С закрытыми глазами, или Неповиновение

С маленькой поправкой: тут не фараон, а Голда…

Когда родился сын, заходили несколько медсестёр и врачей посмотреть на него. Потом другие стали приходить, все с восхищением "какой сладенький!". Сын таращил голубые глаза, все смеялись, а мне было страшно. Акушерка сказала: "Смотри, как всем нравится твой ребенок!" Потом меня с сыном повезли в лифте наверх, было много людей, все делали ему комплименты, смеялись, вспоминали недавнее Энтеббе. А мне было радостно, но страшно, я не забывала, что жизнь его и моя висит на волоске.

Когда после всех мучений уезжали из Иерусалима на такси в аэропорт, сын не спал и провожал глазёнками каждое дерево, стоявшее вдоль длинной дороги. Я плакала потому, что изгоняли нас с этой Земли. Плакала, потому что видела, как он, малютка, тянется к этой Земле, не хочет, как и я, покидать её. Это продолжалось очень долго – всю дорогу до аэропорта. Для пятимесячного ребёнка это было необычно».

– Мишенька!

Щелчок.

Все, кто убиты в том кэгэбэ, заслужили быть жертвами кэгэбэ.

Все, кто убиты в этом кэгэбэ, стали жертвами чего угодно: жертвы арабского террора, жертвы дорожных катастроф, жертвы тремпов и тремпиад, жертвы несчастных случаев, жертвы болезней, жертвы отравлений, жертвы мафии, жертвы хулиганов, жертвы самоубийств, жертвы природных катастроф, жертвы спида, жертвы случайных пуль, жертвы утечки газа, жертвы птичек, загадивших дымоход, жертвы падений из самолёта, из окна, с крыши, с балкона, жертвы семейных разборок, жертвы случайных смертей…

Не счесть.

Заслужили быть жертвами кэгэбэ.

14.11.2003 в интервью газете "Последние известия", Ами Аялон, с 1996 года официально чекист номер один, а не официально даже не из высшей десятки убийц, сказал, что надо хладнокровно убивать "проблемных поселенцев", и пояснил: "Скажу это понятными словами. В жизни любого государства или народа есть более чем одна “Альталена”. Политическое руководство государства Израиль уже принимало тяжёлые решения, когда было понятно, какая альтернатива, и политическое руководство в будущем должно будет принимать тяжёлые решения, когда альтернатива ясна”.

Убивали "проблемных поселенцев" – Михаэля и Нехаму.

Убивали, "когда было понятно, какая альтернатива": покушение на Михаэля – альтернатива, покушение на Любимую – альтернатива, убийство нарождавшегося у неё – альтернатива, покушения на Нехаму – альтернатива, покушение на нарождавшегося у неё – альтернатива.

И ещё тысячи альтернатив.

"Политическое руководство государства Израиль" обстреляло "Альталену", потопило её и убило евреев, которые были на корабле и в воде, спасаясь вплавь.

"Альталена" не одна была, а много "альтален".

"Политическое руководство государства Израиль уже принимало тяжёлые решения" – убивать.

"Политическое руководство в будущем должно будет принимать тяжёлые решения, когда альтернатива ясна" – убивать.

А если "не будет" – станет "альтернативой". И будет убито.

Кем?

Какое "руководство" "в будущем должно будет принять тяжёлые решения" относительно "политического руководства государства Израиль", если оно "не будет"?

Или "руководство" не допустит, чтобы было такое "политическое руководство государства Израиль", которое не "будет". Не допустит с помощью убийств.

"Руководство", которое "должно будет", – это кэгэбэ государства Израиль.

Кэгэбэ – это убийства, если одним словом.

Кого только не убили и кого только ещё не убьют!

Такой строилась эта кэгэбэшня – чтобы власть всегда была "наша".

***

Сколько помню, мой поезд давно ушёл. Когда за окном приближалась платформа, я спускался на нижнюю ступеньку вагона, держась за поручни, поезд притормаживал. Подо мной проплывала платформа, не терпелось соскочить. Поворачивался по ходу поезда взять старт стоя: одну ногу немного согнуть в колене и медленно ставить на платформу, в момент касания с ней оттолкнуться, а второй ногой как бы продолжать бежать. И упасть в раскрытые объятия или самому наскочить и обнять. Я всматривался в лица, искал, к кому соскочить, и не находил. Ни на одной платформе не нашёл. И мой поезд понёсся дальше, уже не притормаживая. Я перестал высматривать встречные платформы, узнавал о них по короткому посвисту, с которым они проносились за окном. Только раз, соскочил, раскинул руки, чтобы не упасть, и упал в объятия Любимой. Объяснял ей на бегу, как вскочить в поезд, который уже набирал скорость: убыстрить бег и сравняться со ступеньками вагона, бежать рядом с ними лицом к вагону, схватить передний поручень, одной ногой оттолкнуться от платформы, а второй ногой вспрыгнуть на нижнюю ступеньку вагона, схватить второй поручень, повиснуть на вытянутых руках, медленно выпрямляться. И, прижавшись к передней поручне, освободил Любимой место на ступеньке рядом со мной, и протянул руку, чтобы уцепилась и вскочила. Но она протянула руку ко мне вопрошающей ладонью вверх. А поезд нёсся дальше. Сейчас мой поезд несётся к далёкой платформе, на которой Нехамелэ. Со мной или без меня он прибудет. Откроется дверь и закроется. И с ней или без неё отойдёт от последней платформы наш поезд…

12.9.2007 – канун еврейского нового года.