Метроном

Ты силишься вспомнить, откуда всё это взялось, и
летишь без страховки в какие-то чёрные дыры,
где в кожаных креслах сидят здоровенные лоси,
сидят и хохочут, что старые, что молодые.

На их мониторах ты словно вращаешься в танце,
становишься вихрем, несёшься сквозь эры ли, яти,
сперва искривляя, потом распрямляя пространство,
пока не проснёшься, что бабушка надвое, кстати.

«На первом канале, в прямом эфире…»

На первом канале, в прямом эфире
Бог говорит, что Бога не существует.
Кто же тогда снимает эти смешные фильмы,
где плохие парни тупо сидят на стульях,
на глазах у зрителя хорошея?
Вот они поднимаются, покидают бар, но
наливаются кровью их бычьи шеи,
и все вспоминают, что это плохие парни.
Положительные герои не дремлют тоже.
Начинается перебранка и перестрелка.
Если хочешь спать, пуля тебя уложит…
Между тем на город нацеливаются тарелки
инопланетян, похожих на что-то вроде
абрикосового желе с сиреневыми глазами.
Ты идёшь на кухню. Рухнув, лежишь в проходе.
Изо рта с шипением выползают
титры – это что ещё за сюрпризы?
Бог раскрывает зонт, говорит, всё идёт по плану.
Срочно звони любовнице, делай визы.
На ковчег позволено только парам.

«Развернувшись, пуля летит в материнский ствол…»

Развернувшись, пуля летит в материнский ствол.
Человек открывает глаза, закрывает рот.
Или наоборот.
Садится за шаткий стол…
И убийца выходит в двери спиной вперёд.
Человек, нареку его Немо, уйдёт и сам,
но не сразу, а где-то, может быть, через час.
Вот он мчится с предельной скоростью на вокзал.
Всё высматривает кого-то – судью, врача,
друга детства или ту женщину в голубом,
что опаздывает на поезд «Прости-прощай»?
Передёрнет она плечами – и вся любовь,
растекутся стальные волосы по плечам.
А потом (или было б правильней – «до того»?)
он закажет (а в прочих версиях – «заказал»)
два мартини, и всё представится трын-травой:
и разлука, и этот чёртов базар-вокзал.
Вот сидят они изваяньями падших душ.
А меж ними плитой могильною чёрный стол…
И когда в его номер вбежит разъярённый муж,
Немо даже не попытается выбить ствол.

«Небо светлеет в проёме между двумя…»

Небо светлеет в проёме между двумя
зданиями, похожими на печальных
старых слонов. И в одном из них нет меня,
если в другом свистит на конфорке чайник.
Скажем, в квартире номер 126.
Это ещё не значит, что я там есть.
Все совпадения, по существу, случайны,
лица размыты, факты искажены;
вместо имён игреки или зеты.
Часто, вернувшись, не узнаёшь жену.
Счастье, что можешь спрятаться за газету.
Небо светлеет. Рыба гниёт с горы
мусора. Чародеи пасут дворы,
топчут дары, ненароком попав в апокриф.
Сизая крыса, выскочив из норы,
изображает бегающий «апофиг».

Выпив свой кофе, я подхожу к окну,
вижу себя в таком же окне напротив.
Всматриваясь друг в друга, мы жадно ку —
рим, говорим жестами о погоде.

«видишь дачи ты зрением периферийным…»

видишь дачи ты зрением периферийным
но откуда им взяться, скажи
в толчее небоскрёбов
вдоль которых, подобные зомби, бредут грибники
в предвкушенье добычи, с корзинами и ножами

может, ты извращенец, что видишь такое?
или принял чего
или ловишь чужую волну?
эй, да с кем я вообще говорю? ты – химера! химера…

утыкан высотками сити
белый ленточный червь извивается в небе, оставлен
самолётом, спешащим в Мадрид
эвкалипт напрягает зелёные бицепсы веток
но не в силах на месте сияющий шар удержать…