Марш анонимов. Крестопереносец

– Чо, никак? – спросил Степан.

Рыцарь мрачно, чуть не плача, помотал головой. Он уже с остервенением махал мечом, пытаясь стряхнуть с него ножны. Ничего не получалось. Степан вдруг понял, в чем дело, и его слегка отпустило. Точно. У ненормального этого – Кладенец Эбонитовый. А все кладенцы – на убийство кованы. Если нет намерения убить – меч повиноваться не будет. Стало быть… Этот… Этот пушистик просто придуривался? Перед бабой покрасоваться хотел? Тьфу, ты, нехристь… Хотя, нет, христь, конечно, вон молился, крестился, хоть и неправильно и как-то неуверенно. Но что же делать? Не ровен час, взбредет ему в голову бердыш у его дружинников выклянчить. А бой на бердышах… Это не фехтование легкими одноручниками. Один удачный, или напротив, неудачный удар – и калека. Несмотря на кольчугу. Траться потом на лекарей… Степан был мужиком степенным. Рассудительным. В молодости погулял, победокурил… Но вот, лет десять назад, женился Степан, остепенился Степан. Но наработанный авторитет храбреца-задиры и теперешняя осмотрительность позволили ему занять место десятника.

– Знаешь, чо… – Бадья почесал бороду. – Завязывай. Ты там о копьях чего-то говорил?

– Обращайся ко мне на ВЫ, червь!

– Ты не психуй, дослушай… Копья, говорил, можно ломать, да? Это у вас там, в Забугорье, тоже поединком считается?

– А что, есть? – глаза рыцаря загорелись, как у ребенка, которому пообещали вернуть любимую игрушку.

– Ну… Оглобли есть… Те же копья, только тупые. – Драться оглоблей Бадья умел. Вообще, деревенские драки стенка на стенку редко обходились без подручных материалов. Его потому бадьей и прозвали, что однажды… Впрочем, это здесь неважно. Важно, что вторым по любимости у него оружием была именно оглобля.

– Так турнирные копья и должны быть тупые!

– Видишь, как все хорошо складывается… Пошли в посад, а? Там и подеремся. Если уж неймется тебе так…

– Вам!

– Вот, победишь меня, буду тебе выкать. А пока что – недостоин. О, как!

Барон призадумался… В принципе, «Законы и Наставления Истинного рыцаря» позволяли откладывать поединок на срок до тридцати трех лет… Мало ли, война, или свинья рожает, или еще какое неотложное дело, вроде «юс прайм ноктис»…

– Ладно, – скрепя сердце согласился он. – Эй, Пендаль, переведи прекрасной Пани Рошек… Я убью этого человека в ее честь немного позже. Ну, или погибну у ее ног, с ее именем на устах, сраженный острым ко… Хм… Оглоблей? Ну это вряд ли. Ладно, про копье не переводи… Что значит уже??? Вот, болван!

Пока все эти события происходили, параллельно случились еще несколько вещей.

Во-первых, сгорели пекущиеся над углями рыбины. А во-вторых, из леса вышел ковыляющий на обрывках узловатых корней пень.

Первое безмерно огорчило Пендаля. А второе – встревожило Константина. Откровенно говоря, любого бы встревожил мшистый, поросший поганками пятифутовый пень с огромными неподвижными гляделками и сучком-носом.

Дружинники тоже увидели чудище и громкими криками «Лесовик! Спасайся кто может!» постарались привлечь внимание своего командира. Причем привлекали они внимание уже издали, отскакав на приличное расстояние. Как они, полуоглушенные, оказались в седлах было не ясно.

В общем, когда Бадья обернулся, было уже поздно. Корни-щупальца оплели могучие ноги и торс десятника и потащили под пенек.

Меч Константина, как по волшебству, покинул ножны, и с громким криком «Аве Мария» барон кинулся кромсать чудовище.

