Ангел с мечом в сребротканых одеждах

Ангел с мечом в сребротканых одеждах
Мерлин Лерой

Старинный ключ подмосковной усадьбы откроет таинственный грот. Но берегитесь! Запущенный с помощью ключа водоворот событий способен затянуть беспечного путешественника в вихрящийся поток времени. И трёх тысяч лет не хватит, чтобы вернуться домой и сделать выбор: верность или предательство, дружба или вражда, свобода или долг, добро или зло…

Мерлин Лерой

Ангел с мечом в сребротканых одеждах

Часть I

Иногда меня спрашивают, как ты стал тем, кто ты есть? По здравому размышлению и по прошествии многих лет, я мог бы рассказать одну занятную историю о чересчур любопытных мальчишках. Или просто ответить двумя словами: трансформаторная будка…

Грот

Всё началось с трансформаторной будки. Кыш сказал:

– Не залезешь, зассышь! – Он всегда подначивал Кощея, брал его на слабо?, хотя, кажется, сам был бо?льшим ссыкуном.

– Да нефиг делать, – сказал Кощей и сплюнул через щель в передних зубах. Так смачно плеваться, как Кощей никто не умел.

Трансформаторная будка в бывшей усадьбе князей Прозоровских когда-то была гротом. «Отдельно стоящий парковый павильон, имитирующий естественную пещеру. Своеобразный архитектурный каприз. Широкая арка с видом на пруд. Постройка конца восемнадцатого века в модном тогда египетском стиле. В настоящее время грот переоборудован под трансформаторную будку, снабжает электричеством учебный корпус и общежития. Приближаться к нему запрещено», – пояснила директриса школы нам, новым ученикам, на обзорной экскурсии.

Со стороны сооружение напоминало жабью голову с разинутой пастью и фасеточными глазами. «Рот» – нижняя часть полукруглой арки грота – закрывался металлическими воротами и был перечёркнут огненной стрелой на жёлтом фоне. «Глаза», забранные решётками, равнодушно взирали на заросший камышом и осотом искусственный пруд. К боковым стенам из красного позеленелого кирпича крепились «уши» – изоляторы. Через них тянулись провода, ведущие в центральную усадьбу и во флигели. В одном из них жили мы – ученики, в другом была гостиница для учителей и медпункт.

Закрытая частная школа… Я и не подозревал о существовании таких до тех пор, пока отец однажды не сказал мне:

– Слушай, Игорёха, ты взрослый парень. Я заколебался пахать за всех, тащить твою чокнутую мать, да ещё следить, сделал ты уроки или опять забил. Короче, есть подходящий вариант. Здесь, недалеко. Дисциплина, питание. Два языка. Все дела. Почти как в Англии. Рекомендации самые хорошие, я проверил. Поживёшь там, пока я разберусь с матерью. А на каникулы я тебя заберу.

С моим отцом не поспоришь. У него в запасе всегда есть пара железных аргументов навроде «Не грей мне голову» или «Умных – как собак нерезаных». Мама, если когда-то и пыталась возражать, то теперь сдалась окончательно. Я жалел её. Последние пару лет всё, на что она была способна – это заглотить горсть таблеток и завалиться там, где мозг перешёл в состояние сна. Время от времени, правда, ей всё же удавалось достать отца до печени. Взять хоть эти её вылазки «на волю». Вот она лежит, как обычно, где-нибудь в шезлонге на террасе. Ты вроде уверен, что она здесь, с привычным стаканом джин-тоника в руках, хоба, а её уже нет. «Опять от колышка отвязалась, овца!» – сатанеет отец. И начинается беготня, звонки… Если отец не мог ехать сам, то отправлял на поиски своего компаньона дядь Мишу. Откуда её только не вытаскивали! Из каких-то мрачных подземелий с бомжами, из казино, салона красоты или бутика, где она, обслужившись на кругленькую сумму, вдруг заявляла, что денег нет… Я был уверен, что отец рано или поздно пристроит мать в какую-нибудь богадельню. Но начал он с меня…

Мы стоим возле грота. Жабья пасть заперта намертво. Мы – это я – Игорь Завадский, Костик Соловьёв по прозвищу Кощей и Кыш – Серёга Кыштымов. Родители Кощея разошлись и разъехались. Отец в Израиль, мать – в Америку, пристраивать «золото партии». Кыш вообще безотцовщина. Его мать недавно родила Серёге братика. Братик орал день и ночь. Однажды Кыш накрыл ребёнка подушкой. Хорошо мать вовремя заметила, что внезапно стало тихо… Третий месяц мы трое держимся вместе. Скоро Новый год, в большом зале усадьбы поставили ёлку, и мы придумали отрубить электричество, когда все заорут как придурки: «Ёлочка, зажгись!».

