Аромат грязного белья (сборник)

Именно секс делает общество бессильным, и потому оно выживает только с помощью ограничения и контролирования секса.

Вот почему последующие журналы Penthouse и Hustler (не считая множества им подобных, но менее известных) двинулись в сторону изображения гениталий, а не демонстрирования логики их правомерности. Само существование гениталий есть аргумент, опровергнуть который можно только членовредительством. Потому-то общество боится больше всего порнографии, а не интеллектуальных статей, которые обосновывают её полезность, законность, естественность и пр.

Но не буду сам вязнуть в теоретических словесах. Вот словесные картинки.

В 1967 году после поездки в Лондон Хефнер резко изменил свой образ жизни – он стал есть здоровую пищу и спать ночами. Начал делать физические упражнения, сменил гардероб на более яркий, стал больше возлагать обязанностей на редакторов и помощников, ибо почувствовал, что может сломаться под тяжестью империи, которую он воздвиг и которая была непосильна для одного. Сексуальная жизнь его тоже активизировалась, он вспоминал, что в 60-х каждую ночь он спал с новой девушкой. Это был фон, на котором развивались его продолжительные романы. И потому он никогда не страдал долго от любовных разлук.

(В юности я додумался до теории «достойной замены», состоящей в том, что все любовные страдания полностью аннулируются, если разлука с одной женщиной сменяется близостью с другой женщиной, которая так же или более хороша, чем та, с которой разлучился: как говорится, «лучшее лекарство от любви – другая любовь». Хефнер всякую теорию подобного рода воплощал в жизнь наглядно и убедительно.)

В 1968 году он познакомился с восемнадцатилетней Barbara Klein. На его приставания девственница отчеканила стандартную фразу «вы мне в отцы годитесь» и, чтобы утвердить свою девичью простоту, добавила:

Я никогда не встречалась с теми, кто старше двадцати четырёх.

Хефнер ответил:

Ну и что? Я – тоже.

Но нет такой бабы, а тем более девственницы, которая бы устояла против денег и славы, так что после соответствующей обработки Барби призналась, что Хефнер ей уже больше не кажется старым. Она была студенткой университета в Лос-Анджелесе. Ухажёр в то время жил в Чикаго и посылал ей цветы в студенческое общежитие в таком количестве, что она раздавала их всем девушкам. Барби признала, что Хефнер знает, как ухаживать за девушкой. Ей ли, восемнадцатилетней девственнице, было знать, что значит уметь или не уметь ухаживать? Под «умением ухаживания» для женщины подразумевается обилие и щедрость затрачиваемых на неё денег. Тем не менее Барби отказывалась расстаться с девственностью, потому что это для неё означало total commitment (принятие на себя полных обязательств). Женщины в длинный перечень этих обязательств включают долгосрочную еблю только с ней, а также трату денег и времени только на неё. С Хефнером Барби удалось добиться этого, лишь заменив слово «только», на «преимущественно».

Ломалась (торговалась) Барби несколько месяцев. Хефнер даже поехал знакомиться с её родителями. Все эти излишества он мог себе позволить ради развлечения, ибо тем временем ёб множество других баб. Это – в отличие от общенародно пропагандируемого ухаживания всухую, не ебясь ни с кем, доводя себя до умопомрачения, когда от невыносимой похоти согласен жениться на всякой суке, которая, пока не кончил, кажется тебе красавицей. Но подумать только – сколько девичьей подлости и расчётливости надо было этой Барби иметь, чтобы месяцами (!!!) с Хефнером целоваться, жаться, истекать пиздой и всё равно не давать. Какая жестокая торговля и наглая проституция! Но именно такое поведение именуется нравственным.

Ещё раз можно лишь подивиться терпеливости и благожелательности Хефнера.

А когда на Валентинов день 1969-го Барби наконец согласилась дать Хефнеру на его знаменитой круглой кровати, над которой светилось зеркало, она в своих воспоминаниях не радовалась оргазмам, которых, быть может, поначалу Хефнер не мог в ней вызвать, а пишет, что была в психологическом шоке после ебли и лишь с облегчением думала, что хотя бы теперь не надо будет об этом деле волноваться. Не слишком лестный отзыв о хефнеровской сексуальной заботе о её наслаждении.

После дефлорации они вскоре отправились с тремя парами Хефнеровых друзей на курорт в Мексику. Хочется надеяться, что там они устраивали оргии, но, прослеживая отношение Хефнера к своим любимым бабам, он мужиков к ним не подпускал. Однако марихуану они там курили – это засвидетельствовано. Кстати, как и то, что Хефнер наркотиками не интересовался, и, зная об этом, никто в его присутствии не нюхал популярный тогда кокаин и тем более не кололся. Для Хефнера марихуана была редко приемлемым максимумом.

