Сахар со стеклом

А пока я просто обнял её, и мы, вымотанные, дальше поехали молча.

Бестолочь поднялась к себе после разговора с матерью. Наталья с красными глазами встретила нас, почти в пять утра, на пороге дома. Петруха звонил, сказал, что мы исчезли после часа ночи, на телефоны не отвечаем, вот и подняли панику. Отец с батей Должанова искали нас по ночным клубам и набережной, и ещё не успели вернуться.

– Это всё ты виноват, – выплюнула жена отца, развернувшись ко мне.

Наконец, Натали, ты сняла свою маску доброжелательности.

– Ты больной, Алексей. И ты заигрался, мальчик, во взрослые игры.

Её глаза сверкали, но мне было ни хрена не страшно.

– Думаешь, я не знаю, чем ты увлекаешься? И если ты втянул мою дочь…

Женщина сжала кулаки и подошла ближе. И меня тоже охватила злость.

– А ты? Это ты привезла её и толкнула мне в руки, – хочет увидеть плохиша? Увидит. Просто буду собой, раз уж мы без масок. – Что ж ты за мать, если зная, что я могу с ней сделать, даже замок новый на её комнату не поставила? Ты же помнишь, что раньше в ней жил я.

– Заткнись.

– Или что? Может, ты сердишься, что я к тебе не заглянул?

Лицо опалила пощёчина, а я заржал. Мне срать было уже на всё.

– Видно, что тебя, отродье, не воспитывали.

– Как ты свою дочь?

Это была ментальная пощёчина уже для стервы. Давай, яжемать, скажи, что я не прав.

– Значит так, – голос женщины задрожал от ярости. – На столе в гостиной твоя повестка.

– Ты же в курсе, что у меня отсрочка.

Наталья улыбнулась. Без макияжа она выглядела слегка потасканной, но вполне ещё пригодной. Понимаю, почему отец повёлся.

– Выбирай: или ты валишь на год в армию, давая моей дочери возможность поступить спокойно…

– Или? – ухмыльнулся я.

– Я расскажу твоему отцу о вечеринках в «Чёрном Драконе».

Хрен знает, откуда она узнала. Не хотелось бы, чтобы отец был в курсе. Но к армии меня так не склонить.

– Как страшно, – цокаю языком.

– И тогда он урежет твоё содержание, паршивец. А если я хорошо постараюсь, то и не только твоё.

Стерва. Вот это уже было не смешно. Мать содержится в лучшей клинике. Стоит это дорого, там есть специальное лечение, но отец уже неоднократно за эти десять лет хотел перевести маму в другую. Вроде как надежды нет, и все процедуры и занятия ни к чему. Клиника та была тоже неплохая, но очень далеко. Я не мог остаться без неё. Мне нужны мои два часа хоть и раз в несколько месяцев!

– Что? Не так уж ты и смел. Решай, Алексей. Всего лишь год и твоя мамочка останется рядом.

Сейчас мне хотелось разворотить ей морду об стену. Тварь нашла мою самую больную точку и надавила шпилькой.

Я не мог, не мог лишиться матери окончательно.

– У тебя есть четыре часа до сборов в военкомате. Поспишь в автобусе на распределительный центр.

– А отец? – спросил, скрипнув зубами.

– Скажем ему, что ты решил стать, наконец, настоящим мужчиной.

Эпилог

Яна

Как бы было просто закрыть глаза и стереть из памяти сегодняшнюю ночь. Содрать с кожи омерзительные взгляды развращённых ублюдков.

Я стащила платье, отшвырнув его в дальний угол комнаты, а потом побрела в душ. До красных полос тёрла кожу, пытаясь отмыться. Уже в третий раз прополаскивала волосы, надеясь вытравить запах того места. Не хотелось думать о завтра. Вообще не хочу ни сегодня, ни завтра. Хотелось тишины и спать.

Меня била дрожь даже после пятнадцатиминутного купания почти в кипятке. Кожа горела, а руки были как лёд. Я завернулась в тёплый халат и побрела в комнату.

На улице уже рассвело, но плотные шторы мало пропускают света. И его хватило, чтобы заметить Алексея, сидящего на моей постели. Он не переоделся ещё. Что вообще он тут делает?

Я остановилась, молча глядя на сводного брата. Шевцов встал и медленно подошёл. Крепко обнял меня и прижал к себе. Мне хотелось плакать, но я вдруг застыла камнем.

Ненавижу его. Но боюсь мгновения, когда он меня отпустит, когда разожмёт объятия.

Но Лекс этого не делал. Он продолжает так стоять и молчать. Минуту. Пять. Десять… Я почувствовала, что рубашка у него, где прижималось моё лицо, промокла.

Я всё-таки плакала.

– Прости меня, если сможешь, бестолочь, – прошептал мне в волосы.

А потом поцеловал. Так крепко и жадно, будто хотел выпить всё её дыхание, хотел забрать его.

Уже давно забрал.

Шевцов разорвал поцелуй, на мгновение прижался своим лбом к моему, а потом развернулся и стремительно вышел. И спустя минуту я услышала, как возле дома заурчала машина.

Я подбежала к окну и не могла поверить в то, что увидела. Степан поставил в багажник дорожную сумку, а потом открыл заднюю дверь, приглашая Алексея.

А как же я? Что делать мне?

Я поймала его прощальный взгляд и поняла, что мы больше не увидимся. Просто почувствовала это нутром под сопровождение звона битого стекла.

Это крошилось на осколки моё сердце. Прощай, мой старший брат, мой сводный кошмар, сладкий и смертельно опасный, как сахар, смешанный со стеклом.

Послесловие от автора