– Хорошо, – согласился я, пытаясь скрыть раздражение от разговора с Ароном Самуиловичем. – У меня сегодня еще много дел. – Но ты можешь подождать меня у телевизора.
Чего вы хотите от женщины? Покорности, конечно. Теплой, уютной постели. У нас с Лавровой все было не так. Слишком много случайностей, которые невозможно было предугадать. Может быть, она мне этим и нравилась?
– А ты? – ревниво спросила она. – Ты куда лыжи навострил? Ты что заигрываешь со мной?
– Я не заигрываю, – ответил. – Я только пытаюсь быть вежливым.
Может, у нее начались месячные? – подумал я.
– Если бы ты со мной заигрывал, ты бы стал ругать правительство и колонии. А ты всего лишь говоришь, что улетаешь в командировку.
– Странно, я не говорил, что улетаю, – пролепетал я. – Или говорил?
Обычно я с женщинами не общаюсь на служебные темы. Что может быть тоскливее фраз: «Сегодня я накропал три статьи о марсианских переселенцах».
Но она была непреклонна.
– У меня есть, с кем провести вечер. Но я хочу провести его с тобой, а ты неуважительно относишься ко мне! – И бросила трубку.
Так прошел рабочий день. Мы съездили с Лехой на Кировский, чтобы осветить вялотекущую забастовку портовиков, которым год не платили зарплату, потом смотались в Охту, где бузили безработные и хлысты, а часов в пять я решил пойти выпить пива. Выбор был небольшой: или к «Юрану» на Биржевой, или в «Пятиярви» (где еще работали кондиционеры и зал был обставлен в стиле фильма «Замерзшие»: столики и стулья из материала, имитирующего плотный снег, а водку подавали в рюмках из натурального льда) на Замковой улице, которая была расчищена какими-то бесшабашным предпринимателем от дернистого луговика и акаций. Впрочем, чтобы добраться туда короткой дорогой, надо было пройти через заброшенные кварталы вдоль канала по тропинкам среди зарослей колючих растений, названия которых я до сих пор не знаю, где вы рискуете не только быть укушенным какой-нибудь тварью (в шортах туда лучше не соваться), но и попасть под град кирпичей разрушающихся зданий. Не в этом ли цель правительства, часто задавал себе я вопрос, все развалить, а потом прибрать к нечистым рукам? Последнее время в связи с этой темой все чаще всплывало название корпорации «Топик». И я бежал от этой мысли, как от чумы. Если же идти по Невскому, то мне грозила смерть от жажды, потому что это был самый длинный путь. Я пошел к «Юрану». С одной стороны вровень с берегами стремительно неслась Нева, с другой – возвышались позеленевшие колонны Биржи, с правого берега доносилась «черная» музыка и старый, добрый «хип-хоп». Я настроился на благодушный лад.
В «Юране» было так дымно, что можно было вешать топор. Пахло дешевым саговым пивом и потом. Большелицая блондинка сидела в углу одна. Она была ослепительно белокожей, в майке, с потрясающей грудью, и походила на Беллу Демидову из «Нежной ночи». Сейчас она показалась мне женщиной в пастельных тонах. Не из тех, кто «крутит баранку» звездолета и не может иметь свое мнение по причине монополии корпорации «Трассмарса» на мысли и поведение своих служащих, не из тех, кто делает карьеру в какой-нибудь иной космической фирме в качестве секретаря-референта, и не из тех, кто потерял всякую надежду иметь ребенка, потому что у их матерей-переселенцев развилось позднее зачатие. Не то что бы старомодна, а скорее мягче в чертах и ракурсах. На ее щеках обозначился слабый румянец. Разглядывая ее, я не нашел признаков эмансипации, свойственной большинству современных покорительниц космоса. Значит, она не принадлежала к ассоциации «Марс», на которую работает добрая половина человечества и которая отличалась формализмом в морали. Может быть, она занимается социальными проблемами и решила познакомиться с местным колоритом? А может, она поссорилась с мужем и мстит ему? С такими женщинами я еще не был знаком и сразу понял, что у нее что-то случилось. Впрочем, кто из марсиан не мечтал оторваться по полной и поглазеть на аборигенов, которые еще не утратили индивидуальные черты характера и национальной внешности. И я подсел к ней.
– Что вам надо? – спросила она.
Это был не отказ, а скорее предупреждение. В ее взгляде восхитительных голубых глаз я не увидел резкости, свойственной доступным женщинам. У нее были тяжелые веки, которые у меня ассоциировались с материнством, и скулы с голодной впадинкой под ними. В общем, такие женщины мне нравились, потому что в них я находил черты Полины, но понял я это не сразу.
– Я видел вас сегодня, – сказал я. – Мне показалось, вы чем-то расстроены.
– Ничем я не расстроена, – ответила она, безуспешно припоминая мое лицо.
Но я ей не поверил. Когда вам так отвечают, значит, вы просто заступили на чужую территорию. Но кто знает, быть может, в следующее мгновение она станет чуть-чуть и вашей?
– Послушайте, – сказал я, – я журналист и хорошо знаю этот город. Вы же не местная? А приставать к вам я не собираюсь.
