Королева быстро привыкла к такой жизни и вкушала её с неослабевающим наслаждением, ибо никогда, даже в детстве, за ней не было такого ухода. К тому же она научилась испытывать множество оргазмов, тогда как раньше она с трудом достигала одного – когда уже стыд и чувство вины не могли удержать накопившееся желание, и она, запершись в ванной, доводила себя до единственных счастливых мгновений, какие были в её прежней жизни. Теперь же она была настолько поглощена своей способностью испытывать длительное наслаждение при помощи подданных, что с трудом могла сосредоточиться на книге или телепередаче.
Королева была освобождена от всех хозяйственных обязанностей: готовить было не на чем и, главное, незачем, так как мужчины частично питались ею же, а частично воровали уже приготовленную еду. Когда ей хотелось горячего чая и кофе, мужчины разжигали костёр на улице и кипятили воду.
Так прошло два месяца, и Королева заметно растолстела от малоподвижной жизни. Процедура вылизывания-мытья стала занимать больше времени, так как площадь её тела значительно увеличилась. Но это только радовало её, потому что вылизывание было не только прекрасной прелюдией к совокуплениям или перерывом между ними, но и заключительной частью после совокуплений.
Она видела свидетельство любви к себе в том, что ничто из её отходов не остаётся невостребованным её любовниками, которые не знали отвращения к своей Королеве. Их любовь и верноподданность не имели границ. Так, например, они бессонно дежурили у королевского ложа в период менструаций, чтобы при малейшем появлении крови успеть поглотить её и не дать ей пролиться впустую.
Даже волосы, которые они вычёсывали из её головы, не выбрасывались. Они мелко нарезались и были желанной приправой к еде мужчин.
Все жили дружно, и если между её слугами возникали споры о том, чья очередь совокупляться с Королевой, она легко разрешала их, позволяя одновременно погружаться в себя троим. Четвёртому тоже находилось местечко. Если же возникали споры среди подданных о том, кто займёт какое отверстие, то царствующая над ними особа проявляла свою власть, и мужчины повиновались, следуя её предпочтениям.
В те редкие моменты, когда все мужчины были удовлетворены и никто не посягал на полости Королевы, она пыталась вести светский разговор со своими подданными. Она хотела дознаться, как её любовники стали бездомными бродягами, но они либо уклонялись от исповедей, либо рассказывали такие невероятные истории, что у Королевы возникали подозрения, что её обманывают.
Так, Бродяга поведал ей, что у него когда-то был маленький, но собственный дом, жена и ребёнок. Однажды он купил барометр и с трепетом повесил его на стену. Взглянув на него, он увидел, что стрелка стоит на делении «шторм», тогда как за окном была солнечная спокойная погода. Бродяга подумал, что барометр испорчен, и решил сразу же сдать его обратно в магазин. Подъехав к магазину, он заметил, что на небе сгущаются тучи, а когда он ехал домой, поднялся сильный ветер. Когда же он приблизился к дому, то увидел разрушенные смерчем крышу и стены. Жена и ребёнок погибли под обломками. Так барометр спас ему жизнь, но зато Бродяга остался без дома и семьи и с того дня стал превращаться в того, кем его увидела Королева.
Рыжий утверждал, что закончил философский факультет университета, но завистники выгнали его из аспирантуры за его научную работу о повышении коэффициента использования женщины. Как мозг, по убеждениям учёных, использует только незначительную часть своих возможностей, так и тело женщины, по убеждению Рыжего, используется только самое большее на треть. В пример он приводил корову, у которой всё идёт в дело: молоко, мясо, навоз, кожа, телята; так и у женщины: каждая её частица может вызвать желание у того или иного мужчины. Конечно, большинство будет реагировать лишь на её половые органы, но всегда найдутся мужчины, которые возбуждаются от самых неожиданных её частей и частиц. Поэтому он посвятил себя тому, чтобы на практике доказать правильность своей теории.