Именно поэтому совершенно абсурдным стало сфабрикованное обвинение против него в потреблении и распространении кокаина. В 1974-м враги в правительстве и Церкви затеяли травлю знакомых Хефнера, чтобы они дали показания на Плейбоя, будто он раздаёт им кокаин на вечеринках в своём особняке. Никсоновские псы (а Хефнер значился в позднее обнародованном списке врагов Никсона) жестко допрашивали и засудили Bobbie Arnstein, главную помощницу, правую руку Хефнера, бывшую его разовую любовницу, которая его обожала, но которая действительно пользовала наркотики на стороне, никак не связанные с Хефнером. Ей присудили 15 лет тюрьмы, но предложили свободу, если она скажет, что наркотиками её снабжал Хефнер. Она отказалась, и в январе 1975 года, не выдержав давления следователей, прокурора и прочих бандитов, покончила с собой, приняв кучу снотворных таблеток. В предсмертной записке она писала, что все обвинения её и Хефнера в распространении наркотиков не имеют никаких оснований и Хефнер, что бы о нём ни говорили – высокоморальный человек.

Хефнер, потрясённый смертью своей преданной подруги и соратницы, наперекор советам адвокатов широковещательно продолжил борьбу и добился того, что все обвинения с Bobbie Arnstein были посмертно сняты. Следователи и прочие извинились, но, увы, никто публично не уничтожил тех, кто затеял этот процесс. А это было бы единственной формой восстановления справедливости.

В 1980 году была убита Dorothy Stratten – одна из красивейших и милейших плейбоевских «Playmates of the year»[26 - «модель» года (англ., неточно), выбирается из тех, чьи фото помещались на разворотных постерах журнала.]. Её застрелил муж и выеб труп в зад, а потом застрелил себя. Они были женаты всего несколько месяцев, и Dorothy согласилась выйти за него замуж только потому, что чувствовала себя обязанной ему за то, что он уговорил её, тогда молоденькую продавщицу, пойти сфотографироваться к представителю Playboy, приехавшему к ним в город за местными красотками для пополнения хефнеровского гарема и журнала. Девицу сразу выписали в Лос-Анджелес, и все в неё буквально влюбились. Хефнер с ней переспал разок-другой для порядка, а друг Хефнера, кинорежиссёр Богданович (Peter Bogdanovich), предложил Dorothy роль в своём новом фильме, и, разумеется, они сразу стали любовниками. Когда она объявила своему сутенёру-мужу, который рассчитывал разбогатеть на её карьере, что она хочет с ним развестись, и попросила отпустить её в доказательство его любви к ней, он решил доказать иначе: купил пистолет и совершил этот смертельный трюк. Еибель Dorothy была горем для всех в Плейбое – глядя на неё в оставшихся документальных кадрах, прекрасно понимаешь, почему она вызывала к себе такую всеобщую любовь. (См. её интервью на шоу у Johnny Carson незадолго до гибели.)

Но самое болезненное и подло-несправедливое для Хефнера произошло, когда свихнувшийся от горя Богданович в 1985 году издал книгу, посвящённую жизни и смерти Dorothy Stratten, где обвинял своего бывшего друга Хефнера в том, что тот косвенно виноват в смерти Dorothy тем, что подверг его любовницу психической травме, втянув её в светско-сексуальную жизнь. Богданович корил Хефнера, что, мол, вся его философия и индустрия созданы лишь для того, чтобы ему было легче переспать со множеством красавиц. (Додумался-таки, умник!) Тем временем Богданович переспал с матерью покойной Dorothy и женился на её младшей сестре.

В итоге, испугавшись суда, Богданович публично извинился перед Хефнером.

В тот же период в стране работала комиссия, возглавляемая министром юстиции (Attorney General) Edwin Meese, потратившая десятки миллионов народных долларов, чтобы доказать, будто порнография толкает людей на преступления, а потому её нужно запретить. В списке первых врагов человечества именовался Хефнер с Плейбоем в руках. В результате весь учёный мир посмеялся над псевдонаучными выводами этой комиссии. И хотя ходу этим выводам формально не дали, но уголовное инквизиторство достаточно попортило крови невинным людям.

Всё это послужило причиной инсульта, который хватил Хефнера в 1985 году. Но благодаря интенсивному вмешательству врачей и использованию экспериментального лекарства он через месяц уже был на ногах в полном здравии. Однако краткий период, когда у него был лёгкий паралич и он не мог читать и связно выражать свои мысли, заставил его задуматься над жизнью так, как он давно не думал. Испугавшись инсульта и ослабевшего здоровья, Хефнер решил жениться и стать моногамным. Ведь в моногамию бросаются только от страха и слабости, в том числе и сам Хефнер.

