– Направляюсь в центр города. Послушай, скажи Хейли, что я приеду в субботу. Я составлю план. Мы совершим что-нибудь особенное.
– Ты уверен? Я не хочу зря ее обнадеживать.
Я почувствовал, как внутри меня поднялось что-то теплое: мысль о том, что моя дочь будет обнадежена нашей встречей. Чего Мэгги никогда не делала, так это не чернила меня в глазах дочери. Я всегда этим восхищался.
– Да, уверен.
– Отлично, я ей скажу. Дай мне знать, в какое время сможешь заехать, или я могу сама куда-нибудь ее подбросить.
– Хорошо.
Я еще немного потянул время. Мне хотелось поговорить с ней подольше, но больше нечего было сказать. В конце концов я попрощался и закрыл телефон.
Через несколько минут нас вынесло из горлышка бутылки. Я выглянул в окно и не заметил никакой аварии. Никого с прохудившейся шиной или дорожного патруля, припаркованного у обочины. Я не увидел ничего, что объясняло бы этот затор. Так часто бывало. Движение на автострадах в Лос-Анджелесе было непостижимым, как супружеская жизнь. Поток машин двигался, потом вдруг тормозил и останавливался без всякой причины.
Я из адвокатской семьи. Этому делу посвятили себя мой отец, мой сводный брат, племянница и племянник. Отец стал знаменитым адвокатом во времена, когда еще не существовало кабельного телевидения и канала «Суд-ТВ». В течение почти трех десятилетий он оставался старейшиной уголовного права в Лос-Анджелесе. От Микки Коэна[9 - Микки Коэн – знаменитый гангстер, действовавший на территории Лос-Анджелеса в 1940–1950-х годах.] до мэнсоновских девочек[10 - Чарльз Мэнсон – руководитель религиозной секты, члены которой по его приказу в 1969 году совершили в Лос-Анджелесе ряд жестоких убийств.] его клиенты всегда фигурировали в броских заголовках газет. Я оказался всего лишь запоздалым дополнением его жизни – неожиданный плод второго брака с второсортной киноактрисой, знаменитой своей экзотической латинской наружностью, но не талантом. Это смешение дало мне чернявую ирландскую внешность. Когда я появился, мой отец был уже стар, поэтому отошел в мир иной прежде, чем я достаточно повзрослел, чтобы по-настоящему его узнать или беседовать с ним о юридическом призвании. Он оставил мне только имя: Микки Холлер, легенда юриспруденции. Это имя и по сей день открывало многие двери.
Но мой старший брат – сводный брат от первого отцовского брака – рассказал, что отец беседовал с ним об адвокатской профессии и о судебной защите. Он говорил, что стал бы защищать и самого дьявола, коль скоро тот в состоянии заплатить гонорар. Единственное выдающееся дело, от которого он отказался за всю свою карьеру, было дело Серхана Серхана[11 - Серхан Бишара Серхан – палестинец, застреливший в 1968 году американского политика Роберта Кеннеди.]. Отец сказал моему брату, что слишком любил Бобби Кеннеди, чтобы защищать его убийцу, – несмотря на приверженность принципу, что обвиняемый заслуживает самой лучшей и самой энергичной защиты, какую только можно представить.
Когда подрос, я прочел все книги об отце и о судебных делах с его участием. Я восхищался тем искусством, энергией и теми стратегиями, которые он выносил на процессы. Он был чертовски хорош в своем деле, и я горжусь тем, что ношу его имя. Но закон с тех пор стал иным. Серым и бесцветным. Идеалы давно свелись к понятиям и носили скорее факультативный характер.
Зазвонил мой сотовый, и я взглянул на дисплей, прежде чем ответить.
– Что случилось, Вэл?
– Началось! Его уже успели отвезти обратно в тюрьму, но мы только что запустили процедуру освобождения.
– Доббс внес залог?
– Ты правильно понял!
Его распирало от восторга.
– Не впадай в эйфорию. Ты уверен, что он не сбежит?
– Я никогда в этом не уверен. Заставлю его носить браслет. Если он уйдет, я остаюсь без дома.
