– Просто устала, – протираю глаза и разглядываю мужа, стоящего передо мной, и кухню вокруг меня.
– Выглядишь и вправду устало, – соглашается Уилл.
Я чувствую нарастающее волнение. Бросаю взгляд на задний двор, ожидая увидеть там что-то, привлекающее внимание, признаки какого-то вторжения прошлой ночью. Там ничего нет, но все равно мурашки по коже. Я не забыла, каково было стоять в темноте, молясь, чтобы собаки поскорее вернулись.
Мальчики доедают свой завтрак. Стоящий у кухонного стола Уилл наливает кофе и передает мне чашку. С благодарностью принимаю ее в ладони и делаю большой глоток.
– Плохо спала… – не хочется признаваться, что я вообще не сомкнула глаз.
– Хочешь об этом поговорить? – зачем-то спрашивает Уилл. Ему следовало бы догадаться, что обсуждать тут нечего. Всего две ночи назад в доме напротив убили женщину.
Мой взгляд задерживается на сидящем за столом Тейте. Я отвечаю «нет»: сыну не стоит слышать этот разговор. Хотелось бы сохранить его детское неведение как можно дольше.
– Успеешь позавтракать?
– Не сегодня, – отвечаю, глядя на часы и понимая, что времени осталось меньше, чем я думала. Пора идти. Начинаю собираться: сумка, куртка… Сумка Уилла ждет его у стола. Интересно, положил ли он туда свой криминальный роман со спрятанной фотографией Эрин? Мне не хватает духу сказать, что я знаю про фото.
Чмокаю на прощание Тейта, вынимаю из ушей Отто наушники и велю ему поторопиться.
Еду к парому. По пути мы с Отто почти не разговариваем. Раньше мы были ближе, но время и обстоятельства заставили нас отдалиться друг от друга. Я стараюсь не принимать это на свой счет: у скольких мальчиков-подростков доверительные отношения с матерями? У очень немногих, если такие вообще есть. Но Отто не как все. Он чувствительный.
Сын выходит из машины, буркнув «пока». Я смотрю, как он поднимается по трапу и садится на паром вместе с другими ранними пассажирами. На его спине тяжелый рюкзак. Имоджен нигде не видно.
Сейчас семь двадцать утра. Снаружи дождь. Толпа разноцветных зонтиков спешит к причалу. Два мальчика – примерно ровесники Отто – взбираются следом на борт, обгоняют сына и смеются. Я убеждаю себя, что они смеются над какой-то понятной им одним шуткой, а не над Отто, но внутри все равно что-то сжимается. Я думаю, как одиноко должно быть Отто – изгою без друзей. На пароме много сидячих мест, где тепло и сухо, но он поднимается на верхнюю палубу, встав под дождем без зонта. Я смотрю, как матросы поднимают сходни, отдавая швартовы, и паром уходит в туман, увозя от меня сына.
И только потом замечаю взгляд офицера Берга.
Он стоит на другой стороне улицы, возле своей «Краун Виктории», прислонившись к пассажирской дверце. В руках у него кофе и булочка с корицей – почти то же самое, что стереотипные пончики, которые, как известно, едят все копы. Когда Берг машет мне, возникает ощущение, что он следил за мной все это время – пока я провожала Отто.
Машу ему через оконное стекло. Он приподнимает шляпу. Обычно после этого я разворачиваюсь и еду обратно вверх по склону тем же путем, но сейчас, на виду у полицейского, так не получится. В любом случае это неважно: Берг уже переходит улицу, направляясь ко мне, и жестом просит опустить стекло. Я подчиняюсь. Капли дождя залетают в салон, оседая на внутренней стороне дверцы. У полицейского нет зонтика, он ограничивается капюшоном дождевика. Похоже, дождь его не беспокоит.
Берг запихивает в рот последний кусочек булочки с корицей, запивает его кофе и произносит:
– Доброе утро, доктор Фоуст.
Для стража порядка у него слишком добродушное лицо. Не хватает типичной полицейской строгости. В нем есть что-то милое – немного неловкости и неуверенности. Мне это нравится.
