Тайна леди Одли

– Я тебя не знаю, – оттолкнул его малыш. – Я люблю дедушку и миссис Монкс из Саутгемптона.

– Джорджи у нас с характером, сэр, – заметил старик. – Он избалован.

Они медленно пошли обратно к коттеджу, и Джордж Талбойс еще раз рассказал историю своего отъезда. Он сообщил тестю и о двадцати тысячах фунтов, положенных в банк накануне. Расспрашивать об усопшей у него не хватало духу, а старик был скуп на слова: через несколько месяцев после его отъезда они переселились в Саутгемптон, где Элен давала уроки музыки, жилось им неплохо, но затем ее здоровье пошатнулось, она заболела и умерла. Печальные истории всегда кратки.

– Мальчик, кажется, любит вас, мистер Молдон, – помолчав, заметил Джордж.

– Это да, – ответил старик, погладив кудрявую головку ребенка, – Джорджи души не чает в своем дедушке.

– Тогда пусть он лучше остается с вами. Проценты от моего вклада составят около шестисот фунтов в год. Сто фунтов вы сможете тратить на образование Джорджи, а остальные пусть накапливаются до его совершеннолетия. Мой друг будет доверенным лицом, и, если он согласится, я назначу его опекуном мальчика, разрешив пока что вам заботиться о ребенке.

– Почему бы тебе самому не заняться его воспитанием, Джордж? – спросил Роберт Одли.

– Потому что я поплыву ближайшим кораблем в Австралию. Мне легче копать землю в лесной глуши, чем оставаться здесь. Отныне я не могу жить как все люди, Боб.

Когда Джордж заявил о своем решении, глаза старика блеснули.

– Думаю, ты прав, мой бедный мальчик. Перемена обстановки, простая жизнь и… и…

Капитан Молдон запнулся, заметив устремленный на него пристальный взгляд Роберта.

– Не слишком ли вы спешите избавиться от зятя, мистер Молдон? – мрачно поинтересовался Роберт.

– Избавиться от него, дорогой мой? Да что вы! Нет, нет и нет! Однако для его же блага, дорогой сэр, для его же блага.

– Для его блага, я думаю, ему лучше остаться в Англии и воспитывать сына, – возразил Роберт.

– Говорю тебе, я не могу! – воскликнул Джордж. – Каждый дюйм этой проклятой земли мне ненавистен – хочется бежать отсюда, как с кладбища. Я возвращаюсь в город сегодня вечером, завтра утром улажу денежные дела и без промедления отправлюсь в Ливерпуль. Пусть между мной и ее могилой ляжет полсвета.

Прежде чем уехать, молодой человек еще раз заглянул к хозяйке, чтобы расспросить о жене.

– Они были бедны? – спрашивал он. – Нуждались, когда она болела?

– О нет! – отвечала женщина. – Хотя капитан Молдон скромно одет, у него в кошельке всегда полно золотых. Да только бедняжке это не помогло.

Слова хозяйки отчасти утешили Джорджа, хотя он и недоумевал, где старый пьяница ухитрялся достать денег на лечение дочери.

Но он был настолько убит горем, что не мог ни о чем думать, поэтому больше не задавал вопросов и вместе с тестем и Робертом отправился на причал, к небольшому пароходику, на котором они должны были отплыть в Портсмут. Старик церемонно поклонился Роберту.

– А ведь ты даже не представил меня своему другу, мой дорогой мальчик, – укоризненно заметил он зятю.

Джордж посмотрел на него в недоумении, пробормотал что-то нечленораздельное и взбежал по трапу, не дав мистеру Молдону возможности повторить свой вопрос. Корабль устремился навстречу заходящему солнцу, и скоро очертания острова растаяли на горизонте.

– Подумать только, – произнес Джордж, – всего два дня назад я плыл в Ливерпуль в надежде прижать к сердцу мою любимую, а сегодня уезжаю от ее могилы.

На следующее утро в адвокатской конторе был составлен документ, назначающий Роберта Одли опекуном маленького Джорджа Талбойса.

– Это огромная ответственность, – волновался Роберт. – Я – и вдруг опекун! Я о самом себе никогда не мог позаботиться!

– Я верю в твое благородное сердце, Боб, – промолвил Джордж. – Я знаю, ты не оставишь моего бедного осиротевшего мальчика и проследишь, чтобы о нем заботились как следует. Я возьму немного денег, только чтобы хватило добраться до Сиднея.

Однако вскоре выяснилось, что Джорджу явно суждено заботиться о сыне самому: когда он добрался до Ливерпуля, пароход уже уплыл, а следующий отплывал только через месяц. Джордж вернулся в Лондон и вновь воспользовался гостеприимством Роберта Одли.

Адвокат встретил его с распростертыми объятьями, предоставил ту же комнату с канарейками и цветами, а сам поместился в гардеробной. Горе эгоистично, и Джордж не осознавал, на какие жертвы пошел Роберт ради удобства друга. Он понимал лишь одно: для него солнце закатилось, жизнь кончена. Он сидел с утра до ночи, уставившись на цветы с канарейками и куря сигары в ожидании парохода, что увезет его за море.

Однажды, незадолго до назначенного дня отплытия, Роберт Одли вернулся домой с заманчивым предложением. Один из его друзей, такой же несостоявшийся молодой адвокат, собирался провести зиму в Санкт-Петербурге и хотел, чтобы Роберт составил ему компанию. Адвокат, недолго думая, заявил, что поедет только с Джорджем.