Всю жизнь ему сказочно везло, повезло и на этот раз. Подвернулась очередная звезда Плейбоя Kimberley Conrad, которая ему пришлась так по вкусу, что в 1989 году он на ней женился. Она родила ему двух мальчишек, Хефнер тоже радовался отцовству, как мальчишка, и прожили они с Кимберли десять лет, пока она не перестала давать Хефнеру, а начала совокупляться с дворецкими и охранниками, которыми полнился особняк и в которые набирались молодые и красивые самцы. Хефнер это обнаружил, но не воспылал местью, не убил, не выгнал, а лишь огорчился, купил ей дом напротив, в котором она и стала жить с детьми, а раз в неделю Кимберли с мальчишками притопывали к Хефнеру на обед. Как первая жена изменила верному Хефперу, так вторая сделала с ним то же самое. Верным быть Хефнеру было явно противопоказано.

Хефнер горевал недолго, понял, что молодой бабе захотелось молодого мяса, и сам взялся за свеженькое мясцо, которое с готовностью заполнило его особняк, изрядно очищенный Кимберли от самочек.

Все снова стали довольны, и обильная хефнеровская ебля, возрождённая виагрой, вернулась на круги своя. Хефнер после разрыва с Кимберли ещё раз убедился, что брак – это действительно смерть страсти и что моногамия – это пытка.

Дочка Хефнера от первого брака Christie стала раскручивать плейбойскую империю, так как её папашка увяз в ебле, перестал интересоваться бизнесом и империя Playboy стала разваливаться. (В начале 2009 года Christie ушла из Плейбоя – с 1982 года отпахала президентшей, а начала работать там с 1975-го.) Christie избавилась от убыточных предприятий и добавила порнографические прибыльные бизнесы, чем папаша Хефнер был недоволен – он всегда был против порнографии. Хочется надеяться, что лишь по политическим соображениям, а не по практическим.

Благодаря передаче управления дочери у Хефнера появилось больше времени для развлечений, но он всегда следил за происходящим в компании и принимал в нём участие.

Последние годы приобрело большую популярность телевизионное reality show Girls Next Door, где показаны карьеры, в которые впихнул Хефнер своих трёх недавних любовниц. Это даёт Хефнеру деньги, да ещё он стал сдавать особняк и его окрестности с зоопарком, бассейном, гротом и всякой всячиной разным фирмам для устраивания там приёмов и вечеринок. На мероприятиях этих он появляется как свадебный генерал, за что ему в карман сыплются дополнительные деньги.

Конкуренция в обнажённости

В 1962 году вышел первый номер журнала Eros, который издал Ralph Ginsburg. Как и Хефнер, он раньше работал в журнале Esquire. Вышло всего четыре номера Эроса, после чего Гинзбурга засудили и посадили в тюрьму. А журнал в твёрдой обложке Эрос был много невиннее, чем Playboy.

Гинзбурга посадили с помощью подлого крючкотворства: не за непристойность журнала (в этом его не могли обвинить из-за очевидной его невинности), а за pandering – «совращение» с пути истинного с помощью рекламы этого журнала, рассылавшейся по почте. Я вижу несколько причин, почему государство и прочая дрянь так тяжело обрушилась на Гинзбурга.

Во-первых, название журнала использовало ужасное слово «eras», которое напрямую связано с еблей. Тогда как слово «playboy» – весьма нейтральное по смыслу и может означать вполне не связанные с сексом вещи.

Во-вторых, Playboy назывался «журналом для мужчин», а мужчинам американская мораль прощает мелкие сексуальные игры, тогда как Eros был направлен также и на женщин и девушек (журнал общеобразовательный). А развращать женщин и детей позволить было нельзя.

В-третьих, Гинзбург был еврей в отличие от христианина Хефнера, а потому особенно мозолил глаза государственным и моральным антисемитам.

Четвертого ноября 1968 года вышел первый номер нью-йоркского еженедельника Screw, который основал Al Goldstein (см. с. 405–417 наст. изд.).

Так как это была лишь газета да лишь с чёрно-белыми фотографиями, то с Плейбоем она конкурировать не могла, но зато составляла мощную идейную конкуренцию Плейбою, суть которой сводилась к тому, что Screw открыл американцам, что у женщин есть не только груди и обнажённые, но сжатые ноги, а также и пизда. Однако чёрно-белость пизды, лишавшая её притягательной розовости, не могла ошарашить так, как это сделал цветной Хастлер на мелованной бумаге. Однако Scew подал много идей, которые подхватили и развили цветные секс-журналы.

