Межвремье

«Конечно. Разбежались они сдавать оружие и запрыгивать в камеры!» – Хоулмзу хотелось произнести это вслух, но он вовремя вспомнил, на чьей стороне. На своей. Ведь ему хотелось еще дожить до выхода продолжения любимой игры.

Кален вдруг понял, что не испугается, даже если всех остальных заложников перестреляют: это слишком напоминало эпизод из игры, чтобы вызывать реальные эмоции. Из-за замкнутости и дистанцированности от остальных людей он плохо мог представить чужое горе и потому едва ли сопереживал близким потенциальных жертв.

В свои тринадцать лет он твердо стоял на такой позиции: всегда нужно думать о себе, жить для себя, при опасности спасать себя, а не жертвовать своей жизнью ради незнакомых людей. Его всегда забавляли фильмы, в которых герой погибал ради других.

Он стоял, выслушивая бесполезные разговоры полицейских. Тревога отступила, сменившись интересом. Как и людей, Кален не до конца понимал реальность происходящего и масштабы опасности, которая могла его поджидать. От этой абстрагированности ему становилось гораздо легче жить. И все благодаря играм.

– Если не прекратите эту болтовню, мы по одному будем убивать их прямо у вас на глазах. И не думайте глупить. На концертной платформе установлена взрывчатка. Если что-то пойдет не так, то все взлетят на воздух. Нам от этого ни жарко, ни холодно, а вот вам стоит задуматься! – послышался насмешливый ответ главаря.

Полицейский опустил громкоговоритель и сел обратно в машину. Через лобовое стекло автомобиля Кален видел, как он подносит рацию к лицу и передает слова террориста начальству.

Хоулмз поднял взгляд на стоящего рядом голубоглазого террориста. Сейчас он уже не казался ему таким высоким.

– Кален!

Кален не хотел верить своим глазам и ушам: мать, не замечая террористов, бежала напролом, пока ее не схватили. От удара в живот она вскрикнула. В тот момент, когда террорист заломил ей руки за спину и потянул за черные волнистые волосы, Кален впервые в своей жизни испытал настоящий страх – страх потерять маму. Раньше он всегда думал о ней как о мешочке с деньгами, человеке, которому можно выговориться, который обнимет и скажет, что он лучший на свете, даже если все вокруг считают его плохим.

Что-то всколыхнулось в Калене, заставило вырваться из рук террориста и побежать к Алисе с такой горячностью, что наушники слетели с шеи, а игровая приставка вывалилась из кармана и разбилась о землю.

– Не трогай ее!

– Кален, нет! Не подходи ко мне!

Но он ее не слушал.

Краем глаза Кален заметил, как один из террористов направляет дуло пистолета в его сторону. Несколько секунд отделяли его от мамы и смерти. Кален больше не хотел смотреть на этот пистолет. Он глядел в полные ужаса глаза мамы, на ее бледное лицо, взъерошенные черные волосы.

Выстрел. Кален бросился к Алисе и сжал ее в объятиях. Он почувствовал привкус крови во рту и головокружение. Красное пятно разрасталось сбоку на его любимой рубашке.

Жарко. Все поплыло перед глазами. Он слышал мамины мольбы, стрельбу – это полицейские, воспользовавшись моментом, открыли огонь. Потом все ненадолго стихло.

Силы покидали Калена. Вместе с ними его покидала душа.

Он чувствовал, как чьи-то руки укладывают его на землю. Точно, это мамины руки. Он узнал бы их где угодно и когда угодно, даже умирая.

Затем он увидел толпу, ринувшуюся с концертной площадки, слышал вздохи облегчения, плач детей и истеричные мужские и женские голоса.

«Если бы я неосознанно не отвлек их внимание, у полицейских не появился бы шанс всех спасти. Я же буквально только что думал никогда не жертвовать ради других…»

Рядом опустился юноша. По голубым глазам он узнал в нем своего сопровождающего, но уже без маски. У него оказались золотистые, слегка вьющиеся волосы, такие же взъерошенные, как у Калена.

