10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров

Да просто банальная зависть и алчность.

То, что князь так возвысил Свенелда, даром не прошло: «И дасть же дань деревьскую Свенделду, и имаша по черне куне от дыма. И реша дружина Игореве: «се дал еси единому мужеве много» (Новгородская I летопись младшего извода).

Это первый конфликт князя со своей дружиной. Именно она диктует ему условия, считая себя обделённой по отношению к воеводе Свенелду и его гридням. Игорь, недавно севший на Киевский стол, находится пока не в том положении, чтобы игнорировать требования своих людей.

Складывается впечатление, что дружина поставила князю ультиматум. Такое не часто происходило в отечественной истории, однако случаи были.

Выбор у Игоря отсутствует, сейчас ему надо срочно успокоить своих людей, швырнуть им кусок пожирнее, чтобы они заткнулись, а заодно продемонстрировать в этом походе, что он настоящий достойный вождь.

Вот так, очевидно, и родился поход на Византию в 941 году.

Запомните этот момент, такое повторится ещё не раз. Создаётся впечатление, что временами скорее княжьи мужи руководили Игорем, чем он ими. Эти ветераны так распустились, что порой могли просто игнорировать желания князя.

Интересно, что конфликт происходит именно со старой, казалось бы, проверенной дружиной, а не с той, которую позже пополнили «варяги-христиане… в немалом числе», как вещает нам Прозоров.

Но в поход, так в поход. Думаем, что Игорь мог и в этом найти для себя положительные стороны. Доблесть проявить, куш сорвать, всё это было важно, в том числе и для него лично. Ведь в борьбе с Империей можно было получить и то и другое.

Начало похода было многообещающим.

Князь всё просчитал до мелочей. В отличие от своих предшественников, которые, выступая против Империи, ломились, не ведая преград прямиком на Царьград, Игорь поступил более разумно – он решил нанести удар не по столице, а по провинциям, которые располагались на северном побережье Малой Азии.

Русы, поскольку их прихода никто не ждал, беспрепятственно высадились на берегах Анатолии, захватили провинцию Вифиния и подвергли страну беспощадному разгрому.

Отряды Игоря вторглись в земли Пафлагонии, доходили до Никомедии на западе и Гераклеи на востоке, и всё это время грабили, грабили и ещё раз грабили. Беззащитные провинции Империи подвергли тотальному разгрому, набивая добром свои ладьи, и об этом пишут не только византийские хронисты, которые, по мнению Прозорова, только и занимаются тем, что фальсифицируют историю, но русские летописи.

«Много же и святых церквей предали огню, монастыри и села пожгли и по обоим берегам Суда захватили немало богатств» («Повесть временных лет»). Добыча превзошла все разумные ожидания, ладьи ломились от груза, поскольку русы задержались в землях Империи аж на целых 3 месяца. А это очень серьёзный срок.

Однако у Прозорова свой взгляд на ситуацию, в которой наши предки ведут себя так, как по его авторитетному мнению вести себя не должны – грабят и истязают мирное население. Как в этом случае вывернется популярный писатель? Что скажет в оправдание своего героя? Но Льву Рудольфовичу палец в рот не клади!

«Для руса-воина тех времен завоевание было не разбойным налетом и возможностью личного обогащения. Оно не только давало права, но и накладывало обязанности по отношению к завоеванным. Русы присваивали лишь – «что с бою взято, то свято» – имущество разбитой и как бы замененной ими воинской знати».

Про права мы все хорошо понимаем. Особенно на захваченной земле. А вот что с обязанностями? Какие такие обязанности по отношению к мирному населению накладывало на русов завоевание вражеской территории в данный конкретный момент? Непонятно. Ну а кто нам растолкует, кроме Прозорова, «человека, профессионально изучившего эпоху»?

Но Лев Рудольфович продолжает назидательно вещать: «А уж мягкость обращения с населением захваченного города кажется неимоверной, даже по сегодняшним меркам».

Обратимся за информацией уже не к «Повести временных лет», а к Новгородской I летописи младшего извода. Она доходчиво расскажет, чем три месяца занималось войско Игоря. Мягкость обращения русской дружины с местным населением оцените сами: «А ихъ же имше пленникы, овех растинаху, иныя же къ земле посекаху, другыя же поставляюще, стрелами стреляху; елико же ратнии творят, изъломяще опакы руце и связающе, гвозды железны посреде главъ вбивающе».

Думаем, что перевод при описании этих ужасов не требуется.

И автор «Повести», и новгородский летописец, пусть разными словами, но рассказывают об одном и том же. Возможно, что чуткий нос Льва Рудольфовича и здесь унюхает коварный сговор между киевскими и новгородскими монахами-летописцами с целью очернения благородных язычников, но вот беда, есть ещё и византийские источники!

«Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена, а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов» (Продолжатель Феофана).

Подойдём к вопросу с другой стороны. Допустим, что византийские историки вступили в преступную сделку с русскими летописцами и те за определённую сумму сознательно исказили картину поведения наших предков на вражеских землях. Вселенский заговор, столь милый бдительному сердцу Льва Рудольфовича, налицо.

Но есть ещё один источник, на который даже у Прозорова рука не поднимется. Это народный фольклор. Народ трудно заподозрить в фальсификации. Вспомним былину «Волх Всеславович». Там очень красочно рассказано о том, как ведут себя русы на захваченной земле.

