Чтоб знали! Избранное (сборник)

Ей показалось, что это голос Фрэнка. Конечно же, это мог быть только он, решивший спасти её от гибели и разыскавший её. Слёзы потекли из глаз Катрин, и она уже не сдерживала их. Катрин вдруг резко ощутила, насколько она по нему изголодалась.

Разбериха

У Синди муж, по имени Форест, был индеец и гомосексуалист. Благодаря первому обстоятельству она научилась пить, а благодаря второму мы стали с ней любовниками. Синди пила хорошие коньяки и виски и щедро угощала ими меня из своих запасов в баре. О наклонностях своего мужа она узнала не сразу, да и он обнаружил их в себе тоже не с рожденья.

Мать у Синди умерла рано, и она с детства ухаживала за младшим братом и за отцом, который был прикован к постели диковинной болезнью. Такого рода детство научило её заботиться о других и делать это без надрыва, как само собой разумеющееся. Посему Синди была женщиной, которой можно признаваться в своих слабостях, она не закатывала истерик, не озверевала, даже не дулась, а наоборот, старалась помочь, если к ней обращались с проблемой. Тем более если проблема оказалась у мужа.

Смерть его отца стала событием, которое развязало Форесту руки и язык. До этого он не смел признаться себе в своих наклонностях и тем более предпринять какие-либо действия в гомосексуальном направлении. Муж, чуя в себе интерес, любопытство, тягу к мужчинам, больше всего страшился, что это каким-то образом станет известно отцу, и поэтому Форест запретил себе отвлекаться от женщин, пока отец жив. Он так и сказал себе: «Пока отец жив».

Отец умер на следующий день после кровоизлияния в мозг, так что Форест был освобождён от угрызений совести за неизбежные помыслы об ускорении смерти отца, окажись его болезнь длительной. После похорон Форест и Синди хорошо выпили, и он признался жене, что давно мечтает о мужчине. Синди не слишком удивилась этому признанию и даже, с одной стороны, обрадовалась, потому что оно объясняло холодность к ней мужа. Она уже начинала тревожиться, что что-то не то с ней, а теперь получила полное себе оправдание. От радости она предложила помочь мужу найти мужчину, а сама сразу стала планировать развод. Форест благодарно целовал её в голову и доливал виски себе и ей.

Синди ходила с мужем несколько раз в бары, где собирались гомосексуалисты, чтобы тот смог хотя бы присмотреться к обстановке. Потом они вместе отвечали на объявления в газетах и придумывали своё объявление, которое поместили в нужную газету. Синди даже сочинила каламбур, называя Фореста геем, а себя гейшей.

Тем временем они мирно развелись, оставаясь друзьями, и, когда я познакомился с Синди, Форест уже нашёл свою первую мужскую любовь в лице медбрата Вика, среднего роста, с женскими повадками, но с мужской щетиной. Они жили вместе и были весьма нежны друг к другу: держались за ручки, чмокались и оказывали другие знаки взаимного внимания из гетеросексуального репертуара.

Мы познакомились на вечеринке, куда меня взяла с собой Синди. Собственно, знакомство состояло из обоюдного любопытства: мол, что это за бывший муж и, мол, что это за новый любовник. Говорить было, как в большинстве случаев, не о чем. Синди оделась в юбку и блузку, но почему-то ей вздумалось не надевать лифчик, да ещё расстегнуть блузку так низко, что усмотреть её соски не составляло никакого труда. Меня это раздражало как дешёвый способ привлечь внимание – добро бы это была большая красивая юная грудь – нет, это были какие-то бесформенные отростки, которые только по месту расположения и по наконечникам сосков давали основания считать их грудями. Синди когда-то имела такие до неприличия огромные груди, что решила во что бы то ни стало их сократить. Какой-то коновал оттяпал из них куски мяса, оставив груди в шрамах, а соски нашлёпнутыми на кончики грудей. Ох уж эти мне бессмысленно грудастые, ибо без детей, а смотрят они на мужчин лишь в жажде их поглотить если не целиком, то хотя бы часть. Раздражала меня эта Синди со своим бывшим мужем, бывшим мужчиной. Истинная причина этого раздражения лежала, наверно, в том, что Синди никак не могла кончить со мной. Она утверждала, что вообще в присутствии мужчины не может кончить. Её изнасиловали лет в пятнадцать, и насильник пытался её убить, но почему-то у него не получилось. Думаю, что посягательство на её жизнь после совокупления и оказалось неизлечимой травмой. Она боялась расслабиться для оргазма, в неизбывном страхе, что её убьют. Синди убеждала меня, что на следующее утро после встречи со мной она неожиданно кончает на работе без всякого возбуждения. И чем больше я её разжигаю накануне в тщетной попытке прорваться к её оргазму, тем сильнее на следующий день она его испытывает. Я не знал, утешает ли она меня таким способом, но при мне она не могла кончить даже от вибратора, доводя его, бедного, до такого горячего состояния, что пластмассовый корпус обжигал руку и приходилось его выключать.

