Марш анонимов. Крестопереносец

Пендаль видел, как рыцарь двумя ударами расправился с парой волков, и как его схватил шишень.

Шишни, вообще-то, существа совсем не агрессивные и проявляют активность только зимой, когда елочкам холодно. Некоторые, так и вовсе, всю жизнь просто растут, ни разу не выдав своей истинной природы. Но если в их присутствии начинают обижать другие растения, а тем более маленьких елочек, впадают в ярость. К сожалению, или напротив, к радости, шишни, как и все деревья туповаты. Да что там, просто идиоты, чего скрывать. И запросто посредине действия могут забыть, а чего они хотели-то. Так и тут, неясно, спасал шишень его хозяина или наоборот, насилие задумал. Теперь, верно, уже и сам не помнит.

Ждать, пока волки уйдут сами, Пажопье не стал. Во-первых, голодные волки кого хочешь переждут. А во-вторых, может измениться ветер. И тогда у волков появится еще одно блюдо – Пендаль в собственном соку.

До погоста было недалеко, он уже виднелся за поворотом, когда наши герои встретили злосчастную бабку. И корзинщик решил бежать за помощью. Ну, как бежать… Осторожно красться. Повстречать еще одну стаю совсем не хотелось.

На опушке, уже почти в лесу, но еще на дороге, мялись, не решаясь войти под сень деревьев, пятеро вернувшихся дружинников. Заметили-таки, что пропал их подопечный. Вернее, мялись четверо, а Степан Бадья уговаривал их идти искать пушисто-геройского идиота.

– Вы дружинники, слуги князевы! Чо, забыли какой наказ Боромир дал? Найти, принести. Ну, или привести!

– Боромир – уже не тысяцкий… – ответил первый дружинник.

– Да кабы не он, вас всех бы лесовик сожрал! Это он кладенцом корни его отсек, иначе не перевернули бы, не одолели ирода!

– Да кабы мы за ним не поехали, и лесовика не повстречали… – сказал второй.

– В общем так. Приказываю. Идем в лес. Спасаем всех. И с почётом домой.

– А ты вообще не наш десятник. Ежели у Козьмы зуб не заболел… – промямлил третий.

– Вот мог бы ходить, слез бы с лошади, да надавал вам по шеям. В общем так. Я в лес. Кто не трус – за мной. Остальные – на погост. Расскажите, что случилось, подкрепленье соберете… Знаю, в лесу опасно, но делать нечего – долг.

– Так и скажи, зацепили тебя слова этого кучерявого!

– Зацепили. И отношение его зацепило. И уважение. Ну, не могу я его теперь бросить… Вот раньше плевать мне на него было. А теперь нет… О, а это чо??? – дружинники схватились за мечи, и на всякий случай перекрестились.

Последнее восклицание относилось к вывалившемуся из кустов Пендалю. Выглядел он и правда неважно. Грязный, исцарапанный, с налипшими листиками и прочим мусором… Дело в том, что по пути корзинщик нарочно выбирал такой путь, где волчьих троп точно нет. И, как следствие, продирался сквозь малинник. В котором встретил медведицу с двумя медвежатами.

Медведица очень удивилась, увидев в своей вотчине человека. Медвежата тоже. И решили поиграть. Пажопье играть с ними не захотел и задал стрекача. Напролом, не разбирая дороги.

– А… Это ты… – Степан первым узнал перекошенное страхом лицо слуги благородного рыцаря. – Чо стряслось?

– Шишень… – Выдохнул Пендаль и бешено заозирался. – Волки! Много!

Будучи чистым крафтером, он не видел уровни дружинников. Уровни мобов мог определить, а вот игроков, неписей и чёрных – нет. Но предполагал, что воины примерно пятидесятые. А десятник – семидесятый, не меньше.

– Чо? Говори толком!

– Шишень схватил барона! А под ним волки, две стаи! В основном молодняк, но есть и матерые! Помогите!!!

Степан оглядел свой отряд. Те потупились, отводя взгляд. Лишь один – самый молодой, почти мальчик, у которого и борода-то форменная, скорее всего накладная, гордо выпрямился.

– Десятник! – браво начал он. – Я, как самый младший, готов исполнить свой долг! Прикажи – и я помчусь за помощью как ветер!

Степан вздохнул. Ноги болели страшно. А на коне по такому бурелому попробуй проберись.

– Вот, чо… Супротив шишеня мы не бойцы. Да и стая… Делаем так. Ты, Тимоха, скачи в погост. Объясни, чо… Пусть староста подмогу соберет и мешка два соли захватит… Ну, он знает. Сам меня учил. А мы… Мы… Мы тут будем ждать, чтобы вам, значится, потом нужное место не проскочить. Давай, ноги в руки!

…

Подмога, в лице дюжины воев прибыла часа через три. Самого Боромира не было, видно, не здоровится старосте. Зато, вместе с ними прискакал батюшка.

Отец Ставросий славился на всю округу крутым нравом, суровостью и практически не вмещающейся в бочкообразном теле святостью. Святость переполняла батюшку регулярно и выплескиваясь, периодически изменяла чью-то жизнь кардинально. В такие минуты рядом с батюшкой лучше было не стоять. Он мог так засвЯтить кадилом, что и в себя придешь не скоро, а то и вовсе Богу душу отдашь. Конечно, Богу, не может же батюшка, да черта тешить???

