Золотой медальон

Витька самоуверенно тряхнул своим вихром и заявил:

– Это ещё неизвестно, кто кого в плен возьмёт.

Мальчишка спрыгнул с дерева и настороженной походкой двинулся на Витьку, посверкивая глазами из-под сдвинутых бровей.

– Смелее, смелее, – подбадривал его Витька и для наглядности подманивал ладошкой.

Подобное неуважение к княжеской персоне мальчишку, видимо, очень задело, и он с пугающим криком налетел на Витьку.

Сцепившись крепче двух братьев, они упали в траву и принялись по ней кататься. Одолеть вёрткого Витьку не просто было и для более подготовленного противника, чем незнакомый мальчишка, поэтому борьба проходила с переменным успехом – то один одерживал верх, то другой. Понятное дело, что такая неразбериха до бесконечности продолжаться не могла (всё равно бы кто-нибудь победил), но вмешалось провидение, прервав поединок грозным рёвом.

Мальчишка вздрогнул и, отпустив Витьку, вскочил на ноги. Витька незамедлительно последовал его примеру.

У поваленного дерева, где недавно находился мальчишка, на задних ногах стоял огромный бурый медведь и, поводя мордой, с шумом втягивал воздух. Не надо было даже слыть опытным охотником, для того чтобы понять: медведь учуял добычу, которую представляли собой Витька и этот самый Лучезар, если он, конечно, не врал, что его так зовут.

– Замри, – скорее догадался, чем расслышал Витька, когда Лучезар едва заметно шевельнул губами.

Постояв некоторое время в нерешительности (видно, больно уж медведю не хотелось перелезать через дерево, а может, на их счастье, зверь просто был сыт), он ещё раз устрашающе проревел и, опустившись на все четыре лапы, убрался восвояси. Было видно, как у него под густой шерстью шевелились могучие лопатки.

И правильно сделали, что не стали связываться с медведем: такой в два счёта растерзает любых храбрецов, вздумай они только потягаться с ним силой.

– Ты правда что ль княжич? – миролюбиво обратился Витька к Лучезару.

– Правда, – ответил тот и в свою очередь поинтересовался: – А ты из чьих будешь? Уж больно у тебя одежда чудная…

Витька начал было рассказывать о том, что у них в двадцать первом веке все так одеваются, и тут же осёкся, подумав: не подшучивает ли над ним мальчишка или, что ещё обиднее, – прикалывается, и спросил:

– А вот то, что ты княжеского рода… чем можешь доказать?

Лучезар внимательно к нему пригляделся:

– Ты правда не вражеский лазутчик?

– Вот заладил, – воскликнул Витька, – лазутчик, лазутчик! Русским языком тебе говорю, Витька я, из двадцать первого века!

– Так ты что, тоже русич? – заулыбался Лучезар.

– Здрасть, приехали… – закатил Витька глаза. – Я тебе об этом целый час твержу, а ты всё – лазутчик…

Лучезар вдруг вытянул руку, чтобы Витька замолчал, и стал прислушиваться. Витька тоже напряг свой разведческий слух: где-то далеко за лесом гудела труба.

– Пошли, – взволнованно сказал Лучезар и быстро направился к кустам, откуда недавно и появился.

Витька собрался было напомнить ему о медведе, но смолчал, чтобы смелый до безрассудства мальчишка не подумал, будто бы он испугался какого-то там задрипанного медведя, которого, наверное, и след давно простыл.

Оказалось, что среди ветвей у Лучезара был спрятан силок – небольшая дощечка с прикреплёнными к ней волосяными петлями из конского хвоста, в которой выдалбливалась ямка для зёрен, служивших приманкой бедным пташкам.

Проверив силок, Лучезар обрадованно воскликнул:

– Попалась!

Он бережно высвободил жёлтенькую птичку из петли и поместил её в клетку из тонких ивовых прутьев.

Витька, который вечно страдал из-за своей доброты к «меньшим братьям», тихо спросил:

– Зачем тебе это?

– Это не мне, – пояснил Лучезар, – это отцу… Сегодня он с дружиной отправляется в поход на печенегов… А птичка… птичка будет петь ему по вечерам песни и напоминать о доме… о Родине… От этого рука у князя Мстислава будет крепче и глаз зорче…

– Тогда другое дело, – согласился с ним Витька.

Тут опять донёсся звук трубы. Лучезар торопливо спрятал в дупло силок и взял в руки клетку с птичкой.

– Быстрее! – крикнул он. – А то дружина вот-вот тронется в путь.

По едва приметной тропинке мальчишки во весь дух припустились на боевой зов трубы. Когда лес внезапно закончился и они выскочили на простор, Витька замер, поражённый открывшимся перед ним видом: на слиянии двух рек величественно расположился древний город с золотыми маковками церквей, окружённый глубоким рвом и высокими стенами из толстых вековых брёвен. Могучие ворота, надёжно запиравшиеся изнутри во время осады, были широко распахнуты. Из них выходили горожане и спешно направлялись к реке, где шумела внушительная разноцветная толпа.

Но получше всё разглядеть Витька не успел, потому что Лучезар, оглянувшись, крикнул:

– Чего ж ты?

И так наддал ходу, что Витьке пришлось немало приложить усилий, чтобы его догнать.

– Не успели, – огорчённо проговорил Лучезар, когда они, запыхавшись, выскочили на берег.

На воде, вытянувшись цепочкой, под парусами плыли ладьи. С высокого берега они были похожи на сказочных птиц в алом оперении.

Лучезар сорвался с места и побежал вдоль реки. Витька за ним.

Остановившись на круче, Лучезар во весь голос позвал:

– Оте-ец!

С ладьи их заметили и приветственно замахали руками. А один витязь богатырского роста с непокрытой головой и в кольчуге, блестевшей на солнце, сложив ладони рупором, крикнул.

– До встречи… сын, – донёс ветер с реки.

Витька увидел одинокую слезинку, скатившуюся по щеке своего нового друга. Сделав вид, что не заметил, он отвернулся.

К ним быстрой походкой приближался сухолыдый низкорослый муж. На нём развевался широкий плащ без рукавов, украшенный мехом, золотыми и серебряными пряжками, драгоценными камнями.

– Это кто? – спросил Витька, локтем толкнув Лучезара.

Лучезар обернулся, и Витька с удивлением отметил произошедшие с его лицом перемены: губы плотно сжаты, а голубые глаза, которые только что излучали тепло, приобрели стальной цвет.

– Это дядя, – проговорил он, – брат моей матери… Согласно нашим обычаям воспитанием княжича руководит дядя…

Не успел этот самый дядя подойти, а уже начал проявлять своё недовольство: