Безумно хочется проигнорировать. А еще лучше – слиться с толпой студентов и убраться отсюда подальше. Но взгляд цепляется за текст первой страницы, и ноги врастают в пол.
– Я не на работе. – С трудом ворочая языком, продолжаю читать. – Сегодня у меня выходной. По графику…
Строчки летят перед глазами. Сердце срывается на аритмию.
– Я в курсе. Осведомлен и о ваших лекциях, и о выходных.
Всего на миг поднимаю голову. Сама не понимаю зачем. Наверное, чтобы убедиться, что я все еще здесь и это реальность. Такая вот! Сероглазая и странная.
– Не в курсе только, – внезапно продолжает Шаталов, – зачем вы звонили в первую клинику и просили результаты моих анализов.
Он припечатывает меня своим признанием будто пыльным мешком. Смотрит внимательно, зло, как на пойманную с поличным воровку. И от шока я чуть не спрашиваю вслух: «Что за вторичное бесплодие? Какая авария с тобой произошла… девять лет назад?»
Глава 10. Искры
От любви до ненависти один шаг.
А от ненависти обратно – целая дорога.
Из университета мы уходим так быстро, что не успеваю ни попрощаться с деканом, ни ответить на вопросы студентов.
Способ передвижения воздушно-наземный, совсем как в клинике – бедром к бедру, с тяжелой рукой на моей талии. Временами не касаясь асфальта.
Все это позорно и унизительно. Словно я девица легкого поведения, а не уважаемый лектор и врач лучшей клиники города. Удивленные взгляды так и буравят спину. Но страх за Глеба сковывает тело, а из головы не выходят диагноз и дата аварии – ровно через два месяца после нашего расставания.
Разрываясь между шоком и паникой, я даже не пытаюсь бороться с Шаталовым. Вместо этого стараюсь успокоиться.
«Вряд ли Марк видел фотографию Глеба. Иначе не рычал бы на меня и не обжигал яростным взглядом».
«Не верю, что Марина рассказала ему о сходстве. Тогда не было бы смысла рисковать своей работой и отправлять мне документы».
Повторяю это про себя как мантры. Делаю глубокие вдохи и долгие паузы. Однако в воздухе отчетливо пахнет неприятностями. Для меня, для Марины или для всех вместе.
– Я с вами ноги переломаю. Можно чуть медленнее? – У парковки кое-как вырываюсь из жесткого захвата.
– О ногах можете не беспокоиться. В ближайшее время они вам не понадобятся.
В другой ситуации я бы, наверное, вспомнила голые мужские плечи и розовые пятки… где-то высоко и очень широко друг от друга. Но стресс держит извилины в тонусе. Никаких глупостей! Никакой слабости!
– На что вы намекаете? – Пытаюсь сделать еще один шаг назад и тут же замечаю приближающейся мерс.
Тот самый, в который Марк затянул меня после ресторана. К счастью, сейчас за рулем водитель.
– Кто говорил о намеках? – Шаталов распахивает дверь и вопросительно выгибает левую бровь. Будто спрашивает: «Ты сама или силой?»
– Я никуда с вами не поеду! – говорю как можно громче. Почти ору.
Вокруг толпа народа. Студенты, преподаватели. Кто-нибудь должен обратить внимание на несчастную женщину, которую средь бела дня заставляют сесть в чужую машину.
Но стоит оглянуться по сторонам… Мы словно невидимки. Все смотрят куда угодно, только не на Шаталова. А я, кажется, вообще никого не интересую.
Гражданская бдительность во всей красе!
– По расписанию у вас сейчас обед. – Марк сдвигает левый манжет рубашки и демонстративно косится на часы. – Я знаю хорошее место. Столик уже заказан.
– Вы теперь так много знаете! – Не дожидаясь, пока облапают, сама устраиваюсь на сиденье. И как щит ставлю на колени сумочку.
– Кое-какие вопросы еще остались. Думаю, вы сами обо всем расскажете.
Обойдя машину сзади, Шаталов садится рядом со мной, и просторный мерседес мгновенно становится маленьким. По ощущениям, не больше матиза.
* * *
Ума не приложу, как бы выкручивалась, начни Марк допрос прямо в машине. Но он молчит. Мы сидим совсем близко, почти как в далекие времена. Его взгляд скользит по моим ногам. Точь-в-точь как раньше. На секунду кажется, что сейчас Марк прикажет снять белье и погладить себя между ног.
Однако новая версия Шаталова не произносит ни слова. Серые глаза останавливаются на коленях. Как у границы. И лишь желваки на скулах выдают, чего стоит это спокойствие.
Дико хочется поверить, что и дальше мы сможем удержать хоть какую-то дистанцию. К сожалению, в ресторане надежда тает.
Вначале я этого не понимаю. В огромном помещении полно посетителей. Все шумят, общаются, нет и намека на интимность. Однако в конце зала, куда приводит нас улыбчивый администратор, становится ясно, что я влипла.
– Здесь вам не помешают, – произносит молодой парень, распахивая дверь приватной комнаты.
От вида круглого стола с двумя мягкими диванами накрывает новой волной паники.
– Я с удовольствием осталась бы в общем зале! У вас прекрасный вид из окна, – выпаливаю скороговоркой и замираю у порога как вкопанная.
Не хочу и на минуту оставаться тета-тет с Шаталовым. Даже ради информации о его таинственной аварии и вторичном бесплодии. Как-нибудь сложу факты без чужого участия. Наверняка на других страницах медицинской карты найдется что-то еще.
Внутренний голос тоже шепчет: «Не иди!» На мою беду, Марку Шаталову плевать, что о нем подумают.
Будто не замечая, что дама против, он проталкивает меня вперед своей грудью. И пока официант растерянно двигает челюстью, пытаясь что-то сказать, захлопывает за нами дверь.
– Вы обещали мне обед. – Желудок болезненно сжимается.
Есть не хочется совсем. Пить тоже.
– Я не отказываюсь от своего обещания. – Шаталов кивком указывает на диван. – Только еду нужно заработать.
Мерзавец даже не улыбается. Смотрит серьезно то на меня, то на диван. Будто пытается понять, как же нас лучше совместить.
– Не хочу вас расстраивать, но я достаточно зарабатываю. Могу сама оплатить свой счет.
– Отлично. Тогда, раз вы так хорошо зарабатываете… – Каменный торс прижимает меня к столу, заставляя вильнуть на диван. – Скажите, какого хрена вам понадобились мои данные из другой клиники?!
Упершись руками в спинку, Шаталов нависает надо мной. И кажется, с минуты на минуту начнет убивать.
Пугающее впечатление. Вместе с выдвинутым вперед квадратным подбородком… гладким, к которому так и хочется прикоснуться, вместе с потемневшими от ярости глазами… красивыми, похожими на редкий, светящийся изнутри камень, все это выглядит как мой личный апокалипсис.