Я активно осматривал женщин на вечеринке в надежде избавиться от Синди или хоть с кем-то поменяться. Вот сколько есть парочек, пресытившихся друг другом, но всё равно торчащих вместе, так как лучшего не нашли, а сил на разлуку не хватает. Нередко случается, что проходят на улице мимо друг друга две пары, незнакомые, и каждый думает: «Вот мне бы её», а каждая думает: «Вот мне бы его». И люди, столь постылые друг для друга, являются столь желанными для других, так же постылых друг для друга людей. И вот мужчины меняются женщинами, и женщины меняются мужчинами, и из двух холодных пар образуются две горячие пары. Смена мест производит выделение огромной энергии.

Вот я и надеялся, что случится что-либо подобное. Я чуть было не ужаснулся, когда увидел пьяных Фореста и Синди на диване, целующихся по старой памяти, а по этой схеме мне оставался хахаль Фореста, что меня явно не устраивало. И тут действительно появился Вик, а с ним индианка, с длинными, конечно же чёрными, спутанными волосами, худая как жердь, но с красивым лицом. Вик, повиливая задком, подвёл её ко мне и представил:

– Это Скай, сестра Фореста, – и подмигнул.

Я сказал ей, что она мне нравится безоблачностью своих глаз. Облаков в них действительно не было, но густого тумана – хоть отбавляй. Красна девица, а по-американски краснокожая, действительно чего-то набралась, надышалась или накололась.

Скай мне ничего не ответила и только абстрактно улыбнулась. Я предложил ей выпить. Она опять ничего не сказала, но, когда я поднёс ей бокал, она взяла его и опрокинула, как стопку. Вик увилял к Форесту отбивать его от бывшей жены.

Тут я увидел рядом с собой Синди.

– О, вы уже познакомились! – сказала она радостно-пьяным голосом.

– Да, мы познакомились, – ответил я за себя и за Скай.

Глаза той смотрели в сторону, но улыбка на лице сохранялась. Синди прислонилась ко мне и театральным шепотом произнесла:

– Ты с ней можешь делать всё, что хочешь, я не возражаю. – И добавила: – И она возражать не будет.

Изрекши это, Синди поплелась в другую комнату.

Скай никак не отреагировала на появление Синди, а когда та исчезла в другой комнате, Скай как будто бы очнулась и сказала ей вслед:

– Сука, сделала из моего брата гея, чтобы своему братцу услужить.

– Какому братцу? – спросил я.

– Вику, вот какому, – ответила Скай, продолжая смотреть вслед Синди.

– Вик – это брат Синди? – удивился я.

Синди рассказывала мне, что у неё есть брат, но не упоминала о его сексуальных предпочтениях, да меня это и не интересовало, как и прочие возможные члены её семьи.

Скай повернула-таки ко мне голову и презрительно посмотрела на меня как на безнадёжного невежду. Но ответом она меня не удостоила, позволяя самому усваивать совершенно для неё очевидное.

А я пытался разобраться в спутанных, как волосы Скай, отношениях: так значит, Синди своего мужа-гомосека отдаёт своему такому же брату и тем самым сохраняет мужа, что называется, в семье. А от меня она избавляется, толкая в мужнину сестру. Что ж, я с удовольствием.

Я обнимаю Скай за талию, и она не противится. Я её целую, и она вяло шевелит языком, не закрывая глаз. Я предлагаю ей пойти к ней, и она молча выходит из дома, а я следом. Машины у неё нет, она живёт в двух шагах. У нас по-прежнему не получается разговора, о чём я не грущу, поскольку мы движемся к уединению.

Скай подвела меня к обшарпанному дому. Дверь была не заперта, потому что Скай пнула её ногой и она раскрылась. В коридоре был полумрак, в комнате сбоку горел свет и слышались голоса, запах стоял типично людской. Скай прошла мимо, а я последовал за ней. Она пнула ногой ещё одну дверь, и мы оказались в крохотной комнатке. В окно без занавесок светила полная луна и являла взору матрац на полу без подушки и без одеяла, с серой простынёй, дырявой в двух местах. Дверь не запиралась, замка в ней не было, доносились голоса из соседней комнаты.