Над ним нависла мама, повторяя лишь одно:

– Все будет хорошо!

И Кален ей не верил. Еще пару следующих мгновений ему удалось разделить с ней. Затем под звук ее плача она исчезла во тьме пришедшей к Калену смерти.

Глава 2

Кален лежал в постели в своей комнате. Он протер глаза, взъерошил волосы и потянулся, как обычно. Перед глазами возникли последние секунды жизни, ощущавшиеся так реально, что еще около минуты он убеждался в том, что это был лишь сон.

Солнце еще не встало. В комнате все так же, как и всегда, – бардак. Вещи висели на стуле у рабочего стола, на нем самом – хаос из ноутбука, тетрадей, книг, компьютерных кабелей и канцелярского барахла.

Во рту пересохло. Кален направился на кухню за водой. По дороге заглянул в комнату к маме. Она спала.

«Все это мне только приснилось».

Чтобы окончательно отпустить тревогу, он подошел к ней и поцеловал в лоб, чувствуя сладкий, не присущий больше никому на свете запах.

Когда он в последний раз целовал ее? Если бы Алиса не спала, вряд ли он решился бы на это. Калену было неловко и даже стыдно нежничать с мамой, но кошмарный сон заставил его задуматься о его любви к ней и времени, данном для ее проявления.

Он улыбнулся матери и пошел на кухню. Налил воды в стакан и выпил. По дороге обратно в свою комнату, чтобы еще раз убедиться в нереальности сна, заглянул в контейнер с грязной одеждой, ища ту самую рубашку, и не нашел ее. На сушке – тоже ничего. Рубашка, в которой он себе приснился, висела на вешалке у него в шкафу, без пятен крови. Такая же мятая, как и в последний раз, когда Кален ее видел.

С облегчением Кален вновь уснул. Аромат свежеиспеченных вафель с малиновой начинкой разбудил его, когда солнце стояло уже высоко.

– Доброе утро! – приветствовала сына Алиса. Она напевала легкомысленную песенку через сомкнутые губы. – Хотя уже двенадцатый час. Я проспала. Слава богу, сегодня конференция только к часу… Ты какой-то невыспавшийся.

– Кошмар приснился. – Кален помассировал глаза, что всегда помогало ему избавиться от ощущения сухости.

– Мне тоже приснился страшный кошмар. – Алиса поставила тарелку с вафлями на стол.

– О чем?

– Нельзя рассказывать кошмары, иначе они сбудутся. Я пошла собираться.

После завтрака Кален ждал ее в коридоре, чтобы проводить. Его не покидало какое-то тревожное чувство.

– Так о чем сон? – спросил он сразу, как только Алиса появилась в офисном костюме, с сумкой на плече.

– Я же сказала, что нельзя…

– Ты правда веришь в суеверия? Это же все выдумки.

– Но ведь так не зря говорят.

– Говорили, что земля плоская и стоит на трех китах. И если следовать суевериям, то тот мотив, который ты напевала, пока готовила, предназначался дьяволу.

Алиса обреченно вздохнула, сдаваясь.

– Это был сон о террористах. Ты был там. И ты… – она замялась, явно не желая произносить что-то вслух. – А еще там был голубоглазый парень, блондин… Доволен? Я пошла.

Она вышла из дома, громко хлопнув дверью.

Разве сны могут совпадать?

Кален кое-как уложил волосы, оделся и вышел из дома, не закрыв дверь. В этом маленьком городке никто не запирал дом, потому что, во?первых, все знали друг друга, а во?вторых, красть все равно было нечего.

Кален добежал до места, на котором, судя по сну, располагалась концертная площадка. Сейчас она пустовала. Глупо надеяться увидеть то, что приснилось, но Кален чувствовал: что-то не так. Он видел слишком реалистичный сон, чтобы посчитать его просто вымыслом собственного сознания. Сон был реалистичнее всех, что он видел.