Тайна леди Одли

– Повезло девке, – с ленивым безразличием пробормотал Люк.

– А сколько поклонников увивалось за ней в заграницах! Сэр Майкл нисколько не ревновал, только гордился, что его женой восхищаются. Слышал бы ты, как она смеялась и болтала с ними, швыряя обратно все их комплименты и красивые речи, как букеты роз. Всех сводила с ума, где ни появится. Как она поет, а рисует, а как танцует! А как прекрасна ее улыбка! Где бы мы ни останавливались, все только о ней и говорили.

– А сейчас она дома?

– Нет, уехала с сэром Майклом на званый обед в соседнее поместье. В семи или восьми милях отсюда, поэтому вернутся не раньше одиннадцати.

– Тогда вот что, Фиби, ежели там и впрямь такая роскошь, мне бы хотелось поглядеть.

– Ну, пойдем. Миссис Бартон, экономка, знает тебя в лицо и не будет против, чтобы я показала тебе лучшие комнаты.

Когда парочка вышла из зарослей и не спеша направилась к дому, уже почти совсем стемнело. Дверь, через которую они вошли, вела в помещение для прислуги, а рядом находилась комната экономки. Фиби на минутку заглянула к миссис Бартон и спросила разрешения показать комнаты кузену, после чего зажгла свечу от лампы в холле и повела Люка смотреть хоромы.

Длинные коридоры, обшитые дубовыми панелями, темнели в призрачном свете свечи. Люк то и дело подозрительно озирался, пугаясь скрипа собственных сапог.

– Жутко здесь, Фиби, – заметил он, когда они вошли из коридора в главный вестибюль, где стояла непроглядная тьма. – Я слыхал, в давние времена тут произошло убийство.

– В наше время тоже убийства случаются, если уж на то пошло, – отозвалась девушка, поднимаясь по лестнице.

Она провела Люка через огромную гостиную, обитую атласом, изобилующую позолотой, уставленную инкрустированной мебелью, бронзовыми статуэтками и всевозможными безделушками, блестевшими в сумеречном свете, затем через столовую, увешанную гравюрами и ценными картинами, и остановилась в вестибюле, подняв свечу над головой.

Молодой человек озирался по сторонам, разинув рот.

– И вправду редкостная красота, – признал он. – Должно быть, стоит уйму деньжищ.

– Ты на картины посмотри, – Фиби указала на стенные панели восьмиугольной комнаты, увешанные полотнами Пуссена, Вауэрмана и Кейпа. – Говорят, в них целое состояние. Это вход в апартаменты хозяйки, то бишь мисс Грэм.

Она подняла тяжелую зеленую портьеру и ввела ошеломленного сельчанина в сказочный будуар, а оттуда в гардеробную. Судя по распахнутым дверям шкафа и груде платьев на диване, комната оставалась в том же виде, в каком ее покинула хозяйка.

– Мне нужно убрать все до возвращения госпожи. Люк, присядь пока где-нибудь, я мигом управлюсь.

Ее кузен огляделся, смущенный роскошью комнаты, и после некоторого колебания осторожно уселся на самый краешек стула, выглядевшего крепче других.

– Хотела бы я показать тебе драгоценности, Люк, – сказала девушка, – да не могу, потому что она всегда носит ключи с собой, а сама шкатулка вон там, на туалетном столике.

– Вот эта? – воскликнул Люк, пожирая глазами массивную ореховую шкатулку, инкрустированную медью. – Не шкатулка, а целый сундук!

– И там полно бриллиантов, рубинов, жемчугов и изумрудов, – ответила Фиби, ловко складывая шуршащие шелковые платья и пряча одно за другим на полки.

Когда она встряхнула оборки последнего наряда, в кармане что-то звякнуло.

– Надо же! – воскликнула девушка. – В первый раз госпожа забыла ключи. Я покажу тебе драгоценности, если хочешь, Люк.

– Ну, не отказался бы поглядеть, – откликнулся он, поднимаясь со стула и держа свечу, пока кузина отпирала шкатулку.

При виде украшений, сверкающих на белых атласных подушечках, у него невольно вырвался удивленный возглас. Ему хотелось подержать в руках эту красоту, потрогать, прикинуть цену.

– Одна из этих бриллиантовых штучек могла бы обеспечить нас на всю жизнь, – сказал Люк, поигрывая браслетом.

– Немедленно положи на место! – испуганно воскликнула девушка. – Как ты можешь такое говорить?

С сожалением вздохнув, парень вернул браслет на место и продолжал осматривать шкатулку.

– А это что? – спросил он вскоре, показывая на медную кнопочку сбоку шкатулки, и, не дождавшись ответа, нажал на нее пальцем.

Из шкатулки выдвинулся потайной ящичек, обитый пурпурным бархатом.

– Глянь-ка! – воскликнул Люк, довольный находкой.

Отбросив платье, Фиби Маркс подошла к туалетному столику.

– Я этого раньше не видела, – удивилась она. – Интересно, что там?

В потайном отделении не оказалось ни золота, ни драгоценностей, а только лишь шерстяные пинетки, завернутые в тонкую бумагу, и небольшой локон шелковистых волос, явно детских. Увидев сверток, Фиби изумленно вытаращила глаза.