Как и следовало ожидать, однажды Королева забеременела. Стали думать, что делать. Королева не хотела ребёнка, но мужчины хотели её молока, а без ребёнка его было не получить. Мужчины пообещали, что дело образуется само собой, и они обо всём позаботятся. Аборт исключался, ибо нельзя было ни ставить под угрозу здоровье, ни раскрывать место жительства Королевы. Дик оказался бывшим медицинским работником и убеждал, что умеет принимать роды. Девять месяцев прошли, как прекрасный сон, но мужчины каждый месяц справляли поминки по менструациям, явно голодая по ним, но утешая себя, что они скоро вернутся, и в награду за ожидание меню будет украшено деликатесным женским молоком. Когда наступило время родов (мужчины готовились к ним несколько дней), один из оргазмов Королевы плавно перешёл в родовые схватки, и роды начались. Подданные еле успевали сглатывать обилие жидкостей, отходящих от Королевы. Ребёнком оказалась девочка, которая родилась мёртвой или была невзначай умерщвлена при родах – Королева так и не узнала, ибо младенец не кричал. Но за послед подданные чуть не подрались. Бродяга и Дик унесли мёртвого младенца на улицу, предварительно вылизав Королеву, которая лежала счастливая и освобождённая. Она утешала себя тем, что когда-нибудь родит живого ребёнка, а сейчас нет её вины в том, что ребёнок умер. В данной ситуации это ведь и к лучшему. Оставшиеся двое присосались к её грудям, полным молока. Теперь мужчины доставали для Королевы огромное количество еды и питья, потому как аппетит её постоянно рос. В награду они получали обильное молоко. Королева щедро кормила их всех: так получалось, что когда все собирались вечером вместе, то двое сосали её грудь, а двое погружались в неё и изливали своё «молоко». Потом они менялись местами несколько раз, отвлекаясь от этой череды только тогда, когда Королева должна была опорожниться. Из-за обильного молочного рациона у мужчин тоже улучшился цвет лица и усилились желания.
Через год Королева весила в три раза больше, чем когда её короновали. Она по-прежнему давала молоко, так как её усердно сосали, и поэтому она больше не беременела. Её лицо стало идеально круглым и кожа, которая раньше была дрябловатой, теперь натянулась, как на барабане, и стала румяной и глянцевой. Обручальное кольцо Ди однажды сняла и потом уже не смогла надеть обратно. Королева повелела Рыжему вдеть это кольцо в нос, и он с готовностью проделал где-то эту операцию, так что Королева испытывала особое наслаждение, видя кольцо измазанным своими экскрементами, когда Рыжий вставал из-под неё.
Начальник полицейского участка, муж Ди, пронюхал с помощью доносчика, где находится его жена, и вместе с верными подручными прикатил к дому на машине с мерцающей шишкой на макушке. Он оставил своего помощника в машине, чтобы не было свидетелей, если мужу придётся расправиться с женой, и вошёл в дом один. В доме находились лежащая Королева и Рыжий, в то время охранявший её. Остальные были в разгоне. Королева с трудом уселась на матраце при появлении давнего мужа, и её подданный встал рядом с ней. Они только что закончили свою трапезу. Ди обратила внимание, что муж ещё носит обручальное кольцо на сжатой в кулак руке.
Муж не узнал своей жены, а та скрыла воспрянувший ужас в своих заплывших жиром глазах. Перед мужем были отвратительная толстуха в грязном балахоне и рыжий полуидиот с жёлтым кольцом в носу. Полицейский спросил, кто ещё есть в доме, и, не дождавшись ответа, обыскал пустые комнаты, морщась от мерзких запахов.
– Ваши документы, – больше для проформы, чем для дела, спросил начальник полицейского участка. Королева и Рыжий сказали, что у них нет никаких документов. Да они мужа не интересовали и пачкаться с ними он не хотел.
Но Ди испугалась, что если она заговорит и если муж заберёт их в полицейский участок, то её могут опознать и её королевство погибнет. И тогда, помня о брезгливости мужа, она толкнула Рыжего уже заученным жестом и присела, а тот сразу же лёг под неё и раскрыл рот. Королева напряглась и испустила первую порцию, глядя в глаза своему бывшему мужу.
– О Боже! – в ужасе воскликнул брезгливый полицейский и бросился вон из дома.
Он вскочил в машину и приказал удивлённому партнёру поскорей уезжать отсюда. Муж решил расправиться с осведомителем, который навёл его на это место. Он был уверен, что над ним решили поиздеваться те, кто метил на его место.
