– Когда, по-вашему, мы прибудем в Ньюфаундленд? – спросила она шотландскую стюардессу.
– Мы доберемся туда как раз вовремя.
– А как далеко мы сейчас от Ирландии?
– Примерно в шестистах милях.
– Как сейчас себя чувствует миссис Камерон?
– Ах, падает от утомления.
– А ее дочь?
– Быстро уснула. Как ваш ребенок, бедная маленькая овечка! – Она бросила укоризненный взгляд на Аделину.
– Мой брат очень хорошо присматривал за ребенком прошлой ночью, – сказала Аделина высокомерно, потому что всю ночь маленькой Августе не нашлось места в ее мыслях. – Говорите, быстро уснула? Она с няней?
– С тем, что от няни осталось – эта женщина скорее мертва, чем жива. – Стюардесса стояла, балансируя подносом в противовес качке.
– Боже милостивый! – воскликнула Аделина. – Что за жалкая компания.
Она прошла по коридору к каюте няни и заглянула внутрь. В тусклом солнечном свете индианка и младенец выглядели одинаково слабыми и крошечными, но мирно спали. Аделина позвала стюардессу.
– Уберите тазик, – приказала она тихо, но сердито. – Приведите все в порядок, но не шумите.
Аделина отправилась в каюту миссис Камерон. Там было чисто, но бедная женщина лежала на койке, измученная очередным приступом морской болезни. Мэри сидела перед крошечным туалетным столиком, зачарованно глядя на себя в зеркало. Она не заметила, как отворилась дверь, и продолжала пристально вглядываться в отражение, а судно качало, и с каждым креном дверца шкафа то распахивалась настежь, то с грохотом захлопывалась. Аделина рассмеялась.
– Ну и что ты о себе думаешь? – спросила она.
– О, миссис Уайток, – отозвалась Мэри. – Я хорошенькая-прехорошенькая! Я путешествовала почти по всему миру и до сих пор об этом не знала.
– Да уж, – заметила Аделина. – Странное время для открытия. Но если тебя это утешит, я рада, что ты так думаешь. Могу ли я чем-нибудь помочь твоей матери?
– Она говорит, что ей несколько лучше. Она всего лишь хочет покоя.
– Ты хоть немного поспала?
– Да, немножко. Я не устала.
– Ты лучшая путешественница, чем я. Тебе принесли завтрак?
– Стюардесса очень добрая. Как и ваш брат. Он тоже такой смелый!
– Что ж, я рада слышать. Я теперь пойду посмотрю, как дела у мальчиков.
– Можно мне пойти с вами?
– Оставайся с матерью.
Шолто уже оправился от морской болезни. Он потягивал кофе и ел жесткое печенье, но был очень бледен. Конвей переодевался в сухую одежду.
– О, Аделина! – воскликнул Шолто. – Лучше бы мы никогда не отправлялись в это плавание. Скорее всего, мы пойдем ко дну. Ах, как бы мне хотелось вернуться в Ирландию к маме, папе, Тимоти и всем остальным!
– Чепуха, – сказала Аделина, садясь на край койки. – Через несколько дней ты будешь над этим смеяться. Вот, ешь свое печенье.
Она взяла из его руки печенье, отломила кусочек и положила ему в рот. Мальчик расслабился, и она накормила его остатками печенья, словно младенца.
Затем она повернулась к Конвею и попросила:
– Пойди поищи Филиппа и скажи ему, что он мне нужен. Просто скажи, что я должна его видеть и это очень важно.
– Зачем он тебе нужен?
Она бросила на него повелительный взгляд:
– Делай, что тебе сказано, Кон.
– Очень хорошо. Но он, скорее всего, не придет.
Конвей так тщательно повязал галстук, как будто собирался нанести визит.
– Ну, ты и щеголь! – ахнула Аделина. – Подумать только, возишься со своим галстуком, а мы скоро окажемся на дне!
Шолто уткнулся в подушку.
– Ты же сказала, что все хорошо. Ты же сказала, что мы будем смеяться над этим! – всхлипывал он.
– Добилась своего! – вскрикнул Конвей.
Он открыл дверь и вышел в коридор, но из-за качки дверь за ним никак не закрывалась. Аделине пришлось пойти и навалиться на нее всем весом.
Она вернулась к Шолто.
– Ты же знаешь, я пошутила, – успокоила она его. – Если бы я думала, что мы идем ко дну, разве я выглядела бы такой веселой?
– Ты не выглядишь веселой. Ты выглядишь странно и дико.
Она положила голову на подушку рядом с ним.
– Я выгляжу странно, – сказала она, – потому что думаю, что Кон заигрывает с малюткой Камерон. Поэтому я его и отослала, – чтобы расспросить тебя, Шолто: он говорил ей, что она хорошенькая? Он что, заигрывал с ней?
Зеленые глаза Шолто ярко сверкали.
– Именно так! Мы никогда не остаемся наедине, но он способен на все. «О, да ты прелесть, – сказал он. – О, какие длинные светлые ресницы. Подойди ближе и коснись ими моей щеки!»
– А что она сделала?
– Она коснулась. А он положил ей руку на грудь.