Grunge Pool Drive 85

– Он там, внутри. Нет, она с вами не поедет. Нет. Идите. Я сам о ней позабочусь. У этого ублюдка игла в колене, ему нужнее.

– А Вы случайно не Гектор Соулрайд?..

– Именно он. А внутри – Патрик Гинзли. Он напал на девушку и вынудил ее обороняться.

– Так, может, лучше вызвать полицию?..

– У нас есть несколько суток, насколько мне известно. Сейчас я хотел бы позаботиться о Саре. Этого я больше никому не могу доверить.

– Внутри есть камера. Мы недавно ее поставили. Расмус настоял, – сказала я, опираясь на руку Гектора. Ноги почему-то были слабыми.

Санитары ушли, позаимствовав у меня ключ от помещения. Мы постояли еще немного, чтобы посмотреть, как Патрика вынесут на носилках. Гектор хотел увидеть страдание в его глазах, полное осознание произошедшего. Он желал бы сам причинить ему боль, но уже не мог. Я ведь, как оказалось, такая самостоятельная девушка.

Гинзли посмотрел на нас и ничего не сказал. Я бы на его месте тоже промолчала. Когда у тебя в коленной чашечке сидит длинная игла, а брюки намокли от крови, тебе не очень-то хочется разглагольствовать. Как же он орал, когда я засадила ее, совсем неожиданно нащупав на столе, куда он бросил меня, словно тряпичную куклу. Как бы мне хотелось снова услышать этот вопль.

– Идем, – сказал Гектор и подхватил меня на руки, чтобы отнести в машину.

Мне все еще не верилось, что Соулрайд находится здесь, рядом со мной, а не участвует в гонках, которыми грезил все время, что я его знаю. Нереальным казалось, что я так легко отделалась, спаслась малой кровью, хотя едва я увидела Патрика на пороге салона, то сразу подумала: живой отсюда не выйду. Слишком хорошо я знала это выражение лица – у дружков моего отца в тот вечер были те же самые ухмылки.

Восемьдесят пятый отвез меня домой, а Патрика увезли в госпиталь. Надеюсь, теперь он будет хромать до конца жизни и частенько вспоминать меня. За ошибки приходится платить. В любом случае.

По пути домой Гектор еще раз обстоятельно меня допросил: как все случилось, во сколько; почему в салоне не оказалось никого, кроме меня; где были остальные; что говорил Патрик; куда он бил и где меня трогал; до какой степени дошло его стремление меня изнасиловать; как я себя чувствую сейчас; не хочу ли я пройти рентген и проверить, нет ли сломанных костей или трещин…

Я слушала радио – там тихонько пели Kansas – «Dust in the Wind» – и отвечала все более неохотно. Я ощущала себя разбитой, вывороченной наизнанку, усталой. Меня клонило в сон.

Ужас, пережитый во время схватки с Гинзли, постепенно выветривался. Я взглянула на Гектора, чтобы сказать ему, как мне хочется спать, и что я устала отвечать на вопросы и не хочу ничего слышать, кроме радио, и только сейчас поняла, что он ведет машину в своей гоночной форме – красно-белой, с сакральным числом на груди. Восемьдесят пять. Пилот, который не принял участия в чемпионате имени Дарта Хауэлла. А приехал спасать меня – свою девушку-неудачницу.

Оказалось, я ненадолго отключилась, потому что пришла в себя от звука захлопнувшейся двери уже когда Гектор занес меня в квартиру. Я была уверена, что наши с ним весовые категории не слишком сильно отличаются – я хоть и ниже ростом, но далеко не худая. Однако Соулрайд не имел с этим никаких проблем. Мужчина был задумчив и словно боялся встретиться со мной взглядом. Я знала: он винит себя в случившемся. Я тоже винила исключительно себя. Замешкалась и наткнулась на того, кто давно вожделел пересчитать мне кости.

