Номад

– Вы семья Сорейн? – напевно поинтересовался мужчина у главы семьи. Диалект в свободном городе отличался от привычного Марку; слова звучали как-то развязно, отчего речь походила на припев из песни «Кабы не было зимы в городах и сёлах».

Получив утвердительный ответ, молодой человек достал из-за пазухи банкноты и, пересчитав, отдал их мужчине в мятом пальто.

«Ну мало ли какая у них сделка», – подумал я, но тут произошло нечто странное. Мать с невыразимой тоской в глазах протянула грудничка чужой женщине. Та взяла его на руки и тут же принялась тискать, отчего ребенок проснулся и захныкал. Старший мальчик сухо попрощался с отцом за руку и, взяв чемодан, нехотя встал рядом со своим новым… отцом?

Я хотел уйти или хотя бы отвернуться, но всё происходящее настолько шокировало, приковывало внимание своей несуразностью, что я буквально не мог сдвинуться с места.

Молодая девушка принялась щебетать, как хорошо она подготовилась к приёму детей и что в их семье им будет безопасно. Всё это время родная мать пыталась поправить сползший носочек на детской ножке, но руки слишком сильно дрожали.

На первый путь с дымом и грохотом прибыл поезд. Мне показалось, что он был чуть ли не вдвое больше наших поездов и, наверное, в сто раз уродливее. Откуда ни возьмись к нему хлынула толпа беженцев: усталые, нервные, больные, осунувшиеся. Мужчины и женщины забирались в вагоны и исчезали в них, не оглядываясь на перрон. Я заметил, что детей среди них не было, и наконец-то всё понял. Свободный город не мог вместить всех. Поэтому детей распределяют по семьям, тогда как их родные папы и мамы уезжают в неизвестном направлении.

Я ощутил небывалую тоску на душе, как в детстве, когда умерла любимая собака. Мне захотелось сесть на перрон и заплакать в голос от всей этой безысходности, но в этот момент пришли и за мной.

Это были усатый мужчина и очень низенькая женщина. Не такие молодые, как предыдущая приёмная пара, и не такие разодетые. Сдержанно поздоровавшись, они просто взяли меня за руку и повели. Я не знал, сколько минут мне осталось провести в теле Марка, но очень хотел домой.

«Назад!» – мысленно приказал я, в то же мгновение меня выдернуло из реальности, словно корнеплод из грядки. Первое, что я сделал, оказавшись дома, это взял инструкцию и жирным маркером сделал пометку напротив вселенной Марка Гугении: «Очень и очень жестокий мир».

Глава 3. Анлаф Прозак

Вопреки ожиданиям, произошедшее не выбило меня из колеи. Проспав до обеда следующего дня, я с новыми силами принялся за работу над книгой.

«Пора подумать об издательстве», – решил я, пролистав всё написанное. Навскидку можно было бы сказать, что готова примерно четверть книги; вряд ли крупные издательства захотят принимать «недоделку», но с маленькими конторами вполне можно будет договориться.

Следующие полчаса я штудировал Рустернет на предмет небольших издательств в своём городе, пока телефонный звонок не вернул меня к реальности.

К моему удивлению, звонила Вика.

– Не хочешь пообедать сегодня часика в два? – По телефону её голос был ещё более низким и бархатистым.

– Можно… Да, конечно, – ответил я. Было немного странно, что Вика позвонила первой, но кто я такой, чтобы динамить столь прекрасную особу?

Положил трубку и взглянул на часы: до обеда оставалось ещё порядочно времени, но мысль уже не шла. Спустя десять минут тупого сидения перед монитором я признался сам себе, что слишком взволнован, чтобы писать дальше. Взглянув в зеркало, я понял, что вовремя спохватился: не один час уйдёт на то, чтобы привести себя в божеский вид. К парикмахеру я, конечно, не успевал, но хотя бы с недельной щетиной надо было расстаться. Всё-таки не каждый день меня приглашали на свидания.

Мы встретились в том же заведении, что и в первый раз. И снова глубокие синие глаза Вики, а также её облегающая кофточка заставили меня забыть о своей «двойной жизни». После обеда (платили каждый за себя; так решила дама, и я не стал упорствовать) я решил сводить её в тихий сквер неподалеку, но судьба подкинула мне спонтанную проверку на прочность. Впрочем, такие проверки вряд ли когда-нибудь бывают запланированными.

У Вики зазвонил телефон. Я любил подпевать этим стандартным мелодиям, которые звучат сейчас на каждом шагу, но сейчас, разумеется, сдержался. Ещё не время было выпускать своих демонов.

– Ян, мне надо ответить, – обречённо и даже как-то зло сказала Вика.

Я кивнул и тактично присел на краешек стула. Разговор длился недолго, но когда девушка наконец повесила трубку, стало ясно, что наша прогулка отменяется.