– Давай, – сказал Кыш, и Кощей полез, цепляясь за щербины в кирпиче. Разумеется, сорвался, не добравшись и до середины.

– Лестница нужна, – засасывая сбитый палец, пробурчал Кощей. – Хотя постой! Давай, залезай на спину! Я видел по телеку, как спецназовцы друг другу на плечи встают, когда преграду штурмуют.

Выдержать худосочного Кыша – нефиг делать, даже я смог бы, а Кощей – парень крупный и крепкий. Чуть присогнулся и упёрся руками в стену. Кыш полез сначала коленями, потом встал во весь рост и только что не засунул свой острый нос под нижнюю планку решётки.

– Ну что там? – Не выдержав, спросил я.

– Ни черта не видно, – ответил Кыш.

– Возьми, – я протянул ему монтировку, стащенную из машины отца.

Два дня назад он приехал, как и обещал. На новом гелеке. Кыш с Кощеем обзавидовались. Увидев отца за рулём, я запрыгал, как дурак. Закинул вещи на заднее сиденье и забрался сам. Рядом с отцом сидела какая-то красивая шмара.

– Познакомься, это Инна, – сказал отец, заглушив машину, – маму я отправил в санаторий. Надолго.

Потом добавил, что не сможет забрать меня, уезжает в командировку. Ещё что-то насчёт весёлого Нового года в компании друзей. Дескать, так мне будет лучше. Дальше я не слушал. Из-под сиденья торчала монтировка. Я просто положил её в сумку с вещами и вышел из машины.

Кыш просунул раздвоенный конец под крепление решётки и поднажал.

– Ты… давай там полегче, – ругнулся Кощей. Понятное дело, на Кыше жёсткие ботинки.

– Тише вы! Вроде свет мигнул… – Кыш наверху насторожился и замер.

Застыл и я. В ушах стучало сердце. Кощей скрипнул снегом, переступая с ноги на ногу. Ветер гулял в голых ветвях. Где-то над нами ворона прокаркала вечерню.

– Ну что там?

– Внутри кто-то есть, – прошептал сверху Кыш.

– Ладно тебе! Ссышь, так и скажи!

– Да тихо ты! – Кыш приложил ухо к решётке. – Как будто двое говорят… Или больше… Воют… Или поют… Или молятся…

Внезапно внутри грота что-то сильно загремело, словно на каменный пол уронили кочергу.

– Вот чёрт, я упустил монтировку! – Кыш спрыгнул и отбежал к кустам.

– Стой, ты куда? – Кощей распрямился и покачал корпусом, разминая спину.

– Да это ветер, наверное, воет там под потолком, – вставил я свои пять копеек, стараясь не показывать виду, что тоже испугался.

– Да ну его нафиг, – сказал Кыш, – охота была переться на ночь глядя. Завтра стащим ключ и войдём через дверь.

Массивный, с полкило весом, местами позеленевший ключ с огромными как башни средневекового замка пиками бородки и фигурной головкой размером с кулачок младенца, хранился у директрисы – высохшей словно старая вобла биологички Вилды Францевны Бриссен. Казалось, стукни её меж торчащих горбами лопаток – и посыпется соль. Или перхоть. А может тот белый налёт с запахом старой пудры, что всегда лежал у неё на плечах, это пыль веков? Поговаривали, что Вилда – внучатая племянница фабриканта Рибенека, последняя законная владелица усадьбы, раньше работала здесь смотрителем. Поэтому её не попёрли, когда всё начало разваливаться и усадьбу выиграл на аукционе какой-то хмырь. А ещё говорили, что только Вилда знает, где запрятаны сокровища, которые князь Серебряный привёз из Золотой орды.

