз, по крайней мере, был человеческим.

– Калач… Мне конец.

– Не глупи, еще нет.

– Я не хочу так…жить, посмотри,…я свое отвоевал. Калач. Добей.

Тяжело было. Вася был последним моим другом. Говорят, пред смертью вся жизнь пролетает перед глазами, вот и у меня так было в тот момент. Никогда его глаз не забуду. Я бы тащил его на себе, хоть до Ленинграда. Но его желание понимал. Кто захочет так жить? Я взял винтовку.

– Прощай, Вася. Эхо выстрела разрезало ночь. Я потерял контроль. Я доверился случаю, я подвел своих парней и все испортил. Патронов больше не было поэтому я бросил ее, прах к праху. Потом я спрыгнул на рельсы и побежал что было сил. Нога болела все сильнее, но я уже ничего не чувствовал. Я совершенно отупел от боли и отчаяния. Внутри пульсировал стон «выжить, выжить». И я бежал. Не знаю, сколько прошло времени, может час или больше. Но когда я, обессиленный, свалился на шпалы и оглянулся, то увидел за собой, на расстоянии метрах ста ту самую белую массу. Оно было просто огромно, и заполняла собой все пространство за моей спиной, насколько я мне хватало взгляда. Казалось, оно вот-вот заполнит и мое сознание, я словно провалился в прорубь, дыхание перехватило, а ужас сковал конечности. Примерно тоже самое, наверное, чувствуешь, когда на тебя несется многотонный товарняк. Оно неотвратимо надвигалась, словно сама пурга ожила, в северной ночи. Очертания этой твари были похожи на оскалившийся череп, черные пустоты глаз которого жадно всматривались в меня. Я слышал странные звуки похожие на заклинания или проклятия. Словно помехи в эфире они болезненно проникали в самые глубины моего мозга, сводя меня с ума. Я приставил наган к виску. Меня ты не возьмешь. Но пистолет не сработал, в отчаянии я выкинул его и побежал, но вскоре силы покинули меня окончательно и я упал без сознания.

* * *

… Нашли меня через два дня. Я брел по рельсам весь в крови, оборванный и немощный. Передовики доставили меня в «Сежу» где уже развернули штаб. Понаехала куча людей, обозы, поезда…Развернули поиски. Там меня допрашивали, но я был такой обессиленый, что толку от меня не было никакого. Потом меня направили в Ленинград. Дальше? Да там уже не интересно. Естественно мне не поверили. Да пытали, ну а что? Поезд пропал, груз пропал, шесть человек пропало. Куда? Никто не знает. Из версий – только моя дикая история про снежного демона. Почему не убил? Не знаю. Может я понравился ему или еще что…Я не знаю.…Наши тоже спрашивали, почему я то выжил? Что тут скажешь. Судьба видать такая. Потом расстрелять хотели. Думали поезд под откос пустил, а сам…ну в общем, ни мотивов, ни преступления, но крайнего то найти надо! Я ждал спокойно. Мне признаться все равно было. Шок так и не прошел. Но в итоге, поезд так и не нашли. И никого не нашли. Ни Ваську, ни машину, ни хижину, никого. Странно? Еще бы. Куда он деться то мог, многотонный поезд? А карелы эти? Целый дом то…Искусственное все, как Васька сказал. Комиссары всю тундру перерыли. Как сквозь землю. Может так и есть, кто его знает, я уже ничему не удивлюсь. Заменили на 25 лет, у нас в то время один срок, на все времена. Потом война. Опять. Когда дела на фронте плохи стали я в штрафниках оказался. Каким – то чудом выжил и в этой мясорубке. Кто знает, может Бог берег, что бы я тебе все это поведал, через тридцать лет. А? Нет. Не пытался я ничего узнать после про эти места. Забыть пытался, да не выходит. Слышал что пропадали там еще люди. Знаю что сейчас там куда мы ехали то, да не доехали, на станции «Белая», там сейчас город. Да и вообще заселили те места. Я туда ни ногой. Сейчас у моря живу, как видишь. Одно я понял за все эти годы. Меня просто так не проймешь, я калач тертый!

КОНЕЦ.