А и ходит его дружина по царству Индейскому,
А и рубит старого, малого,
А и только оставляют по выбору
Душечки красны девицы…

Даже женщин оставляют по выбору, а остальных всех пускают под меч!

Интересно, как это всё прокомментирует господин писатель? Наверное, сурово сдвинет брови и назидательно заявит о том, что жители Индии тоже какие-то клятвы перед русами нарушили!

Наши предки были детьми своего времени, храбрыми, благородными и отважными, но часто они становились жестокими и бессердечными, лютыми и свирепыми, ни своей, ни чужой крови не жалеющими, а потому не надо однобоко изображать их добрыми и отзывчивыми, особенно на войне, и уж тем более на чужой земле. Всякое бывало. А воин, он всегда остаётся воином.

Но Певца Языческой Руси это не устраивает, и он продолжает пичкать народ байками про «добреньких русов», упорно отказываясь называть вещи своими именами. Писатель не признаёт другого взгляда на историю, ведь только его собственные идеи имеют право на существование.

Лев Рудольфович бушует как океан: «Позвольте же поверить не современным историкам, на которых, видать, шапки синим пламенем полыхают. И не отвлеченным толкам Диакона о «варварской жадности». Мы поверим фактам, сообщаемым Ибн Мискавейхом, летописью, тем же Диаконом. А факты говорят, что расширение границ Руси, стяжание славы и жертвенное Служение ратным Богам (у Святослава еще укрепление Древней Веры и объединение славян) были бесконечно важнее русам, чем набивание седельных мешков окровавленным барахлом (захвата сырьевых ресурсов колоний, контроля над нефтяными месторождениями и пр.) – смысл и суть войны для просвещенного человечества XVIII–XXI веков».

Спорить с Прозоровым – дело по большому счёту неблагодарное, поскольку, выдвинув какой-либо постулат, он моментально начинает всё под него подгонять, частенько занимаясь откровенной фальсификацией. Лев Рудольфович коварен!

Хотите примеров, которые опровергают постулаты нестяжателя Прозорова о смысле заморских походов русов – пожалуйста!

«И много же святых церквей огневи предаша, манастыри и села пожгошаи, имения немало обою страну взяша» (Пискаревский летописец). О том же пишет и В.Н. Татищев, который использовал в своей работе Иоакимовскую летопись и является для Прозорова непререкаемым авторитетом: «И всю страну Никомидскую попленил, и суду всю их пожег и побрал. Много же святых церквей, и монастырей, и сел пожгли и имение многое от обоих стран взяли».

Теперь слово Лиутпранду Кремонскому, человеку, который обладал информацией о походе Игоря на Империю в 941 году, можно сказать, из первых рук. Поскольку его отчим в это время находился в Константинополе в составе посольства итальянского короля Гуго – «Игорь в это время опустошал морское побережье». Под понятием «опустошал» начиная с античных времён авторы всегда подразумевали организованный погром и грабёж захваченных территорий. И русы здесь явно не были исключением.

Снова обратимся к былине «Волх Всеславович». В ней конкретно показано, как после разгрома Индийского царства главный герой делит с дружиной добычу:

Он злата-серебра выкатил,
А и коней, коров табуном делил,
А на всякого брата по сту тысячей…

Идейные соображения, на которые столь падок Прозоров, отсутствуют начисто!

Так что пространные рассуждения писателя о том, что «позвольте же поверить не современным историкам, на которых, видать, шапки синим пламенем полыхают», могут с таким же успехом относиться и к нему самому – кто его знает, что там полыхает на голове у Льва Рудольфовича! Всё как в легендарной притче, словно про него сложенной, – видя соринку в чужом глазу, популярный литератор не замечает бревна в глазу собственном.

Однако Прозорова не остановить, глас его гремит над страной подобно набату – «Бьются не ради победы. Бьются потому, что таков долг воина».

Лев Рудольфович старательно навязывает нам образ русского воина-идеалиста, для которого важен сам факт драки, сражения, схватки, под которым сам писатель подразумевает честь. И воины дерутся всегда только с мыслями о чести. И ни о чём более.

Ничего не напоминает? Правильно, лучше всего это передано устами одного из легендарных мушкетёров.

– «Я дерусь просто потому, что дерусь, – покраснев, ответил Портос».

Это сказано в тот самый момент, когда истинную причину лучше всего скрыть.

По-другому не бывает. Просто не может быть.

Жизнь профессионального воина часто коротка. Сама по себе профессия опасная. Риск расстаться с жизнью крайне велик, и иногда совершенно бескорыстно, то есть задаром.

Печенежская стрела, болгарское копьё, хазарская кривая сабля, византийский меч, а то и древлянский топор могли в любой момент оборвать жизнь дружинника.

А ведь у него тоже есть обязательства. Есть жена, дети, родители, родственники, в конце концов. А какой товар у воина? Он один – жизнь! Кто-то возразит или переиначит – мол, есть ещё умение, потом добавит: преданность и мужество, вплетёт ещё пару качеств. Но!

Но если воин погиб, никакого умения уже не потребуется. И в худшем случае его семью будет кормить просто некому, а в лучшем будет кормить кто-то другой. Но точно не он. Просчитать все риски изначально нельзя.