Из истории землетрясений
Землетрясение произошло непредсказуемо. Парикмахерша Катрин вышла, чтобы позвать очередного клиента на стрижку. Закончив стрижку, она по привычке вращала вокруг указательного пальца маленькие ножницы, как ковбой – пистолет, прежде чем засунуть его в кобуру. Катрин ещё успела подумать, что осталось ещё трое – мужчины сидели на стульях в ряд – и рабочий день окончен. В тот момент произошёл толчок огромной силы. Катрин почувствовала, что пол уходит у неё из-под ног, и потеряла сознание.
Когда Катрин очнулась, то подумала, что ослепла, потому что перед глазами стояла непроглядная темнота. Её руки потянулись к глазам, и в правый глаз что-то ударило – она тотчас узнала знакомое ощущение на пальцах – они всё ещё держали ножницы. Катрин аккуратно сняла их, предусмотрительно положила себе на грудь, чтобы не потерять – сделанные на заказ из специальной стали, – и протёрла глаза. Глаза открывались и не болели, когда она прикасалась к ним руками, но ничего перед собой не различали, кроме полной черноты. Катрин осторожно села, ничто ей не помешало, но ножницы упали на колени. Она нащупала их и засунула в нагрудный карман. Катрин стала ощупывать себя – боль не проступала нигде. Она медленно повращала головой – шея и голова в порядке.
Катрин встала на колени, потом подняла руки над головой, и они упёрлись в осевший потолок. В колени впивались угловатые обломки, и Катрин снова уселась. Воздух был спёртый, но на дыхание его пока хватало.
«Что же делать? Что же делать? Что же делать?» – повторялось у Катрин в голове. Она закричала, но звук ударился о явно недалёкие стены и остался внутри.
Катрин вдруг резко ощутила голод – она ничего не ела в ленч, так как было много клиентов, и она планировала плотно пообедать в ресторане со своим возлюбленным Фрэнком, который должен был заехать за ней после работы.
Вдруг ей послышалось, будто кто-то стонет, причём где-то вдали. Она снова стала на колени и поползла в направлении звука, превозмогая боль. «Так я все колени обдеру», – подумала она и села на корточки. Через несколько утиных шагов Катрин упёрлась в стену. Она стала ощупывать её сверху вниз, и у пола её руки наткнулись на чьи-то ноги. Когда она прикоснулась к ним, ноги дёрнулись и опять послышался стон, но где-то издалека. Было ощущение, что голова, издающая звуки, находится на огромном расстоянии от ног. Ноги были явно мужские: она на ощупь узнала мужские большие ботинки и брюки. Катрин скользила по ногам выше и на уровне живота тело оказалось придавленным бетонной балкой. Тело задвигалось, пытаясь вылезти из-под неё, но балка придавила ровно настолько, чтобы человека не убить, но и чтобы не дать ему вылезти.
Катрин подумала, что это, наверно, один из клиентов, сидевших на стуле в очереди.
– Вы ранены? – крикнула она ногам.
Ноги опять пошевелились, и за стеной, по другую сторону от ног этого тела, прозвучало мычание.
Катрин стала благодарить Бога за то, что сама она невредима, – но тут же её охватил ужас оттого, что она, может быть, погребена заживо. Она прервала благодарности и с новой силой принялась за мольбы Богу, чтобы её жизнь была продлена.
Потом мысль скакнула в сторону: «Ведь там сидело три клиента, где же ещё два?»
Катрин стала передвигаться влево и снова уткнулась в обвалившуюся стенку. Она двинулась обратно – вот опять эти ноги, которые шевелятся каждый раз, когда она к ним прикасается. Дальше она ощупывала всё, что ей попадалось, и снова наткнулась на две ноги, но уже другие. Катрин переместилась вдоль ног выше и опять упёрлась в балку, которая лежала на уровне живота мужчины. Живот поднимался и опускался в дыхании. Но эти ноги никак не реагировали на её прикосновение. Она поползла дальше вправо, и опять две ноги, и снова балка на животе. И живот тоже движется в дыхании. В общем-то так и должно было случиться – они сидели в ряд друг с другом, и балка накрыла их единообразно, уж коль упала точно поперёк их тел.
