Марш анонимов. Крестопереносец

По словам Ставросия и Бадьи, знавших местный лес весьма неплохо, до погоста, если идти напрямую, можно добраться часа за два. А если по дороге да полями – не менее четырех. Петляет дорога, пояснил Бадья. Она ведь одна. И для восьми маленьких деревенек на два-три двора – единственная связь с цивилизацией.

О бабе Гуле Ставросий разговаривать не захотел, только сплюнул, перекрестился, зыркнул недобро и буркнул: «У Боромира спросишь».

А вот о Лихомане много поведал. Да и о хозяине его Разложене. Вообще, Константин многое за время этого пути узнал и уяснил. От отца Ставросия – о геополитике местной, а от Пендаля – об игровой механике. От Бадьи добиться членораздельных ответов было сложно. Он, сжав зубы и превозмогая боль в ногах, старался не отстать от маленького отряда.

Минут через сорок увидели они неприметную землянку с выбитым окошком. Рядом суетилась седая пухлая бабка в очках, а дед, сидя на завалинке, курил козью ножку, командовал, и комментировал ее действия.

Рыцарь в первый раз увидел курящего человека.

И сперва подумал, что это колдун какой, или вообще, огнедышащий адский демон, неумело прикидывающийся старичком. Но батюшка Ставросий, сурово глянув на крестоносца, сказал только:

– Курит он. Дело это хоть и не очень богоугодное, но большого греха в нем нету. Нервы успокаивает, да и вроде как при деле человече… Думаешь, дала бы она ему просто так посидеть отдохнуть? Смотри, как носится… А так… Законный перекур.

Вы вот тоже, наверное, думаете, а откуда в Новгороде тринадцатого века табак? Не знаю. Но старик курил – это факт. А факт – самая упрямая штука в мире, как всем известно.

Кроме того, а с чего вы взяли, что дед курил именно табак? На Руси и своей травы много растет. Испокон веков. Разной.

– Ба-а-а-атюфка! – хрипло протянул дед и закашлялся, поперхнувшись дымом. – Не может бы-ы-ы-ыть! Фподобил Господь… Эй, женфина, смотри кто пофаловал! Ну ка, быфтро стол накрой!

– Отче! – старуха явно обрадовалась и поклонилась в пояс. В пояснице у нее что-то громко хрустнуло, но она, и не заметив этого затараторила:

– Откушаете? И вы молодцы? У нас репа есть! Много репы! Хороша, сладка, и… много!

– Что такое репа? – спросил Полбу Пендаля.

– Деликатес местный, – ответил тот. – Овощ. Корнеплод. Очень его тутошние пейзане уважают. Сажают, где ни попадя. Сама растет, знай только поливай вовремя, и черви ее не грызут… Ваша милость, а я бы поел.

– Некогда, – строго заметил священник. – Водицы изопьем и дальше двинемся.

– Вы профто репу не любите, как люблю ее я… – расстроенно заметил дед. – Ладно… Эй, бабка, таффи ведро.

– Ой, горюшко-о-о… – запричитала старуха. – Ой, нехорошо… А у нас то и нет больше ничего. Вот, если бы этот растяпа колобка не упустил, был бы хлебушек…

– Колобка? – Насторожился Пендаль. – Такого, конопатого? Ми-ми-мишку?

– Ага, его фамого, туды его в качель… Ой, профти, батюфка…

И дед с бабой, перебивая друг друга и путаясь в показаниях, поведали, как напало на них страшное существо. Ворвалось в землянку, напакостило, всех обругало, сожрало половину годового запаса репы, выбило окошко, сперло почти новое корыто и скрылось в неизвестном направлении.

Батюшка Ставросий несколькими четкими вопросами, как заправский следователь, выяснил все обстоятельства дела. Из бормотаний деда и причитаний бабки, сложил истинную картину. И, наложив на врунов епитимью (дебаф такой, масштабируемый, с оттяжкой по времени), отказался благословлять.

– Вот замолите грех лжи – будет вам баф! А пока – шиш! Все, нам пора. Я дня через три или сам проверю, или пришлю кого. Эх! Это ж надо! Живое существо за хлебный мякиш приняли… У-у-у-у! Маразматики, прости Господи.