Я сообразил: то, что я принял за воодушевление от внезапной удачи – в виде залога в миллион долларов, – оказалось на самом деле нервным возбуждением. Пока вся эта история не завершится – так или иначе, – Валенсуэла будет как натянутая струна. Хотя суд этого и не предписал, он намеревался надеть Руле на лодыжку специальный браслет с электронным отслеживающим устройством. Он не собирался рисковать с этим парнем.
– Где Доббс?
– Дожидается у меня в офисе. Я привезу туда Руле, как только его отпустят. Уже недолго осталось.
– Мейзи на месте?
– Да.
– Хорошо, я ей позвоню.
Я отключился и набрал цифру для быстрого соединения с фирмой «Освобождение на поруки под залог». Секретарь и помощница Валенсуэлы сняла трубку.
– Мейзи, это Мик. Можешь позвать к телефону мистера Доббса?
– Конечно, Мик.
Через несколько секунд Доббс взял трубку. Он казался чем-то смущенным и обеспокоенным. Об этом можно было судить по его тону.
– Сесил Доббс слушает.
– Это Микки Холлер. Как идут дела?
– Знаете, если вы думаете, что я должен пренебрегать своими обязанностями по отношению к другим клиентам, сидя здесь и читая ваши журналы годичной давности, то это не так.
– Разве у вас нет мобильного телефона для работы?
– Да. Но с моими клиентами нужно общаться лично.
– Понимаю. Что ж, хорошая новость: как я слышал, нашего мальчика вот-вот освободят.
– Нашего мальчика?
– Я имею в виду мистера Руле. Валенсуэла должен управиться в течение часа. Сейчас у меня встреча с другим клиентом, но, как я уже сказал, во второй половине дня освобожусь. Вы хотите участвовать в разговоре с нашим общим клиентом или предпочитаете, чтобы с этого момента я взял дело на себя?
– Нет, миссис Виндзор настаивала, чтобы я сам тщательно следил за ходом дела. Вообще-то, она может тоже принять участие в обсуждении.
– Я не против того, чтобы встретиться с миссис Виндзор и засвидетельствовать ей свое почтение, но когда обсуждается дело, здесь должна присутствовать только группа защиты, в которую может входить семейный поверенный, но не мать. Понятно?
– Понятно. Скажем, в четыре часа у меня в конторе. Льюис приедет туда.
– Я буду там.
– На мою фирму работает сыщик. Я попрошу его тоже присутствовать.
– В этом нет необходимости, Сесил. У меня есть мой собственный, и он уже приступил к работе. Встречаемся в четыре.
Я выключил телефон прежде, чем Доббс успел начать прения на тему, чьего сыщика использовать. Мне нужно было внимательно следить, чтобы Доббс не взялся заправлять расследованием и определять стратегию ведения дела. Наблюдение – это одно. Но сейчас я являлся адвокатом Льюиса Руле, а не он.
Когда затем я позвонил Анхелю Левину, тот сказал, что находится на пути в полицейское отделение Ван-Найса, чтобы забрать оттуда копию отчета об аресте.
– И только-то? – спросил я.
– Ирония твоя неуместна. В каком-то смысле мне потребовалось двадцать лет, чтобы добыть этот отчет.
Я понял. Связи Левина, сложившиеся на протяжении долгих лет полицейской службы и теперь задействованные на рынке взаимных услуг и доверия, не подвели и на сей раз. Неудивительно, что он брал за свою работу до пяти сотен в день. Я сообщил ему о встрече в четыре, и он сказал, что приедет и представит нам мнение правоохранительных органов о данном деле.
«Линкольн» остановился как раз в тот момент, когда я захлопнул телефон. Мы находились перед тюрьмой Твин-Тауэрс. Зданию не было и десяти лет, но черный смог уже начинал намертво въедаться в его песочного цвета стены, окрашивая их в безрадостный серый. Это было печальное и отталкивающее место, в котором я проводил слишком много времени. Я открыл дверь машины и вышел, чтобы ступить в него снова.
Глава 7