Барон с улицы Вернон. Призраки Чугуева. Книга вторая

Проходя мимо бывших пороховых складов, Виктор на мгновение остановился и задумался. Он глянул на склады. Потом резко повернул назад и буквально побежал вверх, обратно через мостик, совсем забыв про ветер и снег.

– Господин пристав! – влетел Виктор в кабинет Калашникова, громко захлопнув за собой двери.

– Ой не сидится Вам дома по такому морозу, – усмехнулся ему Калашников, – чем на сей раз обязан, господин полковник?

– Дом Полежаева ещё не сожгли? – остановился Виктор в дверях.

– Ну, это только у вас, у военных всё быстро да слажено, – снова усмехнулся Калашников, – а у нас знаете, надобно человека нанять, чтобы не болтливый был, организовать да обставить всё как надобно. А такого в Чугуеве не сыщешь, чтобы не проболтался. Чугуев большая деревня и каждый тут то кум, то сват…

– То брат, – прервал его Виктор, – собирайтесь, Вы мне нужны.

– Куда изволите? – поднялся Калашников одевая фуражку.

– В дом Полежаева, – улыбнулся Виктор.

– Что забыли? – кивнул пристав.

– Очень на это надеюсь, – ответил Виктор.

Дом Полежаева в сумерках казался каким-то зловещим. Соседи даже боялись приближаться к нему после недавних событий, а сплетни и слухи только нагоняли страх.

Снег никто не убирал. И как назло началась метель. Офицеры едва нашли дорожку ведущую к входу и с трудом отворили двери.

– Да он, сказывают, и сам-то не шибкий работник был, – тянул с трудом, на себя, скрипучую дверь Калашников.

– А чего же так? – кивнул ему Виктор, перехватив двери толкая их на станового пристава, едва они начали поддаваться и чуть приоткрылись.

– Да всё больше блукал как чудной, запирался у себя и бродил в тёмной хате, – полушёпотом ответил Калашников.

Двери заклинило, будто они примёрзли к дверным косякам.

– Откуда известно? – спросил Виктор.

– Ребятишки местные за ним подглядывали в окна, – сказал Калашников, – оно, знаете, им любопытно. Человек новый, городской, учёный. Ну они пробрались тихонько, глядь, а он в тёмной хате из угла в угол ходит, сам себе шутки-прибаутки рассказывает и смеётся.

– Смеётся, говорите? – с силой толкнул Виктор дверь, та поддалась и открылась, – а кто сказывал?

– Да Илюшка Майстренко, сынок моего городового, – ответил Калашников.

Они зашли в дом.

Пар повалил изо рта. Виктор осмотрелся. В доме ничего не изменилось.

– Да что же он, печку, что ли не топил? – прошептал Калашников.

– Не чудной он, – покрутил головой Виктор, глянув на Калашникова, – а что ещё тот Илюшка рассказывал?

– Да Вы сами у него лучше расспросите, – ответил пристав, – малец баламут конечно, но не врунишка. Да и шуток не любит.

– Ладно, – проговорил Виктор, снова окинул взглядом дом и направился к печке.

Открыв поддувало он усмехнулся и посмотрел на Калашникова.

– Он не топил печки, – улыбнулся Виктор, – сколько тут жил, он не топил печки.

– Вот как? – присел пристав рядом, пододвинув к себе табурет, – болящий, что ли?

– Со стороны так может показаться, – встал Виктор, – только скорее всего, он хотел казаться душевнобольным.

– Зачем это ему? – пожал плечами Калашников, – я вот не понимаю, зачем человеку семи пядей во лбу, инженеру, физику, который в наше время мог бы жить припеваючи в столице и преподавать в лучших гимназиях, запираться в холодном доме, в заштатном городишке где царят нравы середины прошлого века? Да ещё изображать из себя душевнобольного! А потом вдруг взять и исчезнуть, создав заботы и нам, и вам, и самому Государю Императору!

Виктор вздохнул, присел на стоящий неподалёку стул и посмотрев на Калашникова зажёг керосиновую лампу на столе. Комната наполнилась жёлто-оранжевым светом.

– Вы разумный человек, господин Калашников, и всегда старались быть справедливым, – сказал тихо Виктор, – в наши дни люди не верят в справедливость. И поэтому, многим мы кажемся хитрыми и подлыми тиранами. Мы к ним с чистым сердцем и душой, а они не верят в чистые сердца и души, потому что никогда не видели их. Ложь, лицемерие, хамство стали настолько привычными вещами, что люди начинают верить в них как в единственную действительность. И не верят тем, кто верит в справедливость и старается справедливым быть.

Виктор вздохнул.

– Вы пытаетесь наказать негодяя, подлеца, растлителя малолетних, вора и насильника, а люди будут за глаза говорить, что мол «Пристав бьёт себя в пузо и хочет отправит на каторгу безвинного». Потому что он, в их понимании, безвинный. Он олицетворение из внутренней сути, воплощение того, что творится в их несчастных мозгах, к чему они привыкли и считают таким естественным…

Виктор помолчал.

– Среди таких лучше казаться умалишённым, – вздохнул он, – лучше казаться умалишённым, чтобы не дай Бог они не поняли, что ты не думаешь так как они, и что ты понимаешь, что душевнобольной не ты, а все вокруг.

– Грустно, – ответил Калашников и опустил глаза, но потом глянул на Виктора.

– Так почему же он не топил печку?

– Ему нужен был холод, – ответил Виктор, – и ответ на вопрос, зачем он был ему нужен, где-то у нас под носом.

Калашников осмотрелся.

– А домишко-то, домишко старый, от первой застройки, – он усмехнулся и посмотрел на Виктора, – ответ не под носом, господин полковник, а под ногами у нас, понимаете?

– Подвал? Тут есть подвал? – улыбнулся Виктор.

– Не во всех домах, – Калашников встал и начал прохаживаться по комнате, глядя себе под ноги, – их строили почти сто лет назад. Первая застройка велась с таким учётом, что каждый дом, в случае нападения неприятеля, станет неприступной крепостью, – глянул он на Виктора, – поэтому погреба делались в самом доме. А когда поняли, что на Чугуев нападать уже не будут, потому что граница далека, погреба стали рыть во дворах. Вы видели погреб во дворе?

– Нет, – покрутил головой Виктор.

– Вот видите, даже Вы не обратили на это внимание, – улыбнулся Калашников, – да и я хорош, – вздохнул он, – так что не отчаивайтесь, господин полковник.

Калашников, заглянул за печку и молча подозвал Виктора.

– Идите сюда, господин полковник. Помогите убрать этот хлам…

…В подвале было темно. Виктор зажёг спичку и в тусклом свете увидел электрическую лампочку. Подойдя к лампочке, он аккуратно прокрутил её и лампочка зажглась, очень ярко и ударив светом по глазам.

– В этом доме есть электричество? – погасил Виктор спичку, удивлённо глянув на Калашникова.