В общем, это был человек из разряда «на бога надейся, а сам не плошай». До того, как посвятить жизнь свою служению божию, служил батюшка на корабле боцманом. И сохранил с тех пор некоторые привычки, на кои церковное начальство, в лице епископа Кондратия, смотрело сквозь пальцы. Был батюшка Ставросий из черных, но из тех немногочисленных черных, кто посвящен в тайны существования Клубов, Игроков и неписей. Будь воля Кондратия, давно бы Ставросий примкнул к Светлым. Однако, не все так просто. Кандидатура трижды рассматривалась Советом и трижды отклонялась. И на то были вполне объективные причины, излагать кои сейчас не к месту. Через пару месяцев Совет Светлых Сил Руси (СССР), должен был снова поднять этот вопрос. Ставросий очень хотел стать неписем. И даже, на всякий случай, перестал бить на исповедях грешников. Хотя, ежели видел творящееся вот прямо сейчас непотребство, мгновенно вспоминал сентенцию «добро должно быть с кулаками» и доносил свет истинной веры путем вбивания заповедей непосредственно в головы. Хотя, бывало, что и в почки. Короче, в его присутствии, в радиусе пятидесяти километров, жили по-божески абсолютно все.

В его черную рясу были вшиты толстые металлические пластины. Под ней виднелся бело-голубой полосатый подрясник и красивые татуировки. Одна с надписью «За ВДВ!» (как он расшифровывал: «За Верность Делу Вседержителя!»). И вторая, с красивой голой женщиной, которую он выдавал за Марию Магдалину до знакомства со Спасителем.

Полупудовое кадило, с которым он не расставался, вполне могло сойти за кистень, огромное серебряное распятие оснащено выкидным ножом размером с гладиус, а четки, держащиеся на гибкой проволоке с затяжной петлей, очень напоминали гарроту. Вот таким был отец Ставросий. Хотя почему – был? Он такой и по сей день. Что ему сделается, под защитой божией? А, да… Вислые усы и оселок завершают его портрет.

Батюшка как мог благословил ожидающих дружинников, и они, уже отрядом почти в двадцать душ, поспешили на выручку заплутавшего агнца божия. Вел их Пендаль, который почему-то батюшке с первого взгляда не понравился и был обозван козлищем.

28. Сила искусства

Жевать сухую колючую шишку, да еще и без орешков, очень невкусно. Дело долгое, но терпение есмь добродетель, и рыцарь давно воспитал его в себе. Наконец, ему удалось выплюнуть хвойно-деревянный кляп. Рот был весь исколот, поцарапан, заполнен щепками и шишечными ошметками.

Эта маленькая победа воодушевила Полбу, и он решил возблагодарить Вседержителя.

Подвигал челюстью, разминая затекшие мышцы, поворочал языком…

– Аы-ын…

Красная полоска, заполнена чуть больше, чем наполовину. Все тело одеревенело, и будто стало частью кедра. Но, хвала Богу, теперь вслух помолиться можно. Не за себя, за Данунашку и Пендаля. Здесь, на дереве, к небу ближе, Господу услышать будет проще.

Но для начала крестоносец решил спеть, дабы восстановить подвижность речевого аппарата. И затянул:

– Ав-ве-е-е-е Ма-а-а-ари-и-ия-я-я-я-я…

Волки, до того занимающиеся своими делами, как по команде подняли морды вверх и навострили уши. Когда рыцарь в первый раз выдал «А-а-а-али-илу-у-уй-йа-а-а!!!», ему хором подвывали уже полсотни глоток. В волчьей среде вокальные данные Константина были приняты на ура. Вернее, «у-у-у-уа-а-а-а-а-а-а!!!»

Коллективный волчий концерт стряхнул дремоту с сонного леса. Птицы вспорхнули повыше, некоторые вообще улетели. Белки, ежи и прочая лесная мелочь попряталась в норы. Даже кузнечики с бабочками перестали мельтешить в траве. Медведица, давно учуявшая волков, и решавшая, стоит ли преподать медвежатам урок лапопашного боя, поняла – не в этот раз. Слишком уж тут много противников. И предпочла удрать подальше, прокладывая путь сквозь валежник. За ней, в кильватере, кувыркаясь и озорничая, топали медвежата.

Восстановив связки, Полбу прочел «Отче Наш»… Но боевой режим в данный момент был не активен, «Аминь» не призвал молний. Собственно, крестоносец на это и не рассчитывал, не привык еще к прямому божественному участию в своей судьбе.

Волки зачарованно слушали. И кивали соглашаясь.

Проникся даже шишень. Креститься он не мог. Во-первых, нечем. А во-вторых, просто не умел, не учил его никто. Зато вспомнил, вернее осознал, что держит в ветвях зачем-то поднятого человека и аккуратно положил на землю.

Волки осторожно приблизились. Молодняк держался позади, а крепкие, высокоуровневые особи обступили крестоносца полукругом.

«Вот и все, – в который уже раз, подумал барон. – Сейчас съедят. Хорошо, тела не чувствую. Раз, и уже в Раю».

Но волки не спешили нападать. Напротив, самый большой и массивный волк, с торчащим будто палка хвостом, вероятно, вожак, подошел к рыцарю и лизнул в нос.

Перед глазами рыцаря побежали строчки, сменившиеся двумя красными кнопками. На первой – две буквы, на второй – три. Он мысленно пожал плечами и нажал первую. Цвет буковок над головами волков изменился с красного на темно-оранжевый. Не такой оранжевый, как у колобка, у того-то почти желтый, а у волков – ближе к коричневому. Рыцарь эту перемену заметил, но потаенного смысла не осознал.

Первая, высокоуровневая стая тут же ощерилась на вторую. Молодняк, хоть и мельче раза в полтора, чуял численное преимущество и не особо боялся. От второй стаи отделилась пара, чуть покрупнее прочих. Боком, поджав хвосты, приблизилась к барону. Самка и самец. Тут явно верховодила дама. Лизнув рыцаря в нос, прижалась к земле и заскулила по-собачьи.