Я не просила о поддержке, но Бадоев сам развлекал своими байками про докторов. Делился историями из прошлого. А когда я, счастливая и заплаканная, вышла от врача, не испугался женских слез.
– Ты так ревешь, как будто у тебя четверо? – Он застегнул на мне ремень безопасности и убрал на заднее сиденье сумочку.
– Нет, – размазывая по щекам остатки туши, я заулыбалась. Перед глазами вспыхнули свежие картинки с похожим на инопланетянина ребенком, и вспомнились поздравления врача. – Девочка. Одна. И она такая…
– Если красивая, то точно вся в мать!
– Очень надеюсь.
– Вот увидишь. Будет разбивать сердца направо и налево. Я даже, кажется, знаю, чье сердце станет первым.
Бадоев хитро подмигнул и завел двигатель.
Реши он найти лучшую фразу, чтобы меня подбодрить, не отыскал бы. Первое сердце… Самое важное… Три месяца назад я с такой радостью представляла свое будущее. Себя, ребенка, наши уютные будни и бессонные ночи. Мне было достаточно такого счастья. А сейчас… Глаза снова запекло от слез. Нос заложило, как при серьезном насморке. И хотелось домой.
Не в свою квартиру. Не к маме и папе. А к мужчине, чужому и настолько родному, что побежала бы через весь город, если бы позвал.
* * *
Как и предупреждал, Марат домой вернулся поздно. Задеревеневший от лежания на диване Бадоев, как-то странно посмотрел на своего босса. Взглядом будто что-то спросил и, скупо попрощавшись, вышел из квартиры.
– Как день, маленькая?
Просить меня подойти не пришлось. Только Марат раскинул руки, я сама бросилась к нему на грудь.
– УЗИ показало девочку! У меня будет дочка! – Я не сообщала ему заранее о результатах похода к врачу. Не отрывала от дел, но молчать больше не осталось сил.
Марат зарылся носом в мою макушку и вдохнул полной грудью.
– Поздравляю. Одной красоткой будет больше!
– Ты совсем как Бадоев. – Улыбка, похоже, сегодня прописалась на моих губах.
– Эй! И чем я похож на этого солдафона?
Шлепок по попе получился громкий. Я даже вскрикнула от неожиданности. Но больное место тут же погладили и осторожно сжали.
– Он сказал, что она будет разбивать мужские сердца.
Про того, чьё сердце станет первым, я смолчала. Проверять свою удачу не хотелось совсем. Она и так была слишком добра ко мне в последнее время.
– Ну, в этом я с ним согласен. Вы, женщины, безжалостные существа. Вам бы только разбивать и мучить.
– Несчастный сильный пол! Как вы с нами живете?
– Сам не знаю. Спроси, что полегче. – Марат губами нашел мои губы и нежно, почти невесомо поцеловал. – Не обижаешься, что не смог приехать?
Такой смешной. Он еще спрашивал? Словно я и правда могла на него обидеться.
– Думаю, как наказать тебя за это.
Не спрашивая, я сняла с Марата пиджак. Расстегнула рубашку и прижалась к голой груди.
Больше недели так не делала. Даже в кровати спали в проклятых пижамах, как монахи. Без поцелуев, от которых можно сорваться. Без тесных объятий.
Соскучилась.
– Эй-эй! Кто-то решил испытать мои нервы?
Одна твердая мужская ладонь, легла поверх моей, останавливая. А вторая, словно предательница, забралась под юбку.
– У меня для тебя две новости, – зашептала я на ухо, – хорошая и очень хорошая. С какой начать?
– Судя по тому, что трусов на тебе нет, «хорошая» – это ужин.
Карие глаза напротив полыхнули таким огнем, что у меня дыхание перехватило. Умный гад. А еще безумно красивый.
– Тепло.
– А «очень хорошая» – десерт?
От первого же движения пальцев внизу я чуть не застонала. Как он это делал? Всего лишь легкие касания, ничего общего с прежними смелыми ласками, а внизу живота будто горячая пружина сжалась.
Перерыв словно усилил мою чувствительность. Все ощущалось слишком остро. Слишком правильно. Сама не заметила, как встала на носочки и расставила ноги шире, чтобы Марату было удобнее.
– Горячо-о… – собственный голос тоже казался чужим.
– Маленькая, поклянись, что доктор точно разрешил! – Судя по хрипу, проблемы с голосовыми связками у нас были общими. – Я совсем не железный. А ты такая сладкая, что крышу носит.
– У меня о-о-очень хоро-о-оший доктор… – Губы пересохли, а слюны во рту собралось так много, что приходилось сглатывать.
– Поклянись!
Мужские пальцы стали смелее. Они теперь не просто гладили, нет – они словно символы выводили. Втирали буквы в чувствительную кожу. Настойчиво, жарко. Колени от этого подгибались, а из груди рвались стоны.
– Просто скажи «да». Кивни! – Марат уже не просил. Он требовал ответа. Будто от этого «да» зависела жизнь.
Ничего общего с тем мужчиной, который сам в нашу первую после больницы ночь вырядил меня в свою огромную майку, укрыл отдельным одеялом и отеческим поцелуем прикоснулся ко лбу.
Как подменили. Вернули моего прежнего сумасшедшего любимого.
Это был такой кайф! Самая сильная власть, которую я когда-либо ощущала. Не представляю, как бы сейчас отклеивалась от него. Ума не приложу, как смогла бы опять смотреть и не касаться. Но, к счастью, никаких запретов больше не было.
– Мне разрешили… тебя.
Не успела я закончить фразу, как оказалась на руках, и плитка коридора сменилась паркетом гостиной. Смеяться хотелось от такой быстрой реакции Марата. Чемпион мира по переноске женщин в спальню.
Но стоило лопатками коснуться матраса… жадным мужским губам начать путешествие от груди вниз, все веселье куда-то испарилось. Спина выгнулась дугой, и от стен спальни эхом отразился мой первый стон.