Сахар со стеклом

Нет, я знаю, кто это.

– Пожалуйста, уходи, – тихо прошептала в подушку, чтобы Шевцов не услышал и постучал ещё раз.

Стук повторился снова. Я сползла на пол с постели и села прямо у двери.

Я чувствовала его.

Я боялась его.

Я… ждала его.

Что он сделал со мной? Зачем? Нашёл новый способ изгаляться?

– Не открывай мне, бестолочь, – услышала шёпот с той стороны двери. – Не открывай, оно тебе не надо. Потому что тогда я уже не уйду.

Я застыла и сглатнула. Получилось слишком шумно, и мне показалось, что Лекс тоже услышал мои сомнения, мои колебания. И моё сумасшествие. Потому что я встала и открыла двери.

Глава 39

Мне кажется, что прошла вечность, пока я открывала дверь. И всю эту вечность я не дышала, отсчитывая удары сердца. Боялась поднять на него глаза, боялась осознать, на что я решаюсь. Это магия, помешательство, но это то, чего так внезапно и отчаянно пожелала моя душа.

Но все же решившись, я словно получила удар под дых. Потому что увидела в глазах Лекса совсем не то, что ожидала. В них были злость и ярость, что перемешались в темный коктейль. Его взгляд обжёг, заставляя почувствовать себя маленькой точкой. Глупой и недалёкой. Я моргнула в непонимании и ждала приговора. Может, мне показалось? Может это страсть играет такими переливами?

– Я же сказал, что тебе это не надо.

Кажется, будто слова давались Шевцову с трудом, но он выплюнул их зло и с презрением. Перемена была столь разительна, что задаёшься вопросом: а не показалось ли всё то, что было до этого? Не привиделось ли?

– И мне тоже. Ты просто маленькая глупая дурочка, которая едва не вляпалась.

Слова ударили больнее пощечин, а глаза начало жечь.

– Сделай одолжение, бестолочь, – забудь. И никогда не вспоминай.

Шевцов развернулся и через несколько секунд уже хлопнул дверью своей комнаты, а я стояла как вкопанная. Шок и боль смешались в причудливый водоворот, утаскивая меня в пучину отчаяния. Я словно со стороны смотрела, как моя рука закрывает дверь. А потом упала лицом в подушку и начала рыдать.

Стыд. Ужас. Непонимание.

Почему?

Нет, я не мечтала о нём, даже не помышляла, но как можно быть таким жестоким, чтобы в один час поднять до облаков, а потом сбросить вниз без парашюта. А что если бы зашло дальше? А ведь я решилась! Я впустила в душу по одному короткому стуку. Дура. Бестолочь!

Утром встала с постели разбитая. Даже подумалось, что снова наведалась простуда, но вроде бы нет. Просто шок от вчерашнего измотал тело и душу. Как теперь смотреть Алексею в глаза? Как вести себя с ним и не вспоминать касания его нежных губ к моим? Это ведь были не просто поцелуи. Они вывернули мне душу всего за несколько минут, наполнив глупым осознанием того, что я влюбилась по уши в того, кто превратил мою жизнь в ад.

Но вечно сидеть в комнате было невозможно, и к обеду пришлось выйти. Мама хлопотала по кухне, видимо, отпустив Людмилу в выходной.

– Ягодка, привет, как спала? – голос матери прозвучал взволновано.

– Нормально.

– Алексея оставили в больнице. Виктор поехал к нему, врач сказал, что всё серьезнее, чем нам вчера показалось. Может, ты расскажешь, что всё-таки случилось?

– Мам, я точно не знаю. Какие-то парни подошли и о чем-то говорили с Лёшей, а потом началась драка. Они грубили и говорили гадости.

– Ладно, – мама вздохнула, – разберемся потом. Бери вафли к чаю.

У Шевцова оказалось сотрясение, трещина лицевой кости и перелом двух рёбер. В больнице его подержали больше недели, а потом отец по совету тренера из клуба, отправил сына в восстановительный центр для спортсменов. Мама говорила, что место это недешевое, но так к майским соревнованиям можно быть уверенными, что Шевцов-младший будет в форме.

Потом начались весенние каникулы, и я уехала к тёте Соне. Все это время я запрещала себе думать о Шевцове, посвящая всё время учёбе. Но именно поездка в родной городок расставила все точки над и в моей голове.

Я ужасно была рада встрече со старыми друзьями. Мы гуляли едва ли не до середины ночи, опьянённые ароматом вступившей в полную силу весны.