Я здороваюсь.
– Ну и денек, – замечает он.
– Очень сыро, – соглашаюсь я.
По прогнозу дождь не на весь день, но и солнца ждать не приходится. Здесь, недалеко от побережья штата Мэн, климат смягчен близостью океана. В это время года температура не такая суровая, как в Чикаго, хотя все равно холодно.
Мы слышали, что зимой залив замерзает и паромам приходится возить людей на материк и обратно через ледяные заторы. Говорят, однажды паром застрял, и пассажирам пришлось идти пешком до берега по льду, пока не появилась береговая охрана с ледорубами.
Думать об этом неприятно. Если честно, то мысль оказаться в ловушке на острове, отрезанном от всего мира гигантским куском льда, вызывает что-то вроде клаустрофобии.
– Вы сегодня рано, – говорит офицер Берг.
– Как и вы.
– Пришлось – служба, – он барабанит пальцем по полицейскому значку.
– У меня тоже.
Я держу палец на кнопке, готовясь поднять стекло и уехать. Меня ждут Джойс и Эмма, и если я не появлюсь в ближайшее время, мне весь день будут читать нотации. Джойс помешана на пунктуальности.
Полицейский бросает взгляд на часы и прикидывает вслух, что клиника открывается около восьми тридцати. Я подтверждаю, что это так.
– У вас есть свободная минутка, доктор Фоуст?
– Да, только недолго.
Я отгоняю машину на обочину и останавливаюсь. Офицер Берг обходит ее спереди, залезает на пассажирское сиденье и сразу приступает к делу.
– Вчера я закончил опрашивать ваших соседей. Задавал им те же вопросы, что и вам с мистером Фоустом.
Судя по его тону, это не просто новости о ходе расследования, хотя мне хочется услышать именно их. Услышать, что полиция собирается арестовать преступника, чтобы я могла спокойнее спать по ночам, зная: убийца Морган за решеткой. Сегодня рано утром, пока дети не встали, Уилл поискал в интернете новости об убийстве. И нашел статью, где подробно описывалось, как Морган нашли мертвой в ее собственном доме. Там были неизвестные нам детали. Например, полиция обнаружила в доме Бейнсов записки с угрозами. Правда, в статье не пояснялось, что за угрозы.
Ночью полиция опубликовала в интернете запись звонка девочки в службу спасения. Аудиозапись, в которой шестилетний ребенок, глотая слезы, говорит оператору: «Она не просыпается. Морган не просыпается…»
В статье ее ни разу не называли по имени, только «шестилетней девочкой». Несовершеннолетним позволено сохранять анонимность, в отличие от взрослых.
Мы с Уиллом трижды прослушали аудиозапись, лежа в постели с ноутбуком между нами. Слушать это оказалось невыносимо. Маленькой девочке удалось сохранять относительное спокойствие и сосредоточенность в течение нескольких минут разговора. Оператор расспросил ее и пообещал прислать подмогу, все это время оставаясь на линии.
Но что-то в этой беседе меня беспокоило. Я долго не могла понять, что же. И только после третьего прослушивания поняла.
– Она называет мать по имени? – Маленькая девочка говорила «Морган не просыпается», а не «мама не просыпается». – Почему?
– Морган – ее приемная мать, – тут же ответил Уилл и сглотнул комок в горле, стараясь не расплакаться. – То есть была ее приемной матерью.
– О, – только и произнесла я.
Так ли важен этот факт? Мне почему-то казалось, что да.
– Значит, Джеффри раньше уже был женат?
Конечно, это необязательно. Дети бывают и внебрачными. Но все же спросить стоило.
– Да, – ответил Уилл. Но больше ничего не сказал.
Я задумалась о первой жене Джеффри. Какая она была, жила ли здесь, на острове… Сам Уилл появился на свет, когда его родители уже развелись. Для него это больная тема.
– Сколько Джеффри и Морган были женаты?
Интересно, что еще успела рассказать ему Морган?