– Сейчас мы с вами разберемся, Фрай… – промурлыкал Гектор едва слышно.

– Что ты задумал? – слабо спросила я.

– Неважно. Ты, главное, слушайся. И доверься мне. Я за всю жизнь много травм получал и хорошо знаю, как с ними обходиться, что нужно организму… Так, хорошо.

– Пыль на ветру, – пропела я.

– Все мы просто пыль на ветру[10 - Герои цитируют слова из песни, которая звучала по радио, пока они ехали домой: Kansas – «Dust in the Wind»], – согласился Соулрайд и положил меня на кровать. – Подожди минутку, дорогая.

Я осталась лежать, прислушиваясь к телу. Оно отходило от шока, от обезболивающего выброса адреналина, и в разных местах появлялось жжение. Отяжелевшая кровь вяло текла где-то там, внутри, нагоняя апатию и упадок сил, превращая организм во что-то деревянное. Гектор быстро набрал мне теплую ванну, вернулся, раздел догола, поднял на руки и посадил в воду.

– Погружайся полностью. Прямо по шею.

Кожа на ребрах, ключицах и руках начинала темнеть – в воде это было особенно заметно. В тех местах, где побывали кулаки или ботинки Патрика, наливались гематомы. Взгляд Гектора был весьма красноречив.

– Одной иглы маловато для такого подонка, – заметил он спокойно, не отрывая взгляда от моего тела. Выискивал на мне новые следы, чтобы оправдать желание убить Гинзли своими руками. – Он не заслуживает жить.

Я ничего не ответила, чувствуя себя виноватой в произошедшем. Теперь мое тело перестанет привлекать его. Определенно. И думать об этом омерзительно.

Вода тихо плескалась в такт нашему молчанию. Мне становилось лучше.

– Ну как ты?

– Бывало и хуже.

– Ничего-то тебе не страшно, Фрай, – вздохнул Гектор и подошел к аптечке, раскрыл дверцы, начал что-то доставать, повернувшись ко мне спиной.

– Прости за все это. Тебе, наверное, противно видеть мое тело в таком состоянии.

– Ох, лучше молчи, Сара! – гулко расхохотался Соулрайд, и этот смех будто вернул меня к жизни, сказав: эй, ну чего ты, все в порядке, все по-прежнему, не стоит переживать!

Я улыбнулась и расслабилась, позволив рыжеволосому мужчине отчитать себя за сказанные глупости. В силу моего положения он не мог на меня разозлиться всерьез, но дал почувствовать себя провинившейся школьницей. Подумав об этом, я усмехнулась про себя: школьница, голая, в ванной, а рядом – преподаватель. Да, мне определенно становилось лучше. Значит, травмы не столь тяжелые. Переломов я точно не ощущала.

Соулрайд все еще был в своей гоночной форме, когда встал на колени перед ванной, засучил рукава и под моим недоумевающим взглядом принялся обмывать меня, нежно касаясь пальцами ссадин и ран. Местами вода окрасилась в розовый. Гектор делал все с такой бережливостью, словно от неосторожного движения я могла рассыпаться и растаять в воде. Он внимательно следил за выражением моего лица, чтобы сразу уловить, если мне станет больно.

Я молчала и тоже наблюдала за ним, стараясь не подавать виду, когда было неприятно. Мышцы расслабились в теплой воде, и тело будто отдавало ей свое истощение, как проводнику, медиатору. Удивительное ощущение.

Соулрайд хитро посматривал дьявольски-зелеными глазами, которые восхитительным образом гармонировали с его густыми темно-рыжими волосами и неизменной щетиной. Каждая морщинка на лице, каждая белесая ресница, каждая жила на шее – все было на своем месте, все складывалось в притягательную картинку, наделяя Гектора особым магнетизмом, когда ты сам не понимаешь, почему тебе так хочется смотреть на человека, но смотришь, смотришь, и не можешь отвести глаз.