Скай стащила с себя платье через голову, одним движением. Трусиков на ней не было, а отсутствие лифчика я заметил раньше. Ей было на вид лет двадцать пять, крохотная грудь, редкие волоски на лобке, впалый живот и видимые рёбра. Скай легла на матрац и повернулась на бок, свернувшись калачиком. Я подумал, не уйти ли, но потом решил не пропускать приключение. Скай лежала ко мне задом, возвышающимся над талией, и это отвергло последние мои сомнения. Я наклонился над ней и заглянул в лицо. Она лежала с открытыми глазами, уставившись в стенку. Осмелившись на грязноватое приключение, я всё-таки решил, что входить в неё опасно – видно, спит с кем и как попало. Я задумал воспользоваться её ртом, а чтобы у неё появилась инициатива, полизать клитор, не касаясь преддверия влагалища и губ. Я развернул её ногами к окну, перевернул на спину, встал над ней на колени и разбросил её ноги. Я раздвинул губы, и луна осветила клитор. Я оголил его от капюшона и лизнул головку, не касаясь окрестностей. Скай вздрогнула. Запах был, будто она не подмывалась дня три, но вполне терпимый и при возбуждении даже приятный. Я ткнулся хуем ей в рот, она тоже лизнула меня. Так мы обменивались любезностями. Стоило мне отвлечься, как она требовала прорезавшимся твёрдым голосом: «Ещё». Я кончил раньше её, и сразу мне стало ужасно от обстановки, в которой я оказался. Какого чёрта я здесь и с этим существом? Обычное чувство после оргазма, только усиленное обстоятельствами. Запах её стал мне нестерпимым. Я резко поднялся, оделся и бросился вон из этой клоаки. Пока я одевался, да и мне вдогонку, слышалось это требовательное «ещё».

Я вернулся на вечеринку, чтобы забрать сумку, с которой я пришёл. Все были уже изрядно пьяные.

Синди подошла ко мне:

– Скай, как я – с мужчинами не кончает. Мы можем только вместе кончить, по-женски. Где она?

– Там, – сказал я, не зная, как назвать то место, где осталась Скай.

– Я пойду к ней, – решительно сказала Синди, – проводи меня.

Обнявшиеся Форест и Вик ввалились в комнату:

– А, вот вы где! – И увидя нас, собравшихся уходить: – А вы куда это?

– Я иду заниматься любовью со Скай, – объявила Синди.

– Мы пойдём с тобой, – сказал Форест, и Вик подтвердил.

Мы вышли вместе на улицу, луна сверкала.

Синди висела у меня на руке. Когда мы подошли к дому, где я оставил Скай, я попрощался, а они трое ввалились в дом, где, видно, бывали не раз.

– Ты мне больше не нужен, – выкрикнула мне Синди, прежде чем исчезнуть в дверях.

«А ты – мне», – хотел я крикнуть в ответ, но сдержался. «Зачем повторяться?» – подумал я, шагая под луной к своей машине.

Свежесрезанные головы

Недавно были найдены документы, подтверждающие ходившие и ранее слухи о культе гильотинян. Приверженцы этого культа носили на шее изображение гильотины как символ страстотерпства и осеняли себя знамением, заключавшимся в резком движении правой руки сверху вниз, что должно было изображать падение гильотинного ножа.

Суть их веры заключалась в том, что они стремились к единению с Богом при жизни. Так как истинное единение с Богом происходит только в смерти или в любви, полагалось, что максимальное доступное прижизненное единение с Богом возможно осуществить, испытывая оргазм с партнёром, которого в этот момент лишают жизни. Человек, лишаемый жизни, вне сомнений, соединяется с Богом, а через умирающего, да ещё частично находясь в эти мгновения в его теле, да к тому же испытывая оргазм, тебе, продолжающему жить, гарантировано мгновение истинного просветления.

Французская революция послужила плодородной почвой для расцвета культа гильотинян. Под другим названием они существовали и в более давние времена. Например, в период инквизиции численность этой секты, хотя и держалась в строгом секрете, была равна двадцати семи тысячам пятистам семидесяти членам. И это в одной только Испании.

В основном гильотинянами были мужчины, но в редких случаях в их ряды принимались и женщины. Посвящение в этот культ происходило в форме торжественного обряда, носящего название «гильотищение». При гильотинировании череды осуждённых, – одного за другим, что было обычным в те жестокие времена, – фонтанирующую кровь направляли в сосуды. Их быстро относили в гильотинянский Храм, и там этой ещё тёплой кровью наполняли купель, в которую окунали с головой неофита, и потом ему на шею вешалась цепочка с миниатюрной гильотиной. Храм этот был замаскирован под христианский, но допускались туда только члены секты, которые показывали при входе гильотинку, висящую у них на шее.

Но пора описать в деталях сам священный акт, который являлся сутью этого отвратительного культа.