Джордж долго отказывался, однако поняв, что Роберт без него не поедет, уступил.

– Какая разница, Россия или Австралия? Куда угодно, лишь бы подальше от Англии.

И трое молодых людей отправились в путешествие при весьма благоприятных обстоятельствах, имея при себе рекомендательные письма к наиболее влиятельным жителям русской столицы.

Прежде чем покинуть Англию, Роберт написал письмо кузине Алисии, в котором сообщал, что отправляется в путешествие со старым другом Джорджем Талбойсом, которого недавно встретил после многолетнего перерыва только что овдовевшим.

Ответ Алисии пришел с ближайшей почтой:

«Мой дорогой Роберт! Как жестоко с твоей стороны сбежать в ужасный Санкт-Петербург перед самым началом охотничьего сезона! Говорят, там такой суровый климат, что люди отмораживают себе носы, а поскольку твой довольно длинен, я бы советовала тебе вернуться до наступления зимы. Кто такой этот мистер Талбойс? Если он приятный молодой человек, то можешь привезти его к нам, как только вернетесь. Леди Одли просила передать тебе просьбу: купи ей соболей. Цена не имеет значения, бери самые лучшие, какие только сможешь достать. Папа носится со своей новой женой как ненормальный, а мы с ней не очень-то ладим; она не то чтобы неприятна, умеет всем угодить, но безнадежно глупа. До скорой встречи, милый Роберт. Твоя любящая кузина Алисия Одли».

Глава VII. Год спустя

Миновал год с тех пор, как Джордж Талбойс стал вдовцом; траурный креп на его шляпе совсем выцвел. Сегодня, на закате предпоследнего августовского дня, он сидел с сигарой в тихих апартаментах своего друга точно так же, как год назад, когда рана была еще свежа и его душу наполняла невыносимая скорбь.

За этот год бывший драгун смирился со своим несчастьем, и, надо отметить, горе не отразилось на его внешности. Хотя кто знает, какие муки совести терзали честное сердце Джорджа, когда он лежал ночи напролет без сна, думая о жене, покинутой им в погоне за состоянием, которого она уже никогда с ним не разделит?

Однажды, когда они путешествовали за границей, Роберт отважился поздравить друга с возвращением прежней любви к жизни. Тот горько рассмеялся.

– Знаешь, Боб, – сказал он, – некоторые наши солдаты возвращались домой из Индии с пулями, засевшими внутри. Они не говорили о своих ранах: крепкие и здоровые, они выглядели, как мы с тобой, но любое изменение погоды, даже самое незначительное, любое колебание атмосферы возвращало боль, столь же острую, словно рана была нанесена вчера. У меня своя рана, Боб, пуля еще внутри, и я буду носить ее до самой могилы.

Путешественники возвратились из Санкт-Петербурга весной, и Джордж вновь обосновался в апартаментах друга, покидая их только время от времени, чтобы съездить в Саутгемптон навестить ребенка. Несмотря на горы игрушек и сладостей, мальчик так и не привык к нему, и сердце молодого человека разрывалось от боли, когда он видел, что вместе с женой потерял и сына.

«Что мне делать? – спрашивал он себя. – Если забрать мальчика от деда, то я разобью ему сердце, а если оставить, он вырастет чужим мне и будет больше любить старого пьяницу, чем родного отца. С другой стороны, как может воспитать ребенка невежественный драгун вроде меня? Чему я его научу – курить сигары и слоняться весь день без дела?»

Наступила первая годовщина с того дня тридцатого августа, когда Джордж увидел в «Таймс» объявление о смерти жены; он снял наконец траурную одежду и потрепанный креп со шляпы и сложил в сундук, в котором хранил пачку писем от Элен, ее портрет и локон, срезанный после смерти. Роберт Одли никогда не видел ни писем, ни длинной пряди шелковистых волос, и Джордж не упоминал имени жены после того дня в Вентноре, когда узнал подробности о ее кончине.

– Сегодня я напишу своей кузине Алисии, Джордж, – заявил молодой адвокат накануне тридцатого августа. – Ты ведь знаешь, что послезавтра первое сентября? Я сообщу ей, что мы приедем на недельку поохотиться.

– Нет-нет, Боб, поезжай один, я лучше…

– Похоронишь себя заживо в моей квартире, в обществе собак и канареек! Нет, Джордж, ни в коем случае!

– Признаться, не люблю я охоту.

– Думаешь, я заядлый охотник? – простодушно воскликнул Роберт. – Да я куропатки от голубя не отличу, и мне все едино, первое сентября или первое апреля. Я ни разу в жизни не подстрелил ни одной птицы, только однажды плечо натер ружьем. Я езжу в Эссекс ради перемены обстановки, вкусных обедов и удовольствия лицезреть честное, доброе лицо моего дяди. А ныне у меня есть и другая цель – хочу увидеть этот золотоволосый образчик совершенства, мою новую тетушку. Поехали, Джордж?

– Ладно, коли ты настаиваешь…

Горе, которое со временем перешло в хроническую стадию, сделало Джорджа по-детски послушным воле своего друга, и он согласился бы поехать куда угодно. Ничему не радуясь, не получая удовольствия, он принимал участие в развлечениях других с безнадежной и безропотной покорностью судьбе, свойственной его простой натуре.