Днём корпели над подготовкой к экзаменам, а вечером снова встречались на лавочке в парке. Ребята приносили портативную колонку, включали хиты этой весны, кто-то пил лимонад, и всем нам было очень весело. Я отдыхала душой, проводя время со своими друзьями.

Но на третий вечер приехал от родственников Сашка Терентьев. Мне было неловко после нашей последней встречи, когда он столкнулся с Шевцовым. Я попыталась извиниться, но Саша сказал «проехали», и вечер потёк дальше. И вот после пары часов общения в компании он как-то незаметно для меня самой всё время стал оказываться рядом. А потом и вовсе закинул мне руку на плечо.

И если полгода назад я бы почувствовала себя самой счастливой на свете, то сейчас это вызвало такое отторжение, что по всему телу прокатилась дрожь. Это было настолько неприятно, что я едва сдержала себя, чтобы резко не отшатнуться. Мягко высвободилась, на что получила недоуменный взгляд бывшего одноклассника.

– Что случилось? – Сашка спросил удивлённо, будто млеть от его объятий для меня само собой разумеющееся.

– Ничего, просто…

Ты не он.

Это прогремело у меня в голове, раскрыв истину мне самой. Вот чьи руки я хочу, чтобы меня обнимали. Чьи руки касались. И не только руки…

Захотелось взвыть от безысходности. Если раньше я списывала всё на уязвленную гордость, на привлекательность Лекса, то сейчас чётко поняла, что влюбилась в сводного брата. В того самого, что ненавидел и презирал меня. В того, что позволил прикоснуться к себе открытому и настоящему, а потом жестоко захлопнул эту дверь перед носом, так и не пояснив, чем же я недостойна.

Домой я уехала через три дня, но в тот вечер гуляла с друзьями в последний раз. Алёнка приходила ко мне, пытаясь выведать, что же произошло, но я так и не смогла перед ней открыться.

Мне было стыдно. Стыдно сказать, что я по уши утонула в своём сводном брате, на которого в горьких слезах неоднократно жаловалась.

Едва переступив порог своего нового дома, я поняла, что Алексей вернулся. Его голос доносился из кухни, а у меня немели ноги. Но я же не могла просто взять и уйти к себе. Нужно поздороваться с Виктором. Он прекрасный отчим – добрый и внимательный, он любит маму.

– Привет, – я поздоровалась сразу со всеми, пытаясь быть милой и приветливой, но внутри начинал скручиваться узел.

– Здравствуй, Янка, – по-доброму улыбнулся Виктор. – Рады видеть тебя. Теперь все, наконец, дома.

Отчим приобнял меня и поцеловал в макушку. Тёплый отеческий жест. А вот Шевцов-младший ограничивается лишь кивком и холодным взглядом.

Виктор усадил нас с мамой за стол и сам поставил чашки с горячим чаем, ближе подвинул тарелку с пирогами. По закону вежливости я, наверное, должна была спросить у Алексея, как он себя чувствует, но язык просто присох к нёбу и омертвел. Я даже глаза на него поднять не смогла, и просто пялилась на крепкие мужские запястья, одно из которых было перетянуто красным шнурком.

Длинные пальцы небрежно обхватили кружку, а у меня в памяти всплыло, как судорожно они сжимались на моей спине, сминая одежду. Щёки начали гореть от воспоминаний тех недолгих минут, а в груди разверзалась пропасть. Почему? Почему я должна была влюбиться в этого чёрствого и бездушного парня? Такого идеального внешне и такого непонятного внутри.

Вопросы без ответов. Хочу к себе, хочу сбежать и не видеть его. Осталось потерпеть всего ничего – одну четверть. И я уеду, постараюсь выбросить из головы того, кто причинял боль одним только своим присутствием.

Но потерпеть одну четверть оказалось не так просто. Не одну четверть, а целую четверть! Я не думала, что можно так страдать из-за безответных чувств. Саша Терентьев теперь казался мелочью, глупой, не заслуживающей внимания, мечтой. Да и не мечтой вовсе, а так…

Дома с Лексом мы почти не пересекались, а вот в лицее… Постоянная дрожь внутри, бесконечное ожидание его презрительного взгляда или его улыбки, адресованной не мне. Иногда я оборачивалась и ловила на себе его взгляды. И тогда всё становилось ещё хуже: уши закладывало ватой, а в горле становился ком. И не дай Бог в этот момент мне было оказаться у доски.