Дело в том, что когда на глаза попадается имя «Сын Сокола», то сразу возникает образ сильного и благородного индейского вождя в роскошном султане из перьев, в расшитых бисером мокасинах, в полной боевой раскраске, с ружьём в руке, с томагавком за поясом, и конечно же, орлиным, точнее, соколиным взором.
От этого образа непросто избавиться.
Но Прозоров его упорно навязывает, когда рассказывает про деяния Игоря.
Только вроде забылся, читая о подвигах русского князя, и вдруг бац – опять Сын Сокола! И снова перед глазами мокасины, томагавки, вигвамы…
Однако продолжим.
С самого начала и на протяжении всего повествования Лев Рудольфович усердно вдалбливает в голову читателю мысль о том, что «враждебные князю-язычнику монахи-летописцы», которые составляли летописные своды, специально терпеливо выискивали, а после того как находили, нещадно вымарывали оттуда всю информацию, прославляющую языческих князей, и всячески принижали их деяния. И поневоле начинаешь верить писателю, который с таким энтузиазмом и жаром это доказывает.
Поэтому противостояние язычник – христианин проходит лейтмотивом ЛЮБОГО из его произведений. Главное, что при этом ему удаётся убедить в таком подходе не только читателя, но и самого себя.
К примеру, говоря о княгине Ольге и Игоре, автор со всей серьёзностью заявляет: «И это в ее имя чернили государя-язычника иноки-летописцы последующих веков. Дабы оттенить тусклую звездочку ее «премудрости», заволакивали туманами лжи ясное солнце его государственного и полководческого гения».
Вот так – солнце ясное полководческого гения… Ни убавить, ни прибавить.
Надо заметить, что сам Игорь относился к вере своей жены куда лояльнее, чем это делает Лев Рудольфович. Между супругами она колом не стояла. Получается, что Киевский князь был куда терпимее своего далёкого поклонника. Хотя вряд ли его порадовали бы такие нападки правдоискателя на любимую жену. И есть определённые сомнения в том, что Льву Рудольфовичу удалось бы объяснить одному из своих кумиров, что всё это он делает из любви к нему. Скорее всего результат такого общения не очень бы понравился популярному автору книг о Древней Руси.
Однако к характеристикам князя Игоря мы ещё вернёмся не раз, а пока поговорим о подходе Льва Рудольфовича к делу в целом.
Певец языческих доблестей и ценностей всегда начеку, его бдительное око везде видит угрозу, особенно со стороны злостных монахов, ведущих летописные своды, но только он её явно преувеличивает. А чтобы не быть голословными, мы снова обратимся к «Слову о законе и благодати», которое, как помним, было написано не кем-нибудь, а самим митрополитом Киевским Илларионом (умер в 1055 году). Вот уж кто, если придерживаться мнения Льва Рудольфовича, должен был обрушить громы и молнии на головы поганых князей-язычников, поскольку являлся главой столь ненавистной сердцу Прозорова Русской церкви.
А что мы видим в действительности?
Дадим возможность сказать самому митрополиту Иллариону.
«Восхвалим же и мы, – по немощи нашей хотя бы и малыми похвалами, – свершившего великие и чудные деяния учителя и наставника нашего, великого князя земли нашей Владимира, внука древнего Игоря, сына же славного Святослава, которые, во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в земле Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли».
Во как! – «победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне», то есть глава Русской церкви на всю страну совершенно официально заявляет, что гордится деяниями легендарных языческих князей, которые прославили его родину – ведь Илларион являлся первым митрополитом русского происхождения!
И кого тут чернят, чей гений «заволакивают туманами лжи»?
Нет ответа.
Игорь – несомненный язычник. Не придерешься, а значит, Прозоровым выбран вектор на восхваление последнего. И дело даже не в том, что Игорь не заслуживает доброго слова. Вовсе нет.
Новгородская I летопись младшего извода так и характеризует князя: «и бысть храбор и мудр». О том же сообщает и Пискаревский летописец – «бысть храбр и мудр». Тут даже спорить нечего. Тем более что мы, собственно, и не собирались. Но…
Но Прозорову этого недостаточно, и он в самом прямом смысле начинает петь хвалу Игорю, иногда даже вступая в противоречие с фактами и здравым смыслом.
