Когда говорит кровь

– Уже успел забыть, о чем Патар говорил? Вот тебе курица, задобри ей Моруфа, а то нам сейчас только богов прогневить не хватает. Нож то у тебя есть?

Ирло чуть растерянно кивнул и покрутил в руках курицу. Встав на колени и прижав одной рукой птицу к земле, он покрутил в руке небольшой, примерно с ладонь нож, замахнулся и замер в нерешительности.

– У меня же с собой статуэтки нету. Я ее там, на складе оставил. Как же без статуэтки-то?

– Как, как. А как путешественники жертвы приносят? – Мицан начинал злиться. Мало того, что он расстался с последними ситалами из-за дурацких суеверий, так ещё и Ирло начал строить из себя дурочка.– Боги и без всяких статуэток всё, что им надо узнают. А если Моруф на тебя и вправду обиделся, как Патар говорит, то значит, он сейчас за тобой очень пристально наблюдает. Так что давай, задобри уже Утешителя, пока на нас всех его проклятье не легло.

Ирло судорожно кивнул, сглотнул подступивший к горлу ком, от чего его кадык смешно дернулся. Рука с ножом поднялась вверх в замахе, но тут же замерла. Невозмутимая курица только повернула в его сторону голову и посмотрела немигающим черным глазом.

– Гарпии тебя раздери, Ирло! Ты что курицу убить не можешь?!

– Да все я могу! Просто я, я… – голос парня предательски сорвался, перейдя на визг.

– Давай, кому сказал! Или вместо этой курицы я сейчас тебя в жертву принесу!

Нож резко опустился, пригвоздив птицу к земле. Она истошно завопила и забилась в конвульсиях, разбрызгивая кровь по мостовой. Несколько крупных капель попали на одежду Ирло и расползлись по ней красными пятнами.

– Прими наш дар, великий Утешитель и обойди стороной,– спокойным и ровным голосом проговорил Патар, крепко схватившись за висящий на его шее оберег.– Пусть не настанет наш час встречи раньше отмеренного срока.

Нагнувшись, он обмакнул пальцы в куриную кровь и провел по лбу сначала себе, а потом Ирло. Пухлый парень вздрогнул, словно к нему приложились горячим угольком и отвернулся в сторону. Подмастерья пекаря вопросительно посмотрел на остальных. Первой к нему подошла Ярна. Сложив руки в благодарственном жесте, она подставила лоб.

– Прими дар и обойди.

Следом за ней тоже самое сделал Киран. Мицан тяжело вздохнул, и тоже принял благословение бога. В жертвы он верил не шибко сильно, зато надеялся, что смерть курицы успокоит его маленькую банду.

– Ну, надеюсь, что теперь Моруф задобрен. Пойдемте что ли, нам бы поторопиться.

– Через площадь мы, я так понимаю, не пойдем? – спросил Киран.

– Не пойдем.

Четверо парней и девушка двинулись дальше по улице, но Ирло так и остался стоять подле трупа жертвенной птицы.

– Что на этот раз случилось, Ирло? У тебя что, сапог между камней застрял?

– Да я это… так, подумал тут, может мы курицу с собой возьмем, а? Жалко бросать то. А ее сварить можно или на углях пожарить.

– Великие горести, ты совсем спятил или жизнь вообще ничему не учит? – Мицан начал свирепеть. Ему непреодолимо захотелось съездить кулаком по этой пухлой физиономии.– Это же жертва богу. И не кому-нибудь, а Моруфу. Ты нас погубить решил?

– Да все равно ее собаки съедят, или подберет кто.

– Вот пусть это их проблемами и будет. Все, не доводи меня Ирло, а то не сдержусь ведь.

Пухлый паренек тяжело вздохнул, с тоской взглянув на лежащую у ног тушку, и пошел следом.

Обогнув базар дворами, они пошли по широкой улице между стремительно беднеющих и ветшающих зданий. Вскоре дерево окончательно вытеснило кирпич, а привычные тайларом архитектурные стили превратились в нагромождение из дешёвой безвкусицы. Да и сами прохожие все меньше напоминали кадифцев – смуглые, краснокожие, или же, напротив, с молочно-белой кожей и волосами всех оттенков, они были одеты в длиннополые льняные рубахи, пестрые тряпки, обмотанные вокруг тела, длинные и короткие платья, причудливые туники разных цветов, кожу и даже меха. Пожалуй, единственное, что было у них общего, так это печать нищеты и ломанный, искаженный от чужеродных слов тайларен, на котором общались между собой эти люди.

На идущих по улице подростков внимания особо никто не обращал. Лишь раз в их сторону раздалось улюлюканье, да какая-то сгорбленная старуха, тащившая мешок на спине, обругала их на клёцкающем наречии когда они преградили ей дорогу.

Неожиданно Ирло, который плелся на небольшом отдалении, догнал идущею рядом с Мицаном девушку.

– Слышь Ярна, а ты придумала, что будешь внутри-то делать?

– А что тут придумывать? Поломойка я. Раньше в тайларской таверне работала, только вот хозяин ее захотел, чтобы я не только полы натирала, но и ему ещё кое-что. А когда отказ получил, то сразу выгнал и стал в отместку на каждом углу болтать, что дескать я подношения Златосердцего бога Сатоса из храма украла и теперь всякому делу беду приношу. То враки, конечно, я бы ни в жизнь не посмела богов гневить, но тавернщики народ суеверный и тайлары меня теперь брать побаиваются. Вот я и решила у иностранцев работу поискать.

Ее голос звучал непривычно уверенно. Мицан с удивлением посмотрел на девушку, но она тут же смущенно улыбнувшись спрятала глаза.