– Мне надо ехать в больницу, – вздохнула Вика. – Семейные дела.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил я. Вряд ли это было так: я неплохо читал по лицам и знал, что Вика скорее раздражена, чем расстроена. Создавалось ощущение, что какая-то обязанность мешает ей в полной мере наслаждаться жизнью.

– Нет, всё в порядке, – отмахнулась она, нервно откинув волосы. – Ерунда.

– Если хочешь, я могу поехать с тобой, – предложил я. Не то чтобы мне хотелось… просто это надо было сказать, если вы меня понимаете. Кто на втором свидании знакомит парня со своими родственниками? Да ещё и в больнице? Нет, невозможно. Я хорошо знал женщин и был уверен, что Вика откажется.

Вика согласилась, и я почувствовал себя не в своей тарелке.

Но это было ещё не провалом.

В такси мы ехали молча. Я чувствовал, что должен взять её за руку или как-то иначе выразить свою поддержку, но Вика сидела, отвернувшись, и через отражение в стекле я мог видеть её гневно сдвинутые брови.

«Сейчас что-то будет», – подумалось мне, когда машина подъехала прямо к приёмному покою. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что хочу вернуться в свой уютный мирок, как если бы я был подключён к «НОМАДу».

Но никакого «назад» не было. Передо мной была самая что ни на есть реальная реальность. С больничными коридорами, навевающими тоску, с разбитыми мордами алкашей в приёмной, костылями, одиноко стоящими в углу, и синими бахилами, которые всё так же быстро рвутся, как и три года назад, когда я надевал их последний раз. Кажется, тогда я был на приёме у стоматолога.

Вика уверенно поднялась на второй этаж, прошагала по коридору до самого конца, громко стуча каблуками. Я молча следовал за ней; нет, этой девушке поддержка не требовалась – при желании я мог спрятаться за угол, и она не заметила бы, что я исчез.

– Здрасьте, Виктория Викторовна, – поздоровалась молодая медсестра и проводила нас взглядом.

А вот и конечный пункт – палата номер двести два. Просторная, но душная, пахнущая старушками, которым вечно дует из форточек. С дешёвыми романами и кроссвордами на прикроватных тумбочках, с маленьким телевизором в углу, который принёс кто-то из родственников и за который здесь наверняка велись битвы.

Вика надела мятый белый халат, висящий на вешалке.

– Ну здравствуй, сестричка, – устало произнесла Вика, присаживаясь на одну из коек. – Познакомься, это Ян. Мой друг.

На кровати сидела копия Вики. Копия в худшем варианте, если можно было так сказать. Если тело «моей» Виктории дышало здоровьем и молодостью, то её сестра походила на существо, из которого высосали все соки. Осунувшееся лицо, сухая кожа и следы от инъекций на локтевых сгибах, тусклые растрёпанные волосы и обкусанные ногти. Лишь глаза были всё ещё живыми и, в отличие от глаз сестры, – карими.

– Вика приехала, – с безмятежной улыбкой сказала она.

– Да, да, Вика приехала, – раздражённо повторила Виктория и обратилась ко мне: – Её зовут Анжелика, и она немножко… ну…

Кажется, я понял. Анжелика была не в себе.

– Вика привезла мне покушать? – спросила Анжелика, и я почувствовал, что мне здесь не место.

– Я подожду в коридоре, хорошо? – почти умоляюще произнёс я и, получив одобрение, выскочил из палаты.

– Доктор сказала, что ты не пьёшь таблетки. Почему, Лика? – услышал я голос Вики из-за двери. Уже не злой, участливый. Она была добрая. А ещё она назвала меня другом… Всё же я не зря поехал сюда.

Я прогулялся до конца психиатрического отделения. Изучил плакаты на стенах, нарисованные будто бы детьми, выпил воды из кулера. В глаза бросилась надпись, своего рода напутствие врачам-психиатрам: «Душа, даже если она заболевает, не перестаёт быть душой». А может, это напутствие родственникам больных? Должно быть, это нелегко, когда твои близкие…

– Ян! – Голос Вики прервал поток моих философских мыслей о больной душе. – Всё, можем ехать.

?

Вика не стала делать вид, что ей неловко из-за сестры. И это было замечательно. Больше всего мне не хотелось мучительно-долгих пауз.

– Периодически я должна навещать её, – объяснила она, когда мы вышли из больницы. – Иногда это напрягает, но всё же она моя сестра.

Поддавшись порыву, я взял Вику за руку. Мы шли через сквер, и жёлтые листья кружились, взлетая с такого же жёлтого ковра на земле. Было неожиданно хорошо, и я сам не заметил, как наши лица оказались слишком близко друг к другу.

«Да или нет?» – промелькнуло в голове, но Вика сама нашла решение. Она потянулась навстречу, и мы поцеловались.

«Пусть будет так», – подумал я, испытав едва ощутимое сожаление оттого, что внутри всё осталось спокойным. Искры не проскочило, если выражаться избитыми фразами. Но моя дама, похоже, осталась довольна.