Степан матерно орал, пытаясь вырваться, его подчиненные, не решаясь приблизиться, мялись шагах в ста от места событий, а храбрый барон плясал вокруг лесовика. Он отсекал корень за корнем, но все новые появлялись из чрева монстра. Щупальца хлестали по телу рыцаря, и каждый удавшийся удар укорачивал красную полосочку на десятину. Неожиданно, прямо на самом пеньке возник колобок и ласково замимикал. Лесовик, будто замедлился, удары его корней-плетей стали не столь резки, часты и точны.

Бой занял с четверть часа. За это время белая полосочка Полбу почти опустела, а при первом же «Аминь!» прямо в пенек с безоблачно-чистого неба прилетела красиво изогнутая молния. Синяя полосочка опустела, и второй «Отче Наш» видимого результата не дал.

Наконец, последний корень был отрублен, и Степан, все еще матерно голося, высвободил ноги из гибких щупалец. Внезапно пень подобрался и резко прыгнул… Это движение было настолько неожиданным и резким, что барон не успел уклониться, и нижняя часть пня ударила его по голеням, с мерзким звуком дробя кости. Константин, не обращая внимания на дикую боль, всадил в пень меч, и, с натугой провернув, выдернул. И еще раз. И еще. А лесовик все наползал всей массой на обессиленную часть тела рыцаря, погребая под собой. И тут на помощь крестоносцу пришел отодравший от ног путы Степан.

Своим тяжелым бердышом он в два удара отрубил более десятка корней-лап и, подсунув лезвие под пень, навалился восьмипудовым телом.

Дружинники, увидев, что победа близка, кроме того, она скорее всего достанется тому, кому нужно, с гиканьем бросились подсобить десятнику. Но не успели. Взревев, как разбуженный под новый год, еще и без подарка, медведь, Бадья перевернул лесовика вверх шевелящимися, словно черви, корнями.

Посередине, в нижней части, промеж древесных щупалец обозначился отвратительный, слюнявый, щелкающий острыми редкими зубами рот. Пень, совсем как перевернутый на спину жук, дергался, раскачивался, но встать на лапки не мог.

Дружинники, воспользовавшись беспомощностью чудища, принялись сечь его бердышами, Бадья утомленно опустился наземь, а Данунашка бросилась к своему рыцарю. Колобок катался вокруг всех участников битвы, преданно заглядывал в глаза и спрашивал:

– Ми-ми? Ми-ми?

Лишь один Пажопье, мельком взглянув на хозяина, покачал головой и медленно пошел к костру спасать остатки завтрака.

24. Наверное, это любовь

Красная полосочка была заполнена едва на одну двадцатую. Ноги уже не болели, барон их просто не чувствовал.

– Княжна… Прекрасная Данунашка, владетельница сердца моего… Этот – мой последний подвиг… – крестоносец закашлялся и попытался облизнуть пересохшие губы. – Подвиг… Я посвящаю вам. Будьте счастливы и благословенны… Представ перед престолом Всевышнего… Я попрошу… Попрошу… Даровать вам сил и удачи… Я верю… Я знаю… Вы вернетесь на родину. И вернете себе родину…

В этот момент из-за пережитой боли и накатившей слабости он совершенно не помнил, что у него все еще есть в запасе одна жизнь. И вполне серьёзно готовился к переходу в мир иной. К чести Константина, нужно заметить, в словах его не было лицемерия. Он и правда хотел просить Создателя принять личное участие в судьбе прекрасной пани. Все ведь знают, выполнит Господь одно желание любого верного воина своего, павшего во славу креста. А счастье Данунашки сейчас казалось рыцарю самой важной вещью на свете.

Девушка рухнула перед рыцарем на колени и, ласково поцеловав в лоб, потянулась ручками к ушам Полбу.

В этот момент уже чуть скрипящий и вяло шевелящийся лесовик наконец издох под очередным ударом бердыша какого-то дружинника.

Ту-ду-ду-ду-у-у-у-у-у!!!

Тройка и семерка.

Ту-ду-ду-ду-у-у-у-у-у!!!

Тройка и восьмерка.