– Ба, да ты у нас оказывается с воображением! Такую историю с ходу придумала. Или про натирания тавернщика не выдумки, а, Ярна?

Он злобно подмигнул и тут же вскрикнул, схватившись за затылок, по которому звонко треснула рука Мицана.

– Ай! ты чего это, сдурел что ли совсем?! Больно же!

– Я тебя, кажется, просил пасть захлопнуть? Девочка ради нас всем рискует. Всем, понимаешь? Если мы провалимся и нас люди Газрумары сцапают, то либо прирежут, либо отхерачат, а вот что они с ней могут сделать, я даже представлять не хочу. Так что будь с ней повежливее и уважение прояви. Понял меня?

– Да понял я, понял. Руки то не распускай.

– Ты лучше за своим языком следи, чем за моими руками. Я-то их только по делу использую. Ярна,– повернулся к девушке Мицан.– А как ты с Газрумарой познакомишься, тоже уже придумала?

–А я пока хозяина ждать буду, рядышком сяду, так чтобы ему меня видно было. Может и платьице с бедра одерну. Вот он сам ко мне и подойдет. Я знаю как это важно для тебя. Я не подведу тебя Мицан, обещаю,– последние слова она произнесла почти шепотом. Её пальцы потянулись к его руке но так и не коснувшись, резко отпрянули, а сама девушка тут же пошла чуть быстрее.

Наконец впереди появилась крупная статуя, отлитая из бронзы.

– О, а вот и наш истукан,– заулыбался Киран.– Считай, пришли.

Бронзовым истуканом называли статую некого воителя, одетого в панцирь, остроконечный закрытый шлем и державшего в руке копьё. Никто точно не знал, в честь кого и когда был воздвигнут этот памятник, но пытавшихся объяснить это историй блуждало множество. Лично Мицан помнил три таких. Самая популярная версия утверждала, что это был памятник всем морякам, защищавшим когда-либо воды Кадарского залива, на берегу которого стоял Кадиф.

Согласно второй, это была статуя какого-то морского стратига, жившего не то при Великолепном Эдо Ардише, не то при его сыне Патаре Удержителе, а может и ещё при каком Ардише. Флотоводец, как рассказывали, одержал пару крупных побед, за что и был удостоен прижизненных почестей, но потом впал в немилость и его лицо на статуе решено было закрыть глухим шлемом, а имя сбить.

Но больше всех Мицану нравилась другая версия. Как-то ему рассказали, что на самом деле это был памятник жившему лет сто назад начальнику гавани. Тот установил его в честь самого себя, собрав мзду с иноземных купцов. Когда он умер, то новый начальник тоже прошелся по кошелькам торговцев и приказал мастерам переделать статую, изменив ее лицо и фигуру на его собственные. Следующий поступил также. В итоге городская коллегия поставила точку на этом обычае приказав переделать памятник в фигуру воителя. Впрочем, совсем с традицией они не порвали, ведь деньги на это снова изъяли из доходов прибывающих в город купцов.

Они прошли ещё немного вперед, пока не увидели искомую таверну.

«Новый Костагир», названный так в честь столичного города Косхояра – Костагира, сильно выделялся из всех окружающих зданий. Как и говорил Киран, он был построен из резных каменных блоков, насчитывал три этажа с маленькими, больше похожими на бойницы окнами и плоской крышей. Чем-то он напоминал одинокую скалу, окруженную лесным массивом, или сторожевую крепость на границе обжитых земель, которую облепил дикарский поселок.

Мицан остановился и осмотрелся. Прямо за каменным зданием, начинался лабиринт темных и тесных улиц. Часть домов показались ему заброшенными. По крайней мере окна у них были заколочены, а внутри явно было темно. Да и доски, служившие им стенами, выглядели совсем старыми и прогнившими, и что-то подсказывало Мицану, что и запертые двери этих построек легко можно будет открыть ударом плеча или ноги.

Все фрагменты мозаики окончательно сложились в его голове в целостную картину событий и терзавшие Мицана вопросы и неопределенности отпали.

Повернувшись к спутникам, он изложил им свой новорожденный план. Парни слушали его молча, только вот Ярна с трудом сдерживала дрожь. Мицан ещё раз подумал о том, как, наверное, сейчас страшно этой девушке и поразился мужеству, скрытому в этом хрупком теле. Все сейчас зависело только от нее. Весь успех их дела и дальнейшая судьба были в этих тонких ручках, что нервно теребили край платья. Когда он закончил, она выпрямилась, распрямила плечи и молча пошла к таверне. Было видно, что девочка храбриться, но вот шаг ее выдавал – за весь недолгий путь до «Костагира» она успела дважды оступиться.

Стоявшие у массивных резных дверей двое крепких краснокожих мужчин в желтых одеждах остановили ее, спросили о чем-то, и, выслушав ответ, который явно сочли удовлетворительным, пустили внутрь.

– Ну что парни, теперь за нами дело,– Мицан постарался улыбнуться как можно более хищной и отвязной улыбкой.– Надеюсь все всё запомнили?

– А то,– Ирло начал загибать пальцы – Пока Ярна Газрумару выманивает, вы с Кираном уходите в переулок и ждете их там. Амолла забирается на крышу ближайшего здания и когда Ярна с этим косхаем выйдут – сигналит нам. Ну а мы с Патаром у таверны устраиваем красочную потасовку, чтобы отвлечь охрану. А встречаемся уже на нашем месте.

– Верно,– Мицан взъерошил рукой волосы пухлого паренька.– А ты делаешь успехи мой дорогой друг. Уже смог с первого раза запоминать, что я только что сказал.