Горбовский

– Ровно столько, сколько сотрудников осталось в сокращенном штате – пятьдесят шесть.

– Нет, подождите, Вы не ошибаетесь?

– Ну что ты, Мариночка, я еще не разучился считать.

– И не было еще одной лишней, на всякий случай? Для подстраховки.

– Что ты, что ты. Мы и так еле вытянули на наш штат, откуда там лишней взяться?

– Но, перед тем, как мы уехали, Лев заходил, чтобы взять еще одну?

– Такого не было. Вы взяли себе две, затем уехали. Марина, я чего-то не знаю? Что с тобой?

– Не было лишней вакцины, – с трудом выговорила Спицына. – Не было лишней.

До нее вдруг дошел весь ужасный смысл этих слов. Они означали, что Лев инфицирован. Заражен. Он не вакцинировался, а обманул ее, чтобы спасти ее отца. Но она ведь видела отметину на его руке! Он мог использовать пистолетный шприц вхолостую. Скорее всего, он так и сделал. А потом провел несколько минут в компании ее умирающего отца и заразился. Но свою неиспользованную вакцину он отдал… Гаеву.

Глава 29. Горбовский

«Нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы исправить».

Бр. Стругацкие, «Пикник на обочине»

Марина не понимала, что ощутила в тот момент, как обо всем догадалась. Злость, гнев и ярость или шок, ошеломление и страх. Зато девушка готова была дать руку на отсечение, что такого бешеного коктейля отрицательных эмоций она еще в жизни не испытывала.

В голове пульсировало, словно там, внутри, кто-то пролил серную кислоту: «Лев инфицирован, Лев инфицирован, Лев инфицирован. Он может умереть. Зачем он сделал это? Накануне вакцинации он говорил мне, как дорожит нашим общим будущим, а потом поступил вот так?!»

Ничего не объяснив Пшежню, девушка ринулась на поиски Горбовского, чтобы как минимум морально уничтожить его за этот опрометчивый поступок. Кровь гулко шумела у нее в ушах, страх безжалостно сжимал не только сердце, но и остальные внутренности. Лев, единственный человек, который у нее остался, мужчина, заменяющий ей отца, друга и мужа, заражен и может умереть. Больше она ни о чем не могла думать. Ни о чем.

Спицына мчалась по коридору в сторону секции генной инженерии. Ученые, что попадались ей на пути, в замешательстве останавливались, увидев ее лицо, задавали вопросы, кричали вслед. Но Марина сейчас хотела найти только Льва. И нашла его. Заметив, как он выходит из секции, она набросилась на него, почти оскалившись, схватила за плечи.

– Что ты натворил, Лев?! – закричала она, не сдерживая эмоций. Отчаяние и страх сочились в каждом ее слове. – Что ты сделал?! ЗАЧЕМ?! Во имя чего ты подверг себя такому риску? Ты хочешь умереть? Хочешь оставить меня? Почему ты так поступил?

– Марина, не кричи. Первым делом для меня было обезопасить тебя…

– Как ты можешь? Я не стану жить, если ты умрешь! Зря истратил вакцину на меня и не потратил на себя!

– Дело вовсе не в этом. Я решил, что твоего отца еще можно спасти. А потом позвонил Гаев, и я не мог быть таким эгоистом, чтобы потратить вакцину на себя, если мы успевали спасти его, зараженного гораздо раньше, чем я, и имеющего меньше шансов, чем я, – Горбовский говорил очень спокойно и уверенно, как человек, который уже очень далеко отсюда.

– Но ты теперь заражен! Лев! Ты ведь инфицирован! Почему ты ведешь себя так спокойно?

– Да, я заражен. Но у меня есть еще пятнадцать часов в запасе, а новая партия должна уложиться в этот срок.

– Господи, Лев… Лучше бы я поехала сама! Как это глупо и рискованно! Зачем было обманывать? Ты должен был посоветоваться со мной, а не принимать такое решение единолично! Ты хочешь уберечь меня, но ставишь свою жизнь под угрозу, совсем обо мне не думая! Как ты можешь так поступать, Лев?! – Горбовский, слушая ее, испытал стыд, а Спицына продолжила кричать. – Спасать меня вовсе не нужно, если сам собрался умирать! Могли бы оба отдать свои вакцины кому-нибудь и пойти прогуливаться по городу, а?! Как это глупо! Не ожидала от тебя такой детскости, Лев Семенович! В голове не укладывается просто! Ты – великий человек, и какое право ты имеешь, открыв вакцину, рисковать своей жизнью? Какое право ты имеешь умирать, оставив нас всех в этой ситуации? Ты крайне неправильно поступил. Ты позабыл ответственность, возложенную на твои плечи.

– Ты права, – печально согласился Горбовский.

Он и сам все хорошо понимал, и впервые его посетил страх перед смертью. Теперь, когда Марина точно была вне опасности, он мог начать бояться и за себя. Этот глупый поступок превратил Льва из атланта, поддерживающего небо, в обычного смертного.

– Ох, Лев, надеюсь, мы успеем, – заплакала Марина, обняв его. Вся ее злость испарилась, едва она услышала в голосе Льва признание ее правоты.

– Иначе и быть не может, – заверил Горбовский.