Катрин припомнила поговорку «Темнота – хоть глаза выколи» – и прикоснулась руками к глазам, чтобы снова убедиться, что они на месте, открываются и закрываются и не болят. «На что они мне в такой темноте? – думала она. – Но должны же откопать меня, тогда жизнь продолжится, и вокруг будет светло. А вдруг не откопают?» Порывом ужаса обдало её с ног до головы. И тут Катрин почувствовала, что её ноги затекли, оттого что она сидит на корточках, и она уселась, выпрямив ноги. Стало больно – острые обломки впивались в ягодицы. Катрин попыталась нащупать более ровное место и передвинуться на него, кое-как ей это удалось, и она села, опершись спиной на обломок стены. Катрин прислушалась – стояла полная тишина, и от этого становилось ещё ужасней. Она постаралась взять себя в руки и продумать, как продержаться, пока её спасут.
Во-первых, для этого нужен воздух. По-видимому, его запасы достаточны, потому что она не задыхалась и, значит, он откуда-то поступал, наверно, остался канал во внешний мир, и она сможет его отыскать.
Затем ей нужна вода. Воды нет. Ей сразу вспомнились рассказы, как люди, затерявшись в пустыне, пили собственную мочу. С этим будет тяжело. Катрин подумалось о трёх клиентах как источниках дополнительной мочи, и её чуть не вырвало – но она подавила в себе позыв к рвоте, понимая, что ей нельзя терять ни капли жидкости. Придя в себя от этой тошнотворной мысли, она продолжала размышлять и пришла к следующему необходимому компоненту выживания – еде. Тут она снова почувствовала голод, но теперь уже вместе с суровой жаждой.
Катрин опять закричала от страха и ужаса перед своей судьбой. Но было такое впечатление, что звук никуда не распространялся, а теснился в этой пещере, оглушая саму Катрин. Она решила детально ощупать поверхность, отделявшую её от мира света и свободного движения. Катрин автоматически поднялась во весь рост и ударилась головой, ещё не успев выпрямиться. Она упала на колени, и опять ей стало нестерпимо больно. Она села на корточки, но двигаться так было тоже неудобно. Катрин решила обвязать колени чем-либо, чтобы можно было передвигаться, стоя на них. Но чем? На ней был рабочий халатик, под которым только лифчик и трусики. Она не хотела использовать его для защиты колен и обнажать тело под царапины и ушибы. И тут она вспомнила про клиентов – она решила снять с одного из них брюки и обмотать ими колени – всё равно мужчинам одежда не нужна при их неподвижности. Катрин нащупала одного из них и попыталась стащить брюки. Мужчина пошевелил ногами, а ей нужно было, чтобы он поднял зад. Но клиент был так придавлен балкой, что пошевелить его бёдра было невозможно; она передвинулась к другому – та же ситуация. Тогда Катрин вспомнила о ножницах, которые она положила в нагрудный кармашек, – конечно же, она может разрезать брюки. Это оказалось тоже непросто – материал был плотным. Ноги мужчины двигались, но не сгибались в коленях. Наконец она срезала верхнюю, доступную часть материала. Стягивая брюки, ей пришлось расстегнуть ширинку, и тут она наткнулась рукой на голый член, который находился в состоянии эрекции. Катрин постаралась вспомнить лица мужчин, к которым она вышла, чтобы пригласить очередного на стрижку. Память служила ей верно: один был лет двадцати пяти со смуглым весёлым лицом, второй постарше – блондин с коричневыми глазами и третий – лет пятидесяти с острым взглядом и щетиной на лице. С кого из них она срезала брюки, и чей член так отреагировал на это? Ощутит ли она когда-нибудь твёрдость Фрэнка? – подумала Катрин о своём возлюбленном. Его мочу она бы в крайнем случае попила.