– Знаешь, я, кажется, влюбилась, – призналась я, подняла руку из воды и неловко намочила заросшую щеку Соулрайда.

Он ехидно ухмыльнулся в ответ, принимаясь обрабатывать открытые ранки перекисью.

– Уж не в Билла ли Хартингтона?

Пришлось плеснуть водой ему в лицо, потому что слов ответить на такую наглость у меня не нашлось.

Нам было так хорошо вдвоем, здесь, в изолированности от всего остального мира, в оторванности от Уотербери, который сейчас неотрывно следит за гонкой и напряженно слушает комментаторов. Мы заперлись в квартире и чувствовали себя очень счастливыми, буквально плавали на волнах эйфории, словно в тот вечер, когда впервые признались друг другу в чувствах.

Гектор не хотел никого слышать и выключил телефон, я поступила так же. Трудно было принять, что гонка его больше не интересует, но новый Соулрайд пришелся мне по душе. Теперь я знала: если поставить его перед выбором, он выберет меня. И всякая надобность ультиматума отпадала.

Что-то необыкновенное случилось с ним, и между нами тоже. Более чудесное, чем осознание взаимных чувств двумя людьми, которые нашли друг друга. Наверное, Гектор сильно испугался. Когда после ванной он отвел меня на диван и укутал пледом, а сам отправился греть мне вино, я все еще видела в его глазах – на самом дне, осадком – гнев, ненависть к себе, чувство вины, желание убивать виновника травм, оставленных на мне. Хотя снаружи мужчина казался вполне умиротворенным. Но я-то знаю, как хорошо он умеет скрывать истинные эмоции.

– А вот и ваш глинтвейн, мадам, – чопорно произнес Гектор, присаживаясь рядом и подавая мне бокал. – Поощрите же верного слугу. Хоть чем-нибудь. А?

Этот харизматичный мужчина так мило пытался меня развеселить, что я растаяла и поцеловала его в губы. Он заставил меня выпить до дна и все пошучивал, чтобы я не волновалась: если меня «развезет», он не позволит себе «ничего лишнего», и так задорно подмигивал, что складывалось абсолютно обратное впечатление. Представлять, что Соулрайд воспользуется моей беспомощностью и даст волю рукам (и не только рукам, очевидно), было весело и возбуждающе одновременно. Видимо, этого эффекта он и добивался.

– А теперь укладывайся, – он аккуратно забрал у меня пустой бокал и поставил на журнальный столик.

– А ты?

– И я.

Мы легли на диван, завернувшись в плед, как в слоеное тесто. Такая разная начинка для диванного пирога: поплывшая от стресса, теплой ванны и алкоголя я – и крепко обнимающий меня абсолютно трезвый Гектор. Словно тающая нуга и цельный орех. Я не успела понять, как уснула, не увидела снов и проснулась. Оказалось, прошло около пяти часов. Мое тело забыло, что такое боль – я будто возродилась из пепла. Благодаря заботливому мужчине, который так умилительно сопел рядом.

Я смутно припоминала ужас, пережитый при встрече с Патриком. Неприятное событие неким образом приобрело сюрреалистические черты и теперь казалось сном, который вот-вот забудется. Я много размышляла о Гранж Пул Драйв, о Дарте Хауэлле, о решении Гектора не участвовать в этом чемпионате. А едва Соулрайд проснулся и спросил, как я себя чувствую, предложила ему съездить на стадион. Он немного подумал и согласился.

Был вечер, и гонка давно закончилась, стадион выглядел опустевшим после большого события, даже брошенным. Кое-где между рядами сидений ходили уборщики, на виктори-лейн[11 - Виктори-лейн (аллея победы) – зона внутри трековой трассы, где останавливается победитель гонки после финиша и где производится его чествование] и около боксов было несколько механиков, среди которых и персональный помощник Гектора – Хэнк. Он и сообщил нам последние новости.