В 1969 году появились объявления о выходе нового журнала Penthouse, который Bob Guccione привёз из Англии в Штаты. Реклама с ружьём, нацеленным на логотип Playboy, предупреждающе возвещала:

Мы отправляемся на охоту за зайчихами!

Формат Пентхауса был весьма похож на плейбойский, но в Пентхаусе сделали шаг по направлению к пизде. Позы женщин на фотках были покруче, да ещё делались заходы в лесбиянство, фетишизм, тройственные союзы – в противовес красивеньким бабёнкам со сжатыми коленками в Плейбое. Guccione атаковал Плейбой как старомодный и архаичный журнал, поддавая жару с помощью скандальных интервью и разоблачений знаменитостей.

Началась (теперь смешная, а тогда не на шутку) конкуренция, кто покажет больше лобковых волос. Из номера в номер с 1970 года Пентхаус и следующий за ним Playboy зарастали лобковыми волосами всё больше и больше.

В меморандуме для редакционных работников Хефнер написал, что теперь лобковые волосы не являются табу, если они показываются со вкусом (вкус лобкового волоса во рту весьма неизбывный). Когда Хефнера спросили в интервью, готова ли публика к виду лобковых волос, он ответил: спросите Бога, который их там поместил. Правда, Бог поместил ещё много чего, помимо лобковых волос, в тех же окрестностях, но об этом разговора не заводили.

Чтобы конкурировать с Пентхаусом, Хефнер стал выпускать журнал Qui с французским акцентом, где бабы размахивали лобковыми волосами, но Qui переманивал читателей не у Penthouse, а у самого Плейбоя и дохода он не давал. Так что Хефнер его продал в 1981 году.

В 1974 году вышел первый номер журнала Ларри Флинта (Larry Flynt) Hustler (см. с. 64–97 наст. изд.). По сравнению с ним Пентхаус выглядел консервативным, как Плейбой – по сравнению с Пентхаусом. Хастлер показывал розовую мякоть преддверия влагалища с растянутыми в стороны малыми губками.

Стараясь отгородиться от лобовой лобковитости Пентхауса и тем более от розовой и сверкающей плоти в Хастлере, Плейбой тем не менее решил показать свою «кузькину мать» и в 1975 году впервые напечатал лесбиянок, а в следующем номере аж женскую мастурбацию. Разумеется, пизды нигде видно не было. Такое свободомыслие вызвало возмущение у рекламодателей Плейбоя. Главный редактор того времени Arthur Kretchmer (тот самый, который хотел опубликовать Тайные записки 1836–1837 годов Пушкина только при условии, что я ему предоставлю доказательство их подлинности) признал, что Плейбою впредь надо быть более осторожным,

чтобы не пересекать границу между чувственностью и вульгарностью.

А ведь именно полное уничтожение этих границ и есть цель сексуальной эволюции, которая некогда непристойное и вульгарное делает приемлемым и общепринятым. Каким образом женская красота (а именно ею является пизда) может быть интерпретирована как вульгарность?

Хефнер принял, как всегда, мудрое решение – прекратить соревнование, кто больше покажет пизды, и сделал шаг назад. Он объявил миру и рекламодателям, что Playboy не будет соревноваться с новыми журналами в открытости пизды, что его журнал не является порнографией, и пр. и пр.

Снова по коммерческим, а также и по искренне личным Хефнера соображениям восторжествовало викторианское прошлое под маской высокого вкуса – назад к сжатым ногам и сокрытым лобковым волосам!

В 1976 году Хефнер приказал публиковать в Плейбое романтические истории, объяснив своё решение так:

Когда имеется романтическая история, переходящая в секс, тогда атаковать секс становится сложнее (1: 313).

А ведь, по сути, чем занимался Хефнер, не показывая пизды, так это продолжал утверждать, что в женщине есть нечто запретное, постыдное, страшное – но сокрытие это происходило под предлогом возвышенности вкуса и борьбы с так называемой вульгарностью. Однако такой подход продолжал внедрять в мужчин и женщин негативное отношение к пизде, противореча всей сексуально-революционной деятельности Хефнера. На каком-то уровне пизда начинает устрашать его, прочих да общество и вдобавок вызывать отвращение. Так, даже в Хастлере никогда не показывали менструирующей пизды, или пизды мочащейся, или на фоне вылезающего дерьма из ануса. Другими словами, женщину (пусть с усилием) в приемлемых обществом журналах всё равно оставляют недораздетой на разных уровнях.