Он уже был в курсе приключений Константина и Пендаля. И о том, что колобок теперь не дикий моб, а пет рыцаря, и сам понял, и барону объяснил. Так же, как и о волках. Волки каким-то образом попали под влияние харизмы крестоносца. Хотя откуда она в таких количествах взялась, что бы две стаи разом его вожаком признали – непонятно. Нет, они не полноценные петы. И их может переманить более сильный или удачливый лидер. Ну или они сами с течением времени могут изменить свое мнение в отношении альфы. А вот колобок – нет. Привязан он теперь к Полбу накрепко.

Минут через пятнадцать, когда землянка осталась далеко позади, шныряющие вокруг отряда волки резко подобрались, и все, как один, скрылись в чаще. Издалека раздался призывный волчий вой. В котором, однако, не было тревоги, а лишь торжество.

– Наверное задрали животину какую на ужин, – слегка отдышавшись, пробормотал Степан. – Цверги им не понравились ведь, не стали они эту нечисть жрать.

– Ну, на то они и волками созданы. Господу виднее. Раз волки есть – значит это Ему зачем-нибудь нужно… – философски пожал плечами батюшка.

И они, не останавливаясь, пошли дальше.

Вдруг, мимо с верещанием и воплями на матерно-русском языке пронесся крупный заяц. За ним во весь дух неслась лавина серых тел.

– Они что? Все на одного зайца сагрились? – пробормотал священник. – Странно это…

Рыцарь призадумался.

– А говорящие зайцы в этих лесах – норма?

– Всякое случается… А что?

– Да вот, в первый раз вижу, чтобы зайцы по-человечьи говорили… Не было у меня дома такого. Не говорили бессловесные твари. Потому бессловесными и называются.

– Это все Разложень, лопни его селезенка… – Отец Ставросий перекрестился. – Покарает его Господь. От его колдовства черного миропорядок изменяется. И мир божий не таким становится, каким его Создатель задумал.

– Так заяц – слуга темных сил?

– Скорее, результат эксперимента… Ладно, чего уж там… Пошли, не станет скоро этого зайца. Не в нем дело. А в Разложене. Колдуна этого я лично приби… Хм… Ну… Покарать. Мда… Покарать, во имя Господа, хочу. Многие уже пробовали, да не вернулся никто. Но они воины были. А супротив света истинной веры не выстоять этому злодею!

– Святой отец! Я как защитник веры, рыцарь, крестонесущий воин прошу вашего позволения сопровождать…

– Остынь… Не сейчас это еще. Да и не тебе с ним тягаться. По крайней мере пока. Даст Господь, подвигнет на благое дело – буду иметь в виду.

Заяц между тем заложил широкую дугу и пронесся рядом с отрядом еще раз, ругаясь пуще прежнего. За ним, вывалив языки, бежали шесть дюжин волков.

В течении минут двадцати заяц перебегал дорогу отряда еще раз восемь. Волки от него не отставали, но и нагнать не могли.

Облокотившийся на дерево, дабы дать отдых больным ногам, десятник вдруг отпрыгнул, да так резво, будто разом исцелился.

Из-под корней высунулась большая волчья морда с затравленно бегающими глазами. Серый мех свалялся, левое веко дергалось, а губы над клыкастой пастью еле слышно шептали: «Только не ми-ми-ми! Только не ми-ми-ми!!!»

– Да что у вас за непотребство в лесу творится? – вскричал рыцарь. – Волк тоже разговаривает!

– Я больше не буду, – сказал волк. – Только тише… а то… Вдруг он где-то рядом?

– Кто?

– К… колобо-ок! – на последнем слоге волк дал петуха. Видно, досталось бедняге, подумал Полбу. Он уже жалел некогда гордого зверя.

– Вылезай. Никто тебя не тронет. Вон, гляди, – он указал на в очередной раз с громкими матами промчавшегося мимо зайца и порядком подуставшую за время погони стаю. – Развлекись. Поохоться.

Волк слегка высунулся, разглядел косого и со стоном спрятался вновь.

– Этот заяц… Снова он… Из-за него! Из-за него все беды! Чтоб ему пусто было! Очень прошу… Идите своей дорогой, ну или прибейте уже… Сил моих больше нет!

– Ваша милость, – сказал Пендаль. – А можно я попробую?