Моя бабушка едет в Бразилию

Класс завороженно замер. «А еще можешь?» – выкрикнул кто-то. «Могу», – Галя упоенно читала стихи любимого Тараса Шевченко, вкладывая в каждое слово тоску по улюбленiй украiнi. Учительница прониклась способностями ученицы и изменила свое отношение. А Галя всерьез взялась за русский язык, и уже очень скоро писала диктанты без единой ошибки.

У Ириши семья Зои прожила недолго. Как говорится, «гости хороши на три дня». Ириша замучила Зою и детей придирками. Её раздражало всё, что бы ни делала младшая сестра. Может, виной тому была собственная нелегкая доля… Еще до войны Ириша потеряла одиннадцать детей: болезни забирали малышей одного за другим, несмотря на горячие молитвы и горькие слезы матери. Осталось двое, самый старший сын и самый младший. Как только началась война, старший, Николай, которому едва исполнилось восемнадцать, ушел на фронт и в первые же дни попал в плен. Пять лет ада превратили молодого парня в нервное запуганное существо. Потом были допросы в НКВД и уже наши лагеря. Вернувшись, он честно пытался наладить жизнь, женился, устроился работать, но страх голодным животным въелся в его сознание – Николай стал пить и болеть. Ириша жалела сына, увещевала, но ничего поделать не могла. В итоге сосредоточила все свои надежды на младшем – Володе: выучить, устроить, женить.

Возможно, истерзанное материнское сердце не могло побороть зависти к младшей сестре, у которой было всё: выживший на войне муж, здоровые дети и двадцать лет в запасе. «Всё равно разведу тебя со Стенькой», – кричала она в приступе темной злобы, не понимая себя и страдая.

Когда терпеть эти приступы стало невозможным, Зоя со Степаном и детьми съехали, поселившись в рабочем общежитии на Пролетарской улице. Комнатка в бараке была крошечной – девять метров. Всё, что туда влезало – это кровать, стол, небольшой шифоньер да табуретки. Родители спали на узкой железной койке, скрипучей, с провисшими пружинами. Как они туда умещались вдвоем – загадка. А дети и бабка Ваганка располагались на полу, на матрасах и подстилках.

Новая квартира в настоящем деревянном доме на проспекте Ломоносова показалась Гале просто раем. Там было целых три комнаты, большая общая кухня, ванная и интеллигентная соседка Эрика Альбертовна, которая говорила по-немецки и играла на пианино. Под окнами был разбит небольшой палисадник, в нем росла рябина, из ярко-оранжевых ягод которой осенью варили горьковатое варенье.

Немногим позже Галя узнала, что отец вселился в эту коммунальную квартиру в буквальном смысле самозахватом, по совету председателя облисполкома. Офицерская семья, проживающая там ранее, съехала, и Степан не растерялся. Приходили какие-то строгие дядьки, громко разговаривали, заставляли покинуть помещение, пугали. Но никто не решился выставить на улицу фронтовика с тремя детьми. Так семья и осталась жить на Ломоносова.

Глава 4. Куда Геннадий Иванович – туда и она, без сомнений

Геннадий Иванович Суханов

Дети как кошки, быстро подстраиваются под меняющуюся реальность и обретают привычную радость. В Архангельске не было цветущих вишен и распевных украинских песен, зато было много снега. Можно было валяться в сугробах, лепить снежную бабу и кататься на лыжах.

Лыжи у Гали были старые, деревянные – отец откуда-то принес. Они плохо скользили, проваливались в снег, точно тяжелые неструганные доски, но Галя не пробовала других, поэтому свои обожала.

– Куда тебя нелёгкая понесла? – ворчала Зоя, сковыривая ногтем намерзшие снежные узоры с оконного стекла, – Сопли приморозишь. Лучше бы как девочка посидела дома, повышивала узоры на пяльцах.

– Мы с ребятами только туда и обратно по реке, – весело отвечала дочка, подхватывая лыжи.

Ей нравился суровый северный дух Архангельска, когда мороз вонзается в тебя армией пронырливых кусачих муравьев, обжигает, царапает щеки, пытается пробраться в варежки и в ботинки. Дыхание перехватывает. Снег упруго хрустит под лыжами. Ты разгоняешься по плотной утрамбованной лыжне, ловишь мощный ритм скольжения, и начинаешь чувствовать, как холод отступает, и жаркая волна разливается по телу, даря свежесть и силу!

