– Давайте теперь так попробуем, – негромко сказал Константин. – Вы вот сюда обопритесь. И ноги пошире, пошире, чтобы не упасть, Боже, упаси. А я сзади.
Княжна поняла, встала, как ей показал доблестный рыцарь, и закрыла глаза.
Барон обошел ненавистный столб. Навалился плечом.
– Рррру-у-ух! Тяните!
Данунашка с оплетенными вокруг тонких алебастровых запястий волосами поддалась назад.
– Aaa! Matko boska! Aj! Aj – aj – aj!!!
Они уже довольно давно, почти час, пытались высвободить роскошную, почти двухметровую шевелюру огненно-рыжих волос Пани Рошек из защемивших ее каменных плит, но ничего не получалось. Рыцарь весь умаялся и взмок. На глаза Данунашки навернулись крупные слезы. Но, видно, делать нечего, придется резать. А лишаться даже полуметра этой красы она не желала категорически.
– Осталось последнее средство, – сказал Полбу обнажая меч.
– Kurwa w dupe to zbawienie, – пробормотала княжна зажмуриваясь.
Вдруг она почувствовала… Что-то непонятное… Волосы, хоть и были зажаты меж трех каменных плит-столбов, становились явно тяжелее. А не легче, как следовало бы, будь они отсечены острым рыцарским клинком.
Она осторожно открыла один глаз.
Потом удивленно распахнула второй.
– Co robisz, rycerz?
А рыцарь стоял у столбов и, побелев от боли, сурово, до зубовного скрежета сжав челюсти, пилил мечом левое предплечье.
Горячая красная кровь текла ручьем. Намочила большую часть копны, впиталась, и теперь стекала по волоскам в межплитные щели.
– Пожалуй, хватит… – Константина шатало, красная полоска была заполнена едва на четверть, белая – наполовину.
– Ну… Тя… Тяните, княжна… – Он обхватил столб руками, напрягся… Крестоносец вложил в рывок последние силы. Жилы и сухожилия затрещали. – ДЕС ВА-А-А-А-А-А-АЛЬТ!!!
Данунашка, чуть не плача, закусив губу, перехватила волосы и изо всех сил дернула. Мокрые, скользкие от крови пряди легко вышли из каменного капкана и княжна, не удержавшись, рухнула на пол.
– А – а!!! Hura – а! W koncu!
…
– Во, – сказал Пожопье колобку, – все, слава тебе господи… Слышь, «в концу», кончили, стало быть… Надеюсь они это ми-ми-ми сейчас повторить не задумают?
– Ми – ми…
– Ага, и я о том же… Завтракать уже давно пора, а пожрать нечего. Или ты тоже кости эти будешь, как…
– МИ-МИ!
– Ну все, молчу-молчу…
Они уже собрали все останки умертвий в небольшую кучку, рядом корзинщик уложил аккуратно сложенную шкуру окончательно сдувшегося Лихомана. Больше ничего ценного на кладбище не нашлось. И слуга коротал время, болтая с колобком, время от времени прикладываясь к уже почти опустевшей бутылке.
– А имя у тебя есть?
– Ми-ми…
– Что вообще?
– Ми-ми-ми. Ми-ми…
– Четвертый? Просто Четвертый? И все? А теперь никакого? Давай тебя назовем!
– Ми-ми?
– Ну, не знаю… А как ты хочешь?
– Ми-ми.
– Хм… По заграничному… Заграниц, знаешь ли, много. Может так, Лихоман и оставим? Ты ведь, когда вырастешь, таким же станешь, да?
Колобок засуетился, запрыгал вокруг корзинщика, бешено ми-ми-микая и возмущаясь.
– Да, не, я имел ввиду… А… Ладно, вон, у нас целый барон есть, чтоб думать. А наше дело маленькое, приказы выполнять… ик… да корзинки плести… – Толстячек перевернул бутылку, потряс. Из нее на подставленную ладошку упала одинокая капелька. Пендаль ее аккуратно слизнул, а опустевшую тару бережно поставил на камушек.
– Ми-ми-ми!!!
– Ну, куда ж без этого…
…
Рыцарь лежал без чувств, обнимая каменный столб, а рана его все еще кровоточила.
Пани Рошек опустилась на колени у тела своего спасителя, профессионально пощупала пульс, приложила маленькое ушко к могучей груди, осмотрела глубокие, до самой кости, порезы… Поцокала языком.
– Oto dlaczego tak? Tylko trafi sie normalny facet, raz umiera…
Приложила ладошки к ушам крестоносца, потерла, напряглась… Ничего не произошло. Э-эх… Герой совершенно точно собирался, прямо в самом ближайшем будущем, отдать концы.
Она тяжело вздохнула… Наклонилась ниже. Еще ниже. И еще.
Когда между их лицами оставалось лишь пара миллиметров, она выдохнула в его губы:
– Zyj…
И нежно поцеловала.
Роскошная шевелюра, совсем незаметно для глаза, но очень ощутимо для княжны укоротилась на толщину ее мизинца.
Константин открыл глаза. И ответил на поцелуй. Само собой. А кто бы не ответил.