Катрин разрезала брюки на две части и обмотала ими колени, завязав узлы так, чтобы становиться на них, – сразу стало легче передвигаться. Катрин тщательно ощупала стены. Пещера, в которой она оказалась, была метра три в длину и метра два в ширину. Катрин обнаружила оторванную трубу, уходящую в потолок пещеры, по-видимому, из неё поступал воздух. Катрин закричала в неё и прислушалась. Ничего в ответ она не услышала. Перед глазами у неё стали появляться яркие звёзды, светящиеся круги и спирали, которые начали образовывать волшебные миры. Катрин понимала, что это происходит от полной темноты, что это галлюцинации. Она в изнеможении села у стены и закрыла глаза. Галлюцинации пропали. Нестерпимо хотелось пить. Вдруг она услышала журчанье. Она счастливо повернулась в направлении звука – может быть, где-то водопроводная труба? Но она отчётливо почувствовала запах мочи. Страх охватил её – значит, канализационная труба? Но тут же её осенило, что это мочится мужчина, с которого она сняла брюки. Ей тоже захотелось помочиться, но она вспомнила, что ей нельзя терять жидкость, и она сдержалась. Должны же их вскоре откопать – ведь работы уже, наверно, ведутся. Почему ничего не слышно?
Катрин решила, что надо постараться заснуть, так быстрее пройдёт время, и во сне она не будет чувствовать ни голода, ни жажды. Её охватило забытьё, которое тем не менее не избавило её от тревоги. Когда Катрин очнулась, ей показалось, что она проспала целую ночь. Ужас подступил с новой силой. Жажда держала её крепко за горло, и голод раздирал живот. К тому же она поняла, что не может больше терпеть и ей необходимо опорожнить мочевой пузырь. У неё опять пронеслась мысль о том, что надо бы как-то сохранить мочу, чтобы, когда станет совсем невмоготу, выпить её. Но где сохранить? Она села на корточки, спустила трусики и облегчилась. Однако голод и жажда, казалось, только усилились. Катрин в отчаянии закричала изо всех сил, но звук не распространялся сквозь толщу завала, сгрудившегося вокруг неё. После крика ей показалось, что язык у неё не сгибается от сухости. Чего бы она не отдала сейчас за каплю воды или чего-нибудь жидкого! И тут идея осенила её – она бросилась к мужчине, с которого срезала брюки. Она нащупала его безжизненный член и взяла его в рот, но во рту было так сухо, и языком ей было трудно двигать. Она стала мастурбировать член рукой, обхватив головку губами. Член быстро отреагировал, налившись кровью. Никогда в своей жизни Катрин не делала этих движений с такой жадностью, вернее с жаждой, и притом без всяких сексуальных переживаний. Жидкость – вот что требовал её организм. Член не заставил себя долго ждать и выплеснул семь крупных драгоценных капель. О, какими желанными и сладкими они показались Катрин! Ничего в жизни не было вкуснее и нужнее. Она высосала и выжала всё, буквально до последней молекулы. Но как этих капель было недостаточно! Она подползла к соседним бёдрам, расстегнула ширинку, выловила спящий член и стала его будить. Он быстро проснулся и вскочил – ещё шесть капель были ей наградой. Катрин тотчас переползла к третьему. Она обнаружила, что этот мужчина помочился в трусы – всё было мокро. Но теперь любая влага была желанна для Катрин, и она старательно выдоила ещё пять капель, несмотря на солёный вкус члена.
Но эти капли только раззадорили её, ей хотелось напиться ими, наесться. Катрин решила ещё раз пройтись по кругу. Она вернулась к первому члену и принялась за дело. Работая рукой, она думала о постоянной, но лишь дразнящей съедобности мужчин, тогда как женщины съедобны в течение многих месяцев после родов, причём обильно и молочно.
Второй раз оргазм приходил значительно труднее, и ей пришлось использовать все свои навыки, чтобы его ускорить, – она играла с яичками, вставляла палец в анусы и в конце концов добилась своего сначала с одним, потом со вторым, а затем и с третьим. Губы и язык у неё болели. Катрин чувствовала, что заморила червячка (или червячков, ухмыльнулась она), но ни от голода, ни от жажды полностью не избавилась. Она села у стенки, чтобы отдохнуть.
«Бедные проститутки, – подумалось ей, – какой это тяжёлый хлеб», – и Катрин улыбнулась мысли, что не хлебом единым жив человек. Она снова вспомнила о Фрэнке, с которым, может быть, она больше никогда не увидится, и чуть было не заплакала, но вовремя остановила себя, вспомнив, что не должна терять влагу. Катрин не испытывала раньше особого наслаждения, делая минет Фрэнку, но с какой бы радостью она сделала это ему сейчас. Минет ей всегда представлялся как самое сокровенное проявление любви, но теперь она только пренебрежительно усмехнулась этой мысли.