Галя готова была все выходные проводить на улице, бегая на лыжах. В воскресенье ребята устремлялись на реку, надежно укрытую льдом и снегом, где проложены лыжни. Северная Двина широкая – другого берега не видать. Звонкой стаей друзья скользили по накатанной лыжне, обгоняя друг друга, иногда падая и теряя бамбуковые палки. Потом, сцепив лыжи, все вместе дружно шли домой, на ходу растирая снегом прихваченные морозом щеки и носы.

– Что тебе в такую стужу дома не сидится? Могла бы и полы лишний раз помыть, и Женьке рубаху подшить, – неласково встречала мать дочку, сбивавшую снег с фланелевых штанов.

Галинка, разрумянившаяся, счастливая, поднимала сияющие глаза на мать:

– Мама, ты не понимаешь! Лыжи – это самое веселое занятие на свете! Мы с ребятами соревнуемся, и это так интересно. Ты же можешь узнать свои силы по сравнению с другими! И я почти всегда побеждаю.

– Ишь, победительница, а дров кто наносит и за керосином сходит?

– Я щас, мам, – Галинка никогда не спорила. Просто надевала сухую одежду и мчалась за дровами, усердно откапывая дверь сарая из-под снега.

Школьный учитель физкультуры быстро приметил бойкую девчушку, соревнующуюся с мальчишками, и позвал её тренироваться. И Галя с радостью пошла. Теперь лыжи стали для неё не просто развлечением в выходной, а настоящим спортом, воспитывающим волю и выносливость.

Увлеченная физкультурой, Галя бесстрашно пробовала всё, что давало движение, силу и скорость. К лыжам добавились коньки. В парке за третьей школой зимой разбивали каток, и отчаянные парни лихо гоняли на беговых «ножах». А девчонки в коротких шубках, отороченных мехом, выписывали фигурные пируэты на «снегурках» на манер Людмилы Белоусовой. Пируэты Гале были мало интересны, а вот играть с мальчишками в рапки – совсем другое дело. Своих коньков у неё не было, и если кто-то из пацанов давал покататься – это было счастьем. Конечно, стать самой быстрой в ботинках тридцать девятого размера маленькой Гале было не под силу, но все же она почти не уступала пацанам по скорости.

В одну из таких сумасшедших гонок она столкнулась лоб-в-лоб с катающимся на коньках мужчиной, отлетела на три метра, едва не расквасив себе нос. «Живая?» – испугался тот. Поднял, отряхнул:

– Как звать? – поинтересовался строго.

– Галина, – ответила девчонка, вытирая нос.

– Что же ты, Галка, носишься, как оглашенная? Ведь зашибёшься.

– Не-а. Я умею. Мы просто в рапки играем.

– А что коньки такие огромнющие?

– Так знакомый парень дал.

Мужчина улыбнулся:

– Учись, Галя, тормозить и менять направление, тогда сможешь бегать быстро.

Незнакомец показался Гале значительным и добрым; наверное, поэтому она хорошо запомнила его лицо и манеру говорить.

Однажды они с девчонками попали в спортклуб ГДО. На ту пору в гарнизонном Доме офицеров были разные спортивные секции. Приходи занимайся.

Дверь в спортзал была приоткрыта, и Галя увидела зрелище, которое её загипнотизировало. Через площадку была натянута высокая сетка, и взрослые дядьки, находящиеся по разные стороны сетки, играли в мяч. Они высоко прыгали, сильно били по мячу, отбивали его, не давая упасть… Галя судорожно сглотнула: всё её существо сосредоточилось на маленьком сером герое, звонко отвечающем на каждый удар. «Галка, идём!» – тянули девчонки. «Сейчас, сейчас…» – она машинально отмахивалась, не в силах оторвать взгляд. И вместо того, чтобы пойти со всеми, сделала шаг в зал. Робко спросила: «Можно посмотреть?»

Волейбол вошёл в Галино сердце так стремительно и сладко, как входит первая любовь, бесстрашная, волнующая, непознанная. Чуть ли не каждый день она бегала в спортзал ГДО, садилась в уголке и жадно наблюдала за игрой. Азарт, запах разгоряченных тел, дух победы – что может быть прекраснее? Иногда к ней прилетал мяч. Она брала его в руки, наслаждаясь упругой шероховатой поверхностью, украдкой вдыхала запах кожи и с сожалением бросала обратно игрокам. Определенно, между ней и мячом возникала магия.