Через пять часов дали знать о себе первые признаки заражения. Ни с того ни с сего Лев закашлялся, будто подавился, затем обвел виноватым взглядом коллег. Спицына не могла этого вынести. Вирусологи уже были оповещены, и Гаев ходил понурый и опечаленный, понимая, что Горбовский может умереть из-за него, подлого предателя.

Через семь часов появились первые потемнения на коже шеи и груди. Лев неохотно позволил Марине осмотреть себя, уверяя ее, что он в полном порядке, и времени еще вагон. Спицына каждый час бегала к Сергею Ивановичу Крамарю, чтобы узнать, как идет процесс синтеза, нельзя ли его как-то ускорить, но инженер только разводил руками. Он и так делал все, что мог, чтобы сократить время.

Когда прошло около десяти часов с момента заражения Льва, он кашлял почти каждую минуту и ощущал слабость по всему телу. Его перевели в отдельное помещение, и все вирусологи находились с ним, не опасаясь заражения. Описывая свои ощущения, Лев говорил о боли в области диафрагмы, странном привкусе во рту, головной боли, а также затрудненном дыхании.

Время от времени он отключался и спал по несколько минут, затем просыпался чуть бодрее, чем прежде. Спицына сидела рядом с ним, покидая его только затем, чтобы в очередной раз поговорить с Крамарем, а затем быстро возвращалась на свое место.

Невозможно описать, как у нее болело сердце, когда она видела ухудшающееся состояние Льва. Человек, достойный памятника, мужчина, которого она так любит, лежал перед ней совершенно беспомощный и беззащитный. Жизнь не может быть настолько несправедливой, настолько глупой.

Она не может и не должна потерять его. Судьба так долго сводила их, такими извилистыми дорожками, заставляла их ненавидеть друг друга, чтобы подарить потом самое великое счастье в жизни. И ради чего? Чтобы он сейчас вот так просто покинул ее? Этого не могло произойти. Ведь это же Горбовский! Тот самый Горбовский! Бесстрашный, бескомпромиссный, бессмертный! Не человек, а Титан, без слабостей и страхов.

Верила ли Спицына в чудо? После смерти отца уже нет. Но сейчас она не помнила об отце. И ей хотелось надеяться на лучшее. Но время инкубации подходило к концу, а Крамарь все не давал вестей. Сердце у Спицыной разрывалось от каждого приступа кашля у Льва. Сам же Горбовский был печально-спокойным, словно и не происходило ничего из ряда вон выходящего. Вирусологи траурно молчали, словно все уже было предрешено.

На тринадцатый час с момента заражения, когда Лев спал, в секцию вирусологии медленно вошел Крамарь. Была уже ночь, и он выглядел изможденно от непрерывной работы. Но было еще нечто в его внешнем виде. Сожаление? Вина? Сергей Иванович тихо позвал Спицыну, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.

– Вакцина готова? – улыбаясь, Марина быстро выбежала к нему с самыми хорошими предчувствиями.

Но Крамарь молча смотрел на нее, и улыбка застыла на ее лице растянутым разрезом губ. В тот момент она поняла, что осталась одна.

– Мне очень жаль, Марин. Не выразить, как мне жаль. Но я уже ничего не смогу поделать.

– Что Вы такое говорите, Сергей Иванович? Где вакцина для Льва? Где она? Где вакцина? Время инкубации кончается, вы должны были принести для него вакцину, ведь иначе он умрет! Вы не понимаете? Я не смыкала глаза, ждала от Вас вестей. А сейчас Вы пришли и говорите какую-то чушь, вместо того чтобы просто дать мне в руки то, о чем я прошу.

– Марин, – Крамарь взял девушку за плечи, но Спицына нервно стряхнула с себя его ладони, – на производстве произошла авария. Вся новая партия вакцины уничтожена. Точнее сказать, она просто не будет действовать. Потеряла свои свойства. Ты понимаешь, что я говорю?

– Что означают эти слова? Что значит – нет вакцины? Ведь Лев умирает, Лев умирает!

– Мне очень жаль. Но это произошло. Такое случается редко. Никто не виноват, все дело в техническом сбое. Я не могу ничего исправить. Я сожалею, Марин.

– Подождите, но… Нельзя попросить, чтобы нам прислали? Ведь не мы одни ее производим!

– Ближайший пункт производства находится в четырех часах отсюда. Даже если они согласятся дать один образец, мы все равно не успеем.

– Свяжитесь с ними немедленно. Пусть высылают вертолетом, чем угодно! Скажите, что вакцина необходима для самого Горбовского! Он спас все человечество, а ради него не найдется антивируса?!

– Я уже связался, Марин, – признался Крамарь. – К сожалению, она не сможет попасть к нам быстрее, чем за три с половиной часа. Это минимум. Боюсь, будет уже поздно.

– Все равно пусть высылают! Период инкубации зависит не только от вируса, но и от индивидуальных особенностей организма! Три с половиной часа – это не сутки. Он сможет продержаться, он сильный.

– Я распоряжусь, – ответил Крамарь без особой надежды.

– Немедленно, Сергей Иванович, – приказным тоном сказала Спицына, уловив в себе ту интонацию, с которой всегда отдавал распоряжения Лев.

Спицына вернулась к нему, он спал, тяжело дыша. Грудь медленно вздымалась и опускалась. Расслабленное лицо выглядело постаревшим. Марина аккуратно отодвинула воротник, чтобы осмотреть его шею. Там был шрам от ожога, а также пятна, площадь которых заметно выросла.