Катрин легла, стараясь отодвинуться в сторону от острых обломков, лежащих под ней. Забытьё снова пришло к ней. Катрин снился фонтан, из которого хлестала не вода, а сперма, ей снился стол, уставленный мясными блюдами, но только она подносила кусок ко рту, как он превращался в мужской половой орган, и она в ужасе отбрасывала его. Потом ей снился Фрэнк, который поил её водой из стакана, и она была поражена тем, что это не член и не сперма.
Катрин очнулась с обновившимся чувством голода и жажды. Она прислушалась, в надежде услышать какие-либо звуки, свидетельствовавшие о спасательных работах. Где-то отдалённо слышались удары.
Она снова подползла к чьим-то ногам и нащупала член. Катрин принялась мастурбировать его рукой. Он не поднимался, она взяла его в рот. Наконец он нехотя стал твердеть. Она опять взяла его в руку, и он потерял эрекцию. Катрин снова взяла его в рот и малопослушным языком вернула его в твёрдое состояние. В конце концов она ощутила живительные капли и, высосав все, сразу передвинулась к соседу.
Двигаясь головой и помогая рукой, она успела подумать, что люди дивятся смелости дрессировщика, который кладёт голову в раскрытую пасть тигра, но ведь мужчина обладает не меньшей отвагой, позволяя женщине брать его член в рот. В каждой женской пасти острые зубы, и они легко могут откусить его. Почему бы ей не откусить сейчас член, налитый кровью, она смогла бы тогда напиться ею, а не какими-то каплями. Но ещё не помрачённое сознание воспротивилось людоедству, и Катрин удалось сдержаться. Член выплеснул семя, и она переместилась к третьему. У этого крайнего справа был чрезвычайно шершавый член, и ей казалось, что она даже изодрала об него свои губы в кровь. Она узнала вкус крови на губах и догадалась, что кровь выплеснулась вместе с семенем. Катрин высасывала из последних сил «скупые мужские слёзы». И вдруг она расхохоталась безумным смехом. Она вспомнила, что мужчины совсем не двигали на этот раз ногами. Она пошла по новому кругу. Теперь она придумала имена для каждого: левого она назвала «головастиком», среднего – «кривым», того, что справа, – «шершавым». С величайшим трудом добившись семяизвержения у «головастика» и «кривого», Катрин снова оказалась у «шершавого». Он был совершенно холодным. Катрин пыталась вызвать в нём теплоту своим ртом, пока не догадалась, что мужчина умер, и вместе с ним умер «шершавый». Она взяла из кармашка ножницы и ткнула острым концом в яйца, тело не пошевелилось.
«Он умер, значит, его тело сгниёт, но ведь он только что был жив, значит, кровь в его жилах ещё живая», – и, не рассуждая больше, она откусила головку. Сразу брызнула кровь. Так как рот её был сомкнут, то кровь залила ей лицо. Катрин выплюнула откушенный кусок и стала жадно высасывать кровь. Целых три больших глотка. Сила возвратившейся жизни ринулась по её телу. Кровь больше не выходила, так как её уже не подталкивало сердце. Катрин стала жевать мясо. Было живительно вкусно. Если бы не полная темнота, она бы не смогла совершить всё это – глаза бы не выдержали такого зрелища. Катрин подумала, что нужно скорее попить крови из другого места, пока она не свернулась. Катрин схватила ножницы и распотрошила брюки, нащупала ляжку и всадила остриё ножниц, вытащила их, и губами отыскала дырку. Ляжка была волосатой, и волосы при глотании попали ей в горло. Катрин закашлялась.
– Живые есть? – послышался далёкий голос.
– Есть!!! Есть! – заорала Катрин, и голос её сорвался.
– Сколько вас?
Катрин на секунду замялась.
– Я одна! – но из горла выходил только хриплый шёпот.
– Держись, скоро тебя откопаем! – донёсся голос, и послышались отчётливые удары.