Teologica

Teologica
Maxim Berns

Следования правилам поэзии и другим литературным канонам в этой книге не найти. Как не найти и стихотворений в привычном для любителей и критиков смысле. Здесь собраны эмоции, впечатления и критические оценки, переведённые автором с потустороннего на человеческий. Это поток раннего мистического опыта, столкновения с реальностью в юных годах и позднего осознания персонального места в мире людей и не очень, который или влюбит в себя или породит всплеск отрицательных эмоций. Равнодушным не оставит.

Содержит нецензурную брань.

Maxim Berns

Teologica

Терпению и долголетию моих родителей, светлой памяти Алексея Шмакова и Зинаиды Беспалой, беззаветной преданности Лены Майстренко, лучшим дням Маши Америковой, и бесконечности Lee Kater посвящается

Вместо предисловия

Я читала «Теологику», и было невозможно победить ощущение, что делаю это много сотен лет. С удовольствием поделюсь секретом действия подобного колдовства.

С начала чтения проходят минуты и начинает навязчиво казаться, что влюблён в эту книгу как в красавца-любовника, убитого шпагой в поединке, или как в голубоглазую ведьму, бессовестно преданную огню аутодафе – музыка, что плавает поверх слогов, откровенно гипнотизирует.

Как забудешь о гипнозе, месяц не откроешь этих стихов, так заскучаешь по гротескным сюжетам словно по родным берегам в мучительной разлуке, захочется броситься к парусам и повернуть корабль на верный курс – опять читать сборник с середины, на рандомном произведении.

Дальше больше, вспоминаешь о героях строк непозволительно часто, как монах по сотне раз на дню вспоминает о молитве – возвращаешься к книге снова и снова, с жадностью припадаешь к рифмам, пьешь вязкую но живую влагу смыслов страдальцем-путником южноафриканской пустыни. Иногда этот напиток жжет горло огнем, иногда дурманит холодом – колючками аллегорий бросит в жар и зальет щеки багрянцем. Зелье метафор расцелует рассудок северным ветром до жути крепко, тогда наяву приходится вжимать голову в плечи и растирать холодные ладони. Даже в африканских пустынях случается зима, пусть даже метафизическая.

Потом каждый вечер привыкнешь искать по оглавлению любимое стихотворение, шептать открытому окну причудливые строки, но перед отходом ко сну каждый раз главное не забыть закрыть томик Бернса на крепкий засов. Ведь страшно.

Только забудешь закрыть, той же ночью во сне по дорогам подсознания пройдут люди-произведения. Один проплетется в рубище или в саване, другой торжественно проплывет в королевской парче, третий – мёртвый воин с кровью на ранах, взмолится о мести. За ними ковыляет нимфа – злодейка тычет пальцем и хохочет над человеческими страхами. Эти образы будут смотреть в упор – «стих-жрец», «стих-зеркало», «стих-я», «стих-он». Останется вопросом кто же на самом деле породил эти привидения слов, возможно это человек или бесплотное существо, возможно что тысяча таких существ. Неясно почему стихи, что прочитал и запомнил, столько знают о земных душах. Зачем неумолимые глаза смотрят сквозь нашу память и мечты? Отвращения или приюта ищут внутри каждого странные ночные пришельцы? Наши риторические вопросы, полные скорби и восхищения, останутся без ответов.

В скором времени, когда проживешь сплетения ночных видений, познакомишься с каждым и подружишься с некоторыми, наутро с мимолётной улыбкой на лице будешь просыпаться и терпеливо ждать рождения нового читателя книги, который с первых произведений не отвяжется от ощущения, что читал «Теологику» много сотен лет.

Элен Сарнавская

Турция, Анталья, осень 2021 года

из альбома «Graves» (1995 – 1996)

Песня потомков

Свой наряд надела

Белая Принцесса,

И заря сгорела

Под покровом леса.

Где свободны крылья

Счастья и забвенья,

Мы покроем пылью

Фразы провидения.

Взмоем над мирами,

Долетим до неба,

Посидим с богами

И накормим хлебом.

Страха мы не знаем

Перед божествами,

Почему ж летаем

Горем над кострами?

Почему сковали

Нас оковы неба?

Чем околдовала

Пресвятая Дева?

Свой наряд надела

Белая Принцесса.

Там заря сгорела.

Там, в покровах леса.

Сочи, 28-31.03.95 года

Риторика и штампы

Завоевали небо тучи,

Завоевала тьма леса.

В кого такой я невезучий?

Печальны в зеркале глаза,

И жрет зима остатки рая,

И плачет снег на волосах,