Как-то раз на тренировку пришли не все, одна команда получилась неполной. «Давай, девочка, вставай на площадку!» – крикнул мужик ростом с дядю Степу. «Я?.. Можно?.. – Галя недоверчиво обвела взглядом остальных. – Сейчас! Я мигом». Она вытащила из сумки потрепанные кеды, натянула их на ноги, сама не помня, как завязала шнурки и выскочила на площадку.

…Мяч летел на неё бронебойным снарядом. Она чуть было не зажмурилась от неожиданности, но ответственность и командный дух не позволили девчачьим страхам взять верх. Старательно сложила руки, прижав их друг к другу, как это делали игроки, и впервые почувствовала силу удара о запястья. На первый раз она слишком резко подалась вперёд, не рассчитав траекторию обратного полета, и мяч, описав высокую дугу, ушел за пределы поля. Её команда потеряла очко. Галя виновато оглянулась, готовая к тому, что сейчас её изгонят из заветного сообщества. Но «дядя Степа» ободряюще похлопал её по плечу: «Ничего, Галчонок, молодца! Не лупи так сильно, и все будет хорошо».

С этого дня у Гали началась новая жизнь. Она не пропускала ни одной волейбольной тренировки в ГДО, играла то за одну, то за другую команду, и взрослые мужики окончательно признали её своей.

Пришла очередная весна. Архангельская весна является вкрадчиво, неуверенно, слабая и пугливая. Скромно рассыпает по уже чернеющему снегу золотые лучики, стеснительно заглядывает в глаза прохожим. Зима цепляется за свою царственную власть, огрызается морозами до самого апреля. А потом как-то враз начинают таять сосульки, звенеть ручьи вдоль деревянных мостков, и в воздухе появляется сладкий дух тепла и надежды.

Той весной по школе разнеслась радостная весть: при Октябрьском РОНО открывают детскую спортивную школу. Галя, конечно же, была первой, кто прибежал записываться. Правда, сначала её не хотели брать, потому что набор был рассчитан на учеников соседней 4-й школы. Но случилось чудо. В тренере, набирающем ребят в секцию конькобежного спорта, она узнала того самого мужчину, с которым столкнулась зимой на катке. Он тоже её узнал:

– Галя, которая любит играть в рапки?

Она кивнула.

– Хочешь стать чемпионом?

– Очень хочу! – Галя приложила руки к груди, чтобы выразить весь свой горячий пыл и серьезные намерения.

Геннадий Иванович Суханов, так звали тренера, взял её в свою группу. И это событие стало судьбоносным в жизни девочки, которая с невероятным упорством пришла в этот мир холодным февралем 1942 года.

Маленькая Галя с подругой и сестрой

Галя жила от тренировки до тренировки, между ними успевая получать пятерки в школе, заниматься общественной работой, помогать матери и нянчиться с младшей сестрой.

Летом ребята тренировались на пляже, изучая движения конькобежцев, оттачивая торможения, ускорения и бегая челноки. Они надевали на себя самодельные пояса со вшитым грузом и то передвигались на корточках, то прыжками, превозмогая сопротивление вязкого песка. Галя старалась изо всех сил. Только упорством и трудом можно добиться результата – так учили авторы любимых книг, а их герои – Павка Корчагин, Гуля Королева, Алексей Маресьев – были непререкаемыми авторитетами у девчонок и мальчишек того времени. «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» – эта фраза писателя Островского была аккуратно выписана почти в каждом девичьем дневнике.

Иной раз Галя возвращалась домой без сил. Падала в кровать и мгновенно засыпала, грезя во сне о чемпионских медалях и пьедестале.

– Ты как парень, ничего женского в тебе нет, – ворчала Зоя, критично оглядывая дочь, – Медом там тебе, что ли, намазано, на берегу-то? Бегаешь и бегаешь, как кляча… Посмотри на Таню соседскую: платьице в талию наденет, вся такая ладная пойдёт, как кисонька… а тут – пенёк пеньком, вылитый батька, да еще и живот совсем к спине прирос.

Маленькая Люся, что вечно крутилась возле, хитро щурила глаза, кивая матери, и исподтишка показывала сестре язык. Она была вся такая кукольная, сладкая, излюбленная – с голубыми атласными ленточками и в платье с оборкой. При всей своей северной неласковости Зоя баловала младшую, как и любимого сына, подсовывала ей то леденец, то имбирный пряник. Отец тоже души не чаял в Людочке, до самой школы носил её на руках и не спускал с колен. А Галка вроде как сама по себе – растет и растет, точно рябинка за окном.