– Было дело, – кивнул Виктор.
– Давно? – спросил Файст.
– В детстве, мне лет девять было, – ответил Виктор.
– Как обморозили? – кивнул ему Файст, – на морозе, в проруби?
– В воде, – посмотрел на него Виктор.
– И сколько пробыли в воде? – спросил Файст.
– Трудно сказать, – вздохнул Виктор, – около получаса.
– Зимой? – удивился Файст.
– Почти зимой, – ответил Виктор, – а разве это имеет значение?
– Имеет, – кивнул Файст, – дети в таком возрасте не могут прожить в ледяной воде и нескольких минут. Это чудо, что Вы обморозили только ноги.
– А… – подумал Виктор, – эта смерть, в ледяной воде, она…
– Вы хотите спросить о том, что человек переживает в такие минуты? – усмехнулся Файст.
– Да, – кивнул, опустив глаза Виктор.
– Не один, поди, тонули? Кто-то не смог спастись? – спросил Файст.
– Не смог, – вздохнул Виткор.
– И этот кто-то, был очень близок Вам, – вздохнул Файст.
Он посмотрел на стол, потом в окно, потом снова глянул на Виктора.
– Больно только в самом начале, – тихо ответил он Виктору, – потом становится всё безразлично, даже тепло. И человек начинает переживать галлюцинации. Такие, как будто бы он живёт свою жизнь, часто другую, иную, совсем не похожую на ту что была у него. Или даже, ему кажется что жизнь продолжается и никакой ледяной воды нет. И боли от холода не было и нет. Будто бы он дома, в тёплой постели. Или пьёт чай со своей семьёй. Или с кем-то мило беседует, например, о своих больных ногах, что-то вспоминая.
Виктор помолчал, глянул на Файста.
– Так может это я… умираю?
– Да ну бросьте, Виктор Иосифович, – улыбнулся Файст, – так долго никто не умирает. Только наш город! Но Вы ведь не за этим пришли, господин полковник?
– Да уж, не только за этим, – согласился Виктор и посмотрел на Файста, – скажите мне, любезный, как оказалось, что земская клиника, да ещё и детская, находится в этой… – он подумал.
– Лачуге? – усмехнулся Файст.
– Именно, в хибаре на базаре, – кивнул Виктор.
– А как? – печально улыбнулся Файст, посмотрев в сторону, – покойный Иван Лизогубов, предыдущий градоначальник, выделил нам под строительство новой больницы местечко в центре города, у городской думы, напротив полицейского участка. Мы тогда находились в военном лазарете. Уважаемый Кузьма Демьянович сжалился над больными детишками да приказал разместить нас в нескольких палатах, в своём госпитале. Ну, а сам добился в городской думе, чтобы город выкупил для нас землю возле Думской площади. Даже деньги вложил в это предприятие, сколько мог.
– А почему Вы тут, на Базарной, а не на Думской? – спросил Виктор.
– Ну бросьте, – рассмеялся Файст, – опекать строительство взялось наше дворянство, в лице купчихи Минаевой. И едва Лубенцов представился, а Кузьма Демьянович убыл в своё имение в Купянку, как оказалось, что землица принадлежит не городу, а Минаевой. И уже подарена, на законных основаниях, купчишке Зайцеву.
– И там сейчас красуется особняк купца Зайцева, – кивнул Виктор.
– Именно, стоимостью одна тысяча шестьсот рублей золотом, – улыбнулся Файст посмотрев на Виктора, – ровно те деньги, которые Кузьма Демьянович выделил из личных средств, на строительство детской земской клиники.
– А суд? – спросил Виктор.
– Наш-то суд? – усмехнулся Файст, – он примет то решение, которое нужно Минаевой. Это Чугуев, понимаете?
– Понимаю, – кивнул Виктор, – а что Калашников?
– О, господин полковник, – покачал головой Виктор, – он спрашивал о том же что и Вы, даже ставил задачу своим филёрам и исправникам, чтобы те нашли хоть какую-то бумагу подписанную покойным Лизогубовым, что та земля наша. Ну хоть не бумагу, а двух человек готовых свидетельствовать в суде в нашу пользу. Но, люди запуганы, документы вдруг сгорели, а одного Гречко было ой как мало для свидетельствования в суде…
– Когда? – не понял Виктор, – когда они успели сгореть?
– Вот вы слышали о том, что в городском архиве вдруг случился пожар? – посмотрел сквозь пенсне на Виктора Файст.
– Впервые слышу, – покрутил головой Викор.
– А он был, и госпожа Минаева его лично тушили, – кивнул Файст, – и спасли всё. Всё кроме документов, которые им невыгодны…
Глава 11
Солнце как раз взошло над заснеженными лугами, когда на опушке леса появился взвод солдат и два офицера. Среди солдат был один человек в штатском, в длинном пальто и меховой шапке, седой старик, как-то не вписывавшийся в общую толпу.
Солдаты постояли, посмотрели вокруг и зашли в лес.
– Всем собраться! – негромко крикнул полковник с чисто выбритым лицом.
Взвод построился. Человек в штатском и второй офицер, с погонами капитана, встали рядом с полковником.
– До Чугуева менее пяти вёрст, господа, – начал полковник, поправив портупею, – сейчас всем разбиться на небольшие группы и местом встречи назначаю съезжий двор около местного лазарета. Вы все местные. И все должны помнить, что в этом году его недавно начали называть «Кошкин Дом». И кто такая Маруся Кошка тоже все помнят.
В строю раздались редкие смешки.
– Отставит смеяться! – приказал полковник, – у вас у всех, в карманах предписания «явиться в гарнизон по назначению». Если встретите военные патрули, или разъезды, не вздумайте вступать в перепалки. И, упаси вас Боже, в перестрелки! Вы все сейчас служите здесь. Некоторые просто живут здесь. Точнее, не вы, а другие вы, из этого времени. Поэтому, солдатам держаться своих унтер-офицеров и чётко выполнять приказы! Я следую вместе с оберфюрером… – Штейфон помолчал, – в настоящий момент – капитаном Ленбергом и профессором Подольским. Встречаемся после захода солнца в «Кошкином Доме». У вас пятнадцать минут чтобы оправиться и покурить. По готовности, группы могут выдвигаться без предупреждения остальных. Хайль Гитлер! Разойдись!
– Хайль! – вскинули руки солдаты.
Профессор вздрогнул от выкрика.
– Не отходите от меня, профессор, – посмотрел на него Штейфон и дружески хлопнул старика по плечу…
Ближе к полудню, гусарский разъезд заметил бредущих вдоль берега реки Уды трёх военных с карабинами наперевес и погнал к ним коней.
– Стой! – окликнул унтер-офицер солдат и те остановились.