Время для Константина на мгновение остановилось, он почувствовал небывалую легкость, счастье и ноги. Все полосочки заполнились до отказа, а тело вновь стало послушным. Полбу улыбнулся, и, притянув к себе княжну, страстно поцеловал.

Та сначала не поняла произошедшей с бароном перемены и попыталась вырваться, дабы продолжить оказывать рыцарю первую помощь путем растирания ушей. Но, почувствовав мощь и настойчивость мужских объятий, растаяв, поплыла по волнам блаженства. Этот, второй с момента их встречи, поцелуй, и вообще второй поцелуй за всю ее жизнь, был настолько долог и сладок, что, когда они оторвались друг от друга, казалось, минула вечность.

Дружинники уже отерли трудовой пот и, выжав бороды, смущенно гыгыкая, во все глаза глядели на милующуюся парочку. Степан, закатав штанины, рассматривал черно-лиловые синяки, оставленные ему на память лесовиком. Пажопье сокрушался по поводу испорченной рыбы и ходил кругами около перевернутого и раскромсанного пня, не переставая сквернословить. Колобок, катаясь вокруг парочки, приводил растрепавшиеся волосы княжны в порядок.

А они все смотрели и смотрели друг на друга. Именно в эту самую минуту Константин в первый раз за всю свою насыщенную событиями жизнь понял, что такое ЛЮБОВЬ.

Княжна осознала: она не сможет жить, если с этим человеком случится что-то плохое. Из обычного, пусть и благородного, но просто встретившегося на ее нелегком пути рыцаря, барон превратился в средоточие Данунашкиных надежд и чаяний. И она готова была отречься от княжества, от титула, от мести, лишь бы оградить этого такого сильного и такого нежного мужчину от грозящих им обоим опасностей и боли. Но в то же время она понимала… Понимала, что, если она не вернет себе статус персонажа, членство в клубе и прилагающийся к ним желтый ник, у них нет, и не может быть будущего. Любой игрок будет считать своим долгом уничтожить ивентового босса. А ее… любимый… да-да! Любимый! Любимый непременно встанет на пути убийц. Пусть их будет хоть огромная армия! Но что он сможет сделать один, один против целого рейда?

Внезапно Пендаль взвыл дурным голосом и бросился к изрубленному в щепу лесовику. Неизвестно откуда появился короткий, но с виду очень острый нож, и корзинщик стал что-то вырезать из перевернутого пенька, тихонько подвывая и кусая губы.

Он бросал это что-то прямо на истоптанную землю и все продолжал и продолжал неистово работать. Какие-то пруты, полоски коры, обрубки корней… Кучка в результате набралась изрядная. В конце он прямо из центра пня вынул полутораметровую жердину, оканчивающуюся зубастым шаром, бывшим некогда ртом лесовика. Пендаль так нежно прижимал жердину к груди, что казалось – корзинщик тоже нашел свою любовь.

Константин решил не обращать внимания на причуды слуги, пусть его… Наверное, снова – пресловутый лут, требующий церковного очищения. Он, наконец, смог отвести взгляд от любимой и сурово посмотрел на десятника.

– Вы храбро бились, рыцарь Гривны. И когда вы поправитесь, я сочту за честь скрестить… Преломить с вами копье!

– Чо? Ты опять? – тут до Степана дошло, что барон обратился к нему на вы. – Гххм… Вы. Чо, делать нечего, да? Тут столько нечисти кругом бродит, что держись. А ты… А вы… Нужно на погост скорее ворочаться… А ты… Вы. Крепкий. Мне бы и пары ударов этими корнями хватило. Он меня только схватил, и то ноги, как не мои, теперича… Эй, други… Подсобите на лошадь сесть. Встать не могу…

Константин, будучи рыцарем умным, тут же сопоставил вложенные в стойкость очки и количество полученных от лесовика ударов. «Было бы больше, не так бы было больно», – подумал он. И недрогнувшей рукой, вернее, не мигнувшим взглядом, добавил все свободные… Ну, куда бы вы думали? Конечно, в стойкость, угадали, ага.

И прямо почувствовал, как внутри забурлила мощь.