– Так вот что прячет моя хозяйка в потайном ящике…

– Странно, что она хранит такую ерунду, – небрежно заметил Люк.

Тонкие губы девушки ехидно изогнулись.

– Ты свидетель, где я это нашла, – промолвила она, пряча находку в карман.

– Фиби, ты совсем сдурела, что ли? – закричал Люк.

– Лучше взять это, чем бриллиантовый браслет, – ответила его кузина. – Будет у тебя пивная, Люк.

Глава IV. На первой странице «Таймс»

Предполагалось, что Роберт Одли станет адвокатом. Его имя уже занесли в ежегодный юридический справочник; как все его собратья, он снимал апартаменты в Темпле и съедал положенное количество обедов, с достоинством перенося суровые испытания, через которые пробиваются к славе и богатству начинающие законники. Если все эти меры могут сделать из человека адвоката, то Роберт Одли решительно таковым стал. Правда, за пять лет, что его имя значилось на одной из дверей Фигтри-Корта, он ни разу не вел дела в суде и не стремился получить дело. Этот флегматичный, беззаботный молодой человек приятной наружности двадцати семи лет от роду был единственным сыном младшего брата сэра Майкла Одли. Отец оставил ему четыреста фунтов годового дохода, а друзья настоятельно советовали увеличить эту сумму, получив право на адвокатскую практику. По здравом размышлении Роберт пришел к выводу, что гораздо более хлопотно противиться желанию друзей, чем обедать и жить в Темпле, последовал их совету и без зазрения совести стал именовать себя адвокатом.

Порой в особенно жаркие дни, изнуренный усилиями, затраченными на курение немецкой трубки и чтение французских романов, Роберт брел в Темпл-Гарденс, устраивался в каком-нибудь тенистом местечке с расстегнутым воротом и небрежно повязанным вокруг шеи голубым платком и жаловался приятелям по юридической корпорации, что совершенно выбился из сил.

Старые крючкотворы добродушно посмеивались, слушая его причитания, однако все как один соглашались, что Роберт Одли славный малый и довольно-таки любопытная личность, а за его праздностью, ленью и безразличием скрывается незаурядное чувство юмора. Больших высот он не достигнет, однако и мухи не обидит. Действительно, квартира Роберта превратилась в настоящую псарню из-за глупой привычки тащить домой всех бездомных или потерявшихся шавок, которые безошибочно выделяли его в толпе и бежали следом, виляя хвостом.

Охотничий сезон Роберт всегда проводил в Одли-Корте, хотя к заядлым охотникам не относился. Он предпочитал спокойно трусить на упитанной гнедой лошадке, держась на почтительном расстоянии от лихих наездников. Смирная кобылка прекрасно понимала, что наездник не намерен рисковать жизнью, и полностью разделяла его взгляды.

Сэр Майкл в племяннике души не чаял, а кузина Алисия – хорошенькая, беспечная, загорелая, чистый сорванец в юбке – презирала. Кое-кто считал, что ему следует добиться расположения юной леди – единственной наследницы отличного имения, однако Роберту это даже в голову не приходило. Он считал Алисию чудесной девушкой, веселой и умной, одной из тысячи, и только. Вряд ли он имел представление о настоящих размерах состояния дяди и наверняка никогда не подсчитывал, какая часть в конечном счете перейдет к нему.

Поэтому, когда в одно весеннее утро, за три месяца до описываемых событий, почтальон принес известие о свадьбе сэра Майкла и леди Одли вместе с возмущенным письмом от кузины о том, что ее отец только что женился на молоденькой дурочке с кукольным личиком и кудряшками не старше самой Алисии, при этом постоянно хихикающей (с сожалением вынуждена заметить, что в силу своей неприязни именно так мисс Одли описала музыкальный смех, которым все так восхищались в Люси Грэм), то эти послания не вызвали у флегматичного джентльмена ни раздражения, ни особого удивления.

Он прочел сердитое письмо Алисии, не вынимая изо рта янтарного мундштука трубки. Завершив чтение и подняв густые черные брови до середины лба (кстати, это было его единственной манерой выражать удивление), Роберт выбросил и письмо, и открытку в корзину для бумаг и, отложив трубку, приготовился сделать умственное усилие с целью обдумывания сего предмета.

– Я так и знал, что старикан в конце концов женится, – пробормотал молодой человек после получасового размышления. – Алисия и мачеха будут жить как кошка с собакой. Надеюсь, они не станут ссориться в сезон охоты или выяснять отношения за обеденным столом: скандалы вредны для пищеварения.

Около двенадцати часов дня, следующего после вечерних событий, описанных в предыдущей главе, племянник баронета держал путь из Темпла в город. В недобрый час он поручился за одного нуждающегося приятеля, а поскольку по векселю не было уплачено, то рассчитываться призвали Роберта. С этой целью он, с голубым шелковым платком на шее, трепещущим в горячем августовском воздухе, двинулся вверх по Ладгейт-Хилл, и вошел в освежающе прохладное здание банка в тенистом дворе неподалеку от собора Святого Павла, где уладил дело, пожертвовав двумя сотнями фунтов.

Покончив с делами, Роберт покрутился на углу, дожидаясь свободного кэба, чтобы вернуться в Темпл, как вдруг его едва не сбил с ног молодой человек, стремглав влетевший в узкий переулок.