– Хреново.
Шевцов выпрямился и снова завёл машину. Потом закашлялся и прижал руку к рёбрам.
– Сломали к чертям.
Сейчас весь избитый, потерпевший поражение, Шевцов всё равно оставался собой, но вместе с тем показал что-то такое, чего я раньше в нём не видела. По крайней мере, не в отношении меня.
Поехали мы уже куда медленнее. Алексей часто встряхивал головой, пытаясь справиться с головокружением. Тревога и страх продолжали клокотать внутри меня, заставляя вкровь кусать от напряжения губы. Я старалась расслабиться, но алкоголь и стресс не позволяли.
– Лёш, может остановимся? У тебя есть аптечка?
– Чуть дальше. Там есть стоянка для фур и колонка с водой.
Шевцов срулил на стоянку-карман и остановился.
– Лёша, может и правда в больницу? – я не оставляла попыток образумить Шевцова.
На него было страшно смотреть. Лицо представляло собой какое-то кровавое месиво, белый свитер, что виднеется из распахнутой куртки, весь испачкан пятнами крови, руки побиты. Он тяжело дышал, снова склонившись к рулю. Если бы не горящие яростью глаза, то во тьме машины, освещаемой лишь отблесками светящихся на приборной панели значков, было не узнать его.
– Нет. Не впервой. Помоги мне лучше.
С едва сдерживаемым рыком Шевцов извернулся, чтобы стащить рукав куртки, протягивая мне один его конец. У меня от напряжения и пережитого стресса дрожали руки, но я, насколько могла, аккуратно помогла ему снять куртку.
– Ты замёрзнешь, – сказала, а сама зависла на пятнах крови на белом свитере.
Алексей смотрел на меня, салфеткой стирая кровь, капающую с подбородка.
– Дай угадаю – ты боишься крови.
– Что? – отмерла я, – Нет, не боюсь. Просто…
Мысль так и не закончила. Сама не знаю что. Я ведь собираюсь поступать в медицинский, какая уж тут боязнь крови? Просто так близко я не видела окровавленного человека, да и ещё мне не нужно было ему помогать.
– Ты побледнела, мелочь.
Я пожала плечами.
Стоп.
Мелочь? Я не ослышалась? Не бестолочь, не дура. Просто мелочь. Наверное, пора начинать беспокоиться, вдруг Шевцову действительно мозги отбили.
– Где у тебя тут аптечка? – я опустила глаза, стараясь скрыть смущение от ситуации.
– В бардачке.
Алексей попытался открыть бардачок над моими коленями, но резко выдохнул, схватившись за противоположный от меня бок. Точно. Рёбра.
– Я сейчас, – сказала, выскакивая на улицу.
На стоянке никого кроме нас не было. Редкие фонари вдоль объездной трассы едва разгоняли тьму. Холодно. Днём ещё, когда выглядывало солнышко, можно было заметить призрачные намёки на весну, сейчас же, в холодный ветреный вечер, казалось, что зима будет царствовать в городе бесконечно. Пусть не такая свирепая, как в других регионах, но для южан и такая казалась холодной.
В нескольких метрах от нашей машины я заметила колонку с ручным приводом, о которой говорил Шевцов. Она-то мне и была нужна. Я подбежала к ней, нацеливаясь на то, что мне необходимо. Лёд. Но он внизу, куда капает вода, намёрз гладкой горкой, которую никак не подковырнуть. Но на счастье мне попалась на глаза какая-то железяка. Отвёртка, что ли. Наверное, кто-то потерял на стоянке. Ею мне удалось поддеть ледышку и отковырнуть кусок. Такого должно быть достаточно.
Я вернулась в машину и завернула лёд в уже испачканный шарф.
– Держи, – протянула Алексею. – Приложи к рёбрам, должно немного облегчить боль.
Шевцов послушно выполнил мои указания и, закрыв глаза, откинулся на подголовник.
Я открыла бардачок и вытащила оттуда аптечку.
– Там есть обезболивающие? – спросил Шевцов, не открывая глаз.
Поискав, кроме средств первой помощи ничего не нашла.
– Здесь только жгут, бинты и перекись.
– Ладно. Хрен с ним, дома найду.
Я разорвала упаковку ваты и обильно смочила кусок перекисью.
– Держи, – протянула ему.
Но Шевцов лишь развернул лицо в мою сторону, не открывая глаз, и замер. Я сначала стушевалась, но потом собралась. Ему было плохо и нужна моя помощь.
Аккуратно приложила вату к разбитой губе, перекись зашипела, а Шевцов вздрогнул и открыл глаза, недовольно сощурившись на меня. Смотрите, принцесса прямо. Но этого я, естественно, не произнесла.
– Что вы не поделили с этим парнем? – спросила, чтобы заполнить паузу, ставшую какой-то неловкой.
– Я чпокнул его сестру.
Вот так вот. Прямо и откровенно. Но пусть даже не думает, что ему удалось смутить меня.
– И ей не понравилось? – выдала, едва заметно сглотнув ком в горле.
– Отчего же, – ухмыльнулся Алексей, всё же заставив меня смутиться. – Понравилось. Она так своё совершеннолетие отметила. Но брату, появившемуся во время процесса, она сказала иначе.
– Ты же её не… – я окаменела. Мне ли не знать, как жестоки игры этой избалованной молодёжи.
– Слушай, бестолочь, – Шевцов внезапно со злостью схватил меня за запястье, отчего я испугалась и уронила вату, – я же тебе уже говорил, что мне подобное неинтересно.
– Мне больно, – я выдержала его взгляд, хотя у самой всё сжалось в животе от страха.
Лекс отпустил руку, но не взгляд. Я отодвинулась подальше на своём сидении. Не стоило забывать, кто он, и как ко мне относится. Подобные ситуации не делают нас ближе.
Шевцов забрал у меня бутылочку с перекисью и вышел на улицу. Я увидела, как он полил из неё костяшки рук, потом пошёл умыться к колонке. Меня передёрнуло, стоило лишь представить, как ему сейчас холодно.
Вернувшись в машину, он вытерся небольшим полотенцем, которое достал из бардачка, и сел за руль. Снова собран, хоть и вид довольно усталый и помятый. Кровь из носа уже не текла, видно было, что губы разбиты с одной стороны.