Будь моим телохранителем

Мерф

Обхватив себя за плечи, я стою у окна, полностью погруженная в невеселые мысли.

Жизнь в семье мафиози далека от сказки. Я родилась в мире, где правит месть, кровь и мужчины. Не лучшая перспектива для женщины.

Вначале ты еще питаешь иллюзии о светлом будущем, но в какой-то момент все меняется.

Обычно для девушек этот период наступает к совершеннолетию, когда приходит время долга и чести. Однако в моем случае отец предоставил мне срок больше дозволенного, но все равно приближение неизбежного оказалось слишко быстрым.

А месяц назад жизнь окончательно и бесповоротно превратилась в сущий ад.

Отец, не сказав мне, договорился о моей свадьбе с незнакомым мужчиной. Которого, мать вашу, я даже ни разу не видела. Этот брак должен был стать чем-то вроде мирного договора между двумя синдикатами.

Но все, слава богу, отменилось.

Я не знаю истинной причины расторжения договора, но то, что она кроется не в моих капризах, это точно.

Папа жуткий консерватор и никогда не допускал «революций», которые я ему исправно пыталась устраивать уже на протяжении двадцати восьми лет. А плюс ко всему у него еще и синдром гиперопеки в комплекте с параноидальными замашками. Немудрено. Ведь я – единственное, что у него осталось. И он хранит меня как сокровище ЮНЭСКО.

Безусловно, я заслужила всю его строгость своим взрывным характером.

Удивительно, как он меня еще в монастырь не сослал. Хотя в моем случае Азкабан, магическая тюрьма из книжки, – более подходящий вариант.

Мысленно усмехаюсь, вспоминая, как я в девятнадцать лет случайно услышала разговор в кабинете отца, где обсуждалась моя девственность и то, что на нее претендуют несколько влиятельных семей.

В тот же вечер я сбежала и переспала с первым встречным.

Точнее, попыталась.

Я никогда не питала иллюзий насчет противоположного пола и прекрасно знала их природу, даже будучи невинной особой. Потому что жила среди тестостероновых яиц двадцать четыре на семь, и от моих ушей не ускользала ни одна пошлая шуточка или байка.

Но я была готова пойти на такой шаг и закрыть глаза на свои принципы, лишь бы «испачкать себя» и не достаться никому в качестве приза.

Вот только мне даже поцеловаться не позволили, притащили домой как котенка за шкирку, а пацана…

В общем, мне повезло больше. А моя девственность была взята под ожесточенную охрану.

Правда, она все же покинула меня на одной вечеринке через четыре года Но отец наивно полагает, что я все еще храню целомудрие для своего единственного долга.

Долг – ненавижу это слово. В моей жизни оно встречается слишком часто.

Всегда было интересно, как реагировала бы мама на мои выходки. Ругала? А может, понимала и защищала?

Мне не хватает женских секретов и задушевных разговоров с ней, как это могут позволить себе все мои сверстницы. Но, к сожалению, мне это недоступно: матери не стало очень рано, и я даже не помню ее. Знаю только, что было заказное убийство.

Та же участь постигла и моего старшего брата.

Я любила его, очень любила, и для меня это стало тяжелой потерей. Тогда моя жизнь дала первую трещину, а у старшего О’Доннелла пошатнулась психика.

Было непросто.

Нашу семью громили в щепки со всех сторон. А вдобавок еще и весь чемодан моей взбалмошности прилетел на папенькины плечи. Но и он не пальцем деланный и для отца-одиночки справлялся весьма недурно.

Я даже спорить с ним практически не рисковала. Да никто не рисковал. Все его боятся и уважают. Однако мне все же удавалось находить пути обхождения правил. До определенного времени.

Вообще, папа очень сложный человек, ирландец до мозга костей: чтит семейные связи, обожает лошадей, темное пиво и предпочитает исключительно ирландскую форму имени.

А еще для него имеет вес только одно мнение – его.

Он прожил непростую и долгую жизнь в бедности, надрывая свою задницу на заводе с тринадцати лет, прежде чем многого достиг и стал тем, кем сейчас является.

И я даже могу оправдать ход с моим браком. Отец просто хочет обеспечить мне надежное будущее. Но что-то его остановило.

Однако мне это только на руку.

Никогда не смирюсь с тем, что за меня будут решать. Это моя жизнь, и плевать, что я живу в том мире, где на вершине иерархии мужчины. В мире, где желания женщины – ничто.

Иногда я жалею, что заключена в женское тело. Роди меня мать мужчиной, жизнь была бы совсем другой.

Я никогда не могла понять, почему то, что позволено мужчинам, непозволительно для женщин?

Парень, перетрахавший весь бордель, не лишается и капли чести, а девушке достаточно неправильно посмотреть, чтобы на ней поставили клеймо шлюхи.

Абсурд.

Снова начинаю заводиться, мысленно рассуждая на малоприятную тему. И мне требуется пара секунд, чтобы перевести дыхание.

Если я и выйду замуж, то только по любви. И ничто не изменит моих убеждений.

Хотя вероятность любви – единственное, что пугает меня в этом мире.

Достаточно иронично, не правда ли?

Но я всего лишь мечтаю выбраться за пределы прогнившего мира, в котором прожила всю сознательную жизнь.

С каждым годом мне становилось все теснее в установленных рамках. Слишком много запретов. Слишком много правил. А я не люблю ни то, ни другое. Не люблю быть жертвой. Возможно, тому причиной горячая ирландская кровь.

А еще я наивно полагала, что готова к любым опасностям, но так было ровно до тех пор, пока на меня не открылась охота.

Да. Мой несостоявшийся муж пришел в дикое бешенство, когда получил внезапный отказ. И тем, что не сдержал свое слово, отец развязал войну.

Вот только охотиться на меня стали все, кто хоть что-то имел против нашей семьи. Ведь я являюсь мощным рычагом в руках недоброжелателей. И теперь каждый падальщик желает урвать лакомый кусочек.

И вчера грязным ублюдкам это почти удалось.

Сквозь жалюзи уже пробиваются первые лучи утреннего солнца, а я так и не смогла заснуть.

В голове вновь мелькают ужасающие кадры прошедшей ночи. Даже горячий душ и натертое жесткой мочалкой тело не помогли забыть омерзительные прикосновения.