Она сжала губы в знак снисходительности, повернулась ко мне в профиль и сказала:
– Тогда закажите мне абсент.
Я удивился, но заказал. Себе для начала я взял светлого контрабандного пива номер три.
Она сделала большой глоток. Если кто не знает, сообщу, что зеленый абсент – горючий напиток не для дам. Он слишком крепок даже для мужчины. И пить его надо совершенно по-особому – капая на кусок сахара и собирая с него божественную росу. Но даже я не рискнул это сделать, памятуя о завтрашней командировке.
– Держу пари, – сказал я, – вы здесь совсем недавно?
– Ах, не все ли равно… – вздохнула она и сказала: – Откройте лучше окно.
Я открыл окно, и теплый воздух вместе с моим дыханием вырвался наружу. В сумерках шелестел дождь. И я впервые почувствовал, как прекрасны в Питере вечера. Где-то там за облаками светила луна и рядом с ней маленькая, но яркая точка – Марс, где на закате небо голубое, а в полдень – красное и где околополюсные звезды совсем другие, нежели на Земле.
– Вам кажется, – вдруг загадочно сказала она, – что вы все знаете, а вы… – И я мог поклясться, что она произнесла «мой друг». – Ничего… ничего… не знаете…
– Ну вот! – удивился я. – Вы меня заинтриговали…
– Н-н-н… – Она покачала головой, сжав губы. – Не выйдет фокус. – И засмеялась.
Она меня подразнивала. Я сразу это понял. Может быть, всему виной был алкоголь? У нее были длинные прямые волосы – мода, которая не существовала в пределах этого города. И вдруг я вспомнил, что видел такие прически в старых фильмах, которые с упоением просматривал дома по телевизору. Впрочем, возможно, мода была московской, а мы, провинциалы, даже не догадывались об этом.
– Я знаю, откуда вы… – сказал я не без гордости.
Ее выпуклая грудь под майкой, с заметно торчащими сосками, не давала мне сосредоточиться.
– А-а-а… интересно… – Она наклонилась, и я ощутил почти неземной запах, аналога которому не было в моей памяти. – Ну что же вы молчите?
– Ха… – выдавил я из себя. Глупо было бы ей сообщить, что утром я слышал, как она с кем-то ссорилась. И я ляпнул первое, что пришло в голову: – Вы инопланетянка!
– У вас потрясающая интуиция, – сказала она и сделала большой глоток из своего бокала, но даже не поморщилась.
Я мог поклясться, что угадал, но у нее была хорошая выдержка, и я так ничего и не понял – должно быть, ей все надоело, и наш разговор тоже. Глупости, пронеслось у меня в голове, какие глупости… И тут же забыл об этой мысли, и подумал, что она ловко ушла от ответа.
– Суть заключается в том, – грудным голосом произнесла она, – что вы почти угадали.
Мне пришлось рассмеяться – это походило на обычный пьяный треп. Она подперла кулачком подбородок и с интересом посмотрела мне прямо в глаза. Давно у меня не екало сердце от таких взглядов. Местные женщины мне были слишком хорошо знакомы. Вначале они спросят у вас, который час или стрельнут сигарету, потом предложат пройтись в гостиницу, а потом явится сутенер и заявит, что секс стоит в два раза дороже, чем вы договаривались, и вам придется расстаться со своей наличностью и часами. Впрочем, это еще по-божески. Сценариев было великое множество, вплоть да самых худших. Поэтому я редко с кем-то знакомился в барах.
– В какой газете вы работаете?
– В «Петербургских ведомостях» – ответил я и подумал, не выпить ли мне водки, чтобы стать таким же раскованным, как и она.
– Все равно я их не читаю, – призналась она, и снова ускользнула из того доверительного разговора, который устраивал меня. – Клянусь, вы пишете книгу, – сказала она, словно что-то припоминая.
– Почему вы так решили? – у меня была такая черта – икру метать, и я бы мог много наговорить на эту тему.
Действительно, я питал честолюбивые надежды написать роман о Земле, ностальгически грезя совершенно о другом мире, и даже что-то кропал по ночам, если меня не убаюкивала Лаврова, но одна мысль останавливала меня – кому это нужно там, на Марсе и здесь на Земле? Ни-ко-му!
Сощурив глаза, она долго рассматривала меня сквозь сигаретный дым и водила пальцем по ободку бокала.
– Думаю… – И перевела взгляд на полупустой бокал, словно прикидывая, заказать еще или нет. – Думаю, потому что иначе бы вы здесь не торчали.
Это был более чем скромный комплимент. Но я на него попался.
– Ага, – многозначительно произнес я, – теперь моя очередь не говорить правду. На самом деле я сюда сослан.
– Сосланы? – удивилась она.
– Знаете что-нибудь о фирме «Топик»?
Я поймал себя на мысли, что обычно не говорю с малознакомыми людьми на эту тему. Почему же я сейчас это делаю?
– Та, что добывает воду и электричество? – И ее глаза с тяжелыми веками снова широко открылись и посмотрели на меня.