Забьётся в уголок затравленным котом.
И будет мутно-серый
туман над тишиной всё поглотивших вод.
И будет пустота вне временной разметки.
Но как-то утром ей голубка принесёт
молоденькую ветку…
Прозаические зарисовки
Корабль
Наши жизни похожи на корабли. Они постоянно плывут вперёд, оставляя позади пройденные причалы и не вернувшихся на борт пассажиров.
Сколько людей за годы плаванья поднималось ко мне на палубу, обустраивало свои каюты, но через время спускалось вниз по трапу, чтобы больше по нему никогда не подняться.
Я должна была бы к этому уже привыкнуть, но каждый раз, когда я смотрю кому-то вслед, становится горько.
Снова и снова течение приносит мой корабль к новым берегам, чтобы кто-то поднялся на его борт, а кто-то спустился на берег и навсегда затерялся в толпе проходящих мимо.
А мой корабль отправляется дальше, унося свой бесценный груз, который так редко бывает постоянным.
Дверь
Захлопнуть обычную дверь несложно. Много не надо. Достаточно одного резкого движения ногой или рукой.
Так же и с дверью, которая ведёт в душевный космос.
Необдуманный поступок, взрыв раздражения, неправильные слова, сказанные не должным тоном, в неподходящей обстановке – и дверь в сердечный будуар закрыта.
Открыть её снова намного сложнее, чем закрыть, но возможно. По началу возможно. С каждым разом всё выше вероятность того, что при очередном захлопывании эту дверь заклинит так, что она врастёт. И даже если впоследствии заклинивший замок будет заменён на новый, ключи вам уже не выдадут.
Таков закон душевных дверей.
Между
Мне иногда кажется, что я застряла где-то между. Между странами, между культурами, между возрастами.
Я никогда уже не смогу почувствовать себя в Украине или в России как дома, но и Израиль однозначным домом мне стать не смог.
Слушая русские передачи по телевизору, я обречённо понимаю, что привычный мне русский язык, словно зимний дымок из печных труб, растворяется среди потока новых терминов и оборотов, становясь мне менее родным. Иврит же, озвучивающий мои будни, звучит для меня понятно и привычно, и всё-таки чуждо. Он несёт мне информацию, но не касается душевных струн, архивов воспоминаний и эмоциональных зарубок на моём жизненном стволе.
Я давно растеряла детскую наивность и восторженность. Вырастила двоих детей. Мир детства с его зависимостью и беспомощностью назад меня отнюдь не тянет. Но и доспехи взрослости великоваты и слишком тяжелы для моей сути. Они часто придавливают меня ощутимым весом и натирают.
Я отчалила от прежних берегов, но устойчиво пришвартоваться к новым получается не очень. Мотаюсь между.
Денис Камышев, Ашдод
Кот печально наблюдал коллапс,
Осень, алкаши лежат игриво
Во дворе, в песочнице у нас,
Живописно спит в баллонах пиво.
Листья лисьим рыживьем с небес,
Падают, как ангелы, красиво.
В воздухе дождливом влаги взвесь,
Хорошо и так невыносимо.
Осень серебрится на висках
И уже я не сбегаю в лето.
Почему унылая тоска
Благодатна для иных поэтов?
Кот печально мявчет о своём,
Телевизор грузит сериалом.
И сидим мы у окна вдвоём,
О большом мечтая и о малом…
Мастер без Маргариты
Мастер лечил своё безумие пивом. Батарея пустых бутылок выстроилась разнокалиберной шеренгой у пыльного, залапанного временем окна съёмной квартиры. Влив в себя очередную бутылку, Мастер сел к компьютеру, охватил всклоченную голову длинными аристократическими пальцами, и напряжённо застыл, вглядываясь в белую страницу Word. Писать про Иешуа не хотелось. Хотелось тёплую грудь Маргариты, восторженную вакханалию при мерцающем свете оплывших свечей и черт с ним – с Иешуа, с белым плащом с кровавым подбоем и прокуратором Иудеи. В данную минуту Маргарита танцевала рок-н-ролл с ответственными работниками из министерства мужа, который искренне рекламировал семейную идиллию в модном столичном клубе-ресторане, владельцем которого он, с недавнего времени, и являлся. Вместо вечной истории о фетише христианской добродетели, в голове Мастера звучал голос Марго: «Милый, несколько лет назад я ещё могла броситься в омут нашей страсти с головой. Но не теперь. Я старею и не хочу, чтобы ты наблюдал, как увядает моё тело в стремительном беге времени. Мне проще иметь любовника, которого я могу сменить без угрызения совести и которого не побоюсь обидеть. Ты слишком хороший, талантливый, чистый, нежный, искренний человек, а мне нужно красивое сексуальное животное в постели, без пронзительной грусти во всё понимающих глазах, и без моего оглядывания через плечо во время кратковременных измен. Прости меня, мой Мастер, и будь счастлив».
Из стареньких колонок с надрывом ревел Лепс, а Мастер с русской тоской думал о водке. Жаркое колесо солнца закатилось за стены старого Иерушалаима, и город опрокинулся в долгожданную прохладу и море огней. Ночная жизнь хлёстко раскручивалась в дымных пабах и потных дастингах, где Бог и Дьявол азартно кружили в танце под ритмы людоедов с неизвестных островов. Мастер откупорил новую бутылку, когда в дверь требовательно позвонили. Он неторопливо отхлебнул пива, и недовольно открыл плотоядно клацнувшую замком дверь. На пороге стояла ослепительная зеленоглазая брюнетка в короткой кожаной юбке, ботфортах и топике, едва прикрывающем вызывающе упругую грудь.
– Вы ошиблись девушка. Я не пользуюсь услугами такого рода, – хмурый Мастер хотел было захлопнуть дверь.
– Минуточку! – девушка сверилась с изящным «планшетником», – господин Мастер?
– Собственной персоной…
– Диана Воланд – владелица литературного портала «Бегемот и К».
– Чем могу служить? – мастер нетрезво покачнулся.
– Я могу пройти? – и, не дожидаясь ответа, девушка протиснулась мимо благоухающего пивом Мастера в его холостяцкую берлогу, цапнула бутылку пива из его рук и угнездилась в любимом кресле хозяина.
– Кризис? – кивнула она на пустой экран, закинула красивые длинные ноги на табурет и, жмурясь от удовольствия, отпила прохладного пива. Мастер безразлично сбросил ее ноги на пол, отобрал пиво, присел на видавший виды табурет и молча, уставился в окно.
– Я хотела бы предложить стандартный контракт, – начала Диана.
– Подписывать кровью? – вяло поинтересовался Мастер.
– Смешно. Что вы думаете о Боге?
– С некоторых пор я о нем вообще не думаю.
– Замечательно. Мы хотели бы заказать вам монографию о месте человека вне религии, давления социума и политических взглядов.
– Скучно. Я не занимаюсь философскими изысканиями. Пишу смешные рассказы про людей. Вернее, писал – талант кончился, – мастер отпил пива и передал бутылку Диане.
– Потеряли нравственные ориентиры?
– Не… Потерял смысл…