Каждый, кто хоть раз оказывался в кабинете директрисы, видел этот ключ, висящий справа от двери, водружённый туда как артефакт в этнографический музей. Время от времени наш дворник, по совместительству электрик и завхоз Саббах Сабанчин заходил в кабинет, сняв с плешивой головы берет. Вилда Францевна поднимала глаза от книг или тетрадей, смотрела поверх очков, как бы не узнавая вошедшего. Сабанчин показывал толстым заскорузлым пальцем на ключ, Бриссен кивала в ответ. Только после этого Саббах аккуратно снимал ключ со стены и шёл в трансформаторную будку.

Перед входом он оглядывался, как будто проверял, не следит ли кто за ним, потом вставлял в замочную скважину ключ и три раза поворачивал его против часовой стрелки. Войдя внутрь, громила немедленно закрывал за собой дверь. Сколько мы ни старались разглядеть, что там, за этой дверью, ничего не получалось. Своим огромным нелепым телом с мясистыми плечами, широкими бёдрами, толстыми руками Сабанчин закрывал весь обзор. Если снега было особенно много, дворник брал лопату и тщательно расчищал площадку перед входом.

Всю мужскую работу в школе делал именно он, Саббах Сабанчин – прибить гвоздь, починить шпингалет на окне, повесить портрет или картину. Кто был этот глуховатый и потому немногословный гигант с апокалиптическим именем и уродливой внешностью? Татарин? Вайнах? Большая приплюснутая голова с выпирающими надбровными дугами, бледная с оливковым оттенком бугристая кожа… Когда он приближался, мальчишки смирели и опускали глаза. Казалось, вот сейчас Саббах протянет длиннющую руку с пальцами, похожими на барабанные палочки, поднимет за шкирбан к своим подслеповатым глазам и засунет как мошку в огромный беззубый рот с белёсыми дёснами. Хоп… и нет тебя. Никто и не хватится…

Украсть ключ со стены директорского кабинета представлялось нам с Кощеем плохой затеей. Вилда, кажется, жила на своём рабочем месте. Выходила, разве только на урок. Но тогда запирала дверь на другой ключ, который носила на поясе.

– Да нефиг делать! – строил новый план Кыш. – Вы с Кощеем зайдёте и отвлечёте её какой-нибудь болтовнёй, а я загляну, словно ищу кого-то, и подрежу ключ потихоньку. Главное – найти хоть чуть-чуть похожий, чтоб заместо него повесить и не сразу заметили. Придумал! Надо из проволоки скрутить!

Голова у Кыша на всякие пакости работала чётко, как часы на Спасской башне. Уже к ночи он притащил в комнату кусок стащенной откуда-то медной проволоки. Мы плотно накрутили её на карандаш и по памяти навертели головку. Получилось не очень, но издалека могло сойти. Надежда была на плохое зрение старухи-директрисы.

На большой перемене мы с Кощеем завалились без стука в директорский кабинет и разыграли сценку научного спора между прилежными учениками. Кощей тыкал пальцем в учебник биологии на картинку с оживлением лягушачьей лапки и пытался доказать, что она сокращается от внутреннего электричества. А я блистал эрудицией и почём зря поминал Луиджи Гальвани.

– Вилда Францевна, рассудите нас, – с ангельским выражением лица попросил Кощей. Он, кажется, уже начинал понимать, как понравиться женщине.

– Подойдите сюда, мальчики! – С улыбкой ответила старуха. Похоже, она купилась.

Подталкивая друг друга, мы подошли к директорскому столу. Кощей постарался перекрыть плечами обзор. Я тоже мельтешил рядом, изображая крайнюю заинтересованность. Никто не заметил, как сзади открылась дверь и Кыш ловко подменил ключ. Впрочем, я почти не слышал даже то, что говорила Бриссен, так колотилось моё сердце. Казалось, оно сейчас вырвется, и как теннисный мяч поскачет прямо по высокому дубовому столу. Помню только, что Вилда пообещала нам в ближайшее время показать, как всё работает.

– Благодарю вас, мадам, – Кощей изобразил из себя корнета Оболенского и чуть ли не щёлкнул каблуками.