А это уже перебор.
Везде выискивая подвох, а также благодаря своей богатой фантазии, писатель в пику монахам-вымарывателям от всего большого и щедрого прозоровского сердца наделяет своих героев такими великими деяниями и подвигами, коих они не совершали вовсе. Как будто того, что они уже совершили, будет мало. Притом так увлекается своей фантазией, что приравнивает её к первоисточникам.
Прекрасным примером этому служит первое столкновение князя Игоря с печенегами. Однако оговоримся сразу – все даты Лев Рудольфович приводит канонические, они его устраивают целиком и полностью, поскольку отвечают всем теориям писателя.
«Так вот, когда в 915 году «пришли впервые печенеги на русскую землю», «безрассудный авантюрист» сумел заключить с кочевниками мир.
Не иначе, как сумел Сын Сокола объяснить новым соседям: Русь не легкая добыча.
Ясное дело, не словами объяснял. Подобные разбойные народцы от веку понимают один язык – язык силы. Проще говоря, печенежские вожди обломали зубы об Игоревы дружины, «сохранили лицо», заключив мир, и быстро откочевали к Дунаю». (Л.П.).
Лев Рудольфович свой ход сделал, теперь наша очередь.
По мнению Прозорова, «Сын Сокола» разметал по степи печенежские орды, заставив их заключить мир. Но вот незадача – ни в отечественных, ни тем более в зарубежных источниках упоминаний об этой великой битве не значится, зато все в один голос пишут о том, что был заключён мир.
То есть битвы не было, а мир заключён. Как же так? Снова загадка?
За разгадкой попробуем обратиться к историкам, располагавшим источниками, не дошедшими до наших дней и часто сообщающих сведения поистине уникальные – речь идёт, конечно же, о В.Н. Татищеве и Н.М. Карамзине.
Вот что сообщил по интересующему нас вопросу В.Н. Татищев: «Пришли печенеги первый раз на Русскую землю и, сотворив мир с Игорем, прошли к Дунаю».
Странно, Татищев битву упустил, а ведь это признанный авторитет, в том числе и для Прозорова. Факты он излагает всегда точно. Это трактовки можно иногда оспорить.
Н.М. Карамзин и вовсе окончательно сокрушает выдумку Льва Рудольфовича: «Но скоро новые враги, сильные числом, страшные дерзостию и грабительством, явились в пределах России. Они под именем Печенегов так славны в летописях наших… Печенеги думали, может быть, ограбить Киев; но встреченные сильным войском, не захотели отведать счастия в битве и мирно удалились в Бессарабию или Молдавию, где уже господствовали тогда их единоземцы».
Казалось бы, вопрос снят, но Прозоров с настырностью, достойной лучшего применения, продолжает глаголить нам о том, что произошли крупные боевые действия, из которых Игорь вышел победителем.
Татищев и Карамзин, чьи имена являются гордостью отечественной исторической науки, не убедили популярного писателя. Пусть он не располагает фактами, но зато он вооружён самой передовой в мире философией. Жаль только, что под его талантливым пером эта самая философия предполагает отсутствие здравого смысла. Особенно когда оппонировать нечем.
Спросите – а ваша версия? Что вы сами думаете?
Вероятнее всего, узнав о подходе хищной степной орды, воинственный Киевский князь собрал полки и выступил к границам – там и произошла его встреча с печенежскими вождями, которые заключили с ним мир.
Печенежская стратегия и тактика совершенно не подходят для прямых боевых столкновений лоб в лоб и сила на силу, только если сильно принудить. Практически все крупные полевые сражения, которые печенеги дали русам, они безоговорочно проиграли – достаточно вспомнить битвы Ярослава Мудрого с этим народом. Главные их козыри – внезапность и стремительность.
Если опустить дату, о спорности которой мы уже говорили, то печенеги пришли неспроста. Они тоже не глухие и не в вакууме живут. У них появилась информация, что Киевский князь Олег помер, провинции взбунтовались, и новый князь не просто с одной дружиной выехал усмирять мятежников, а даже воеводу с войском для того же дела из столицы отправил.
Что это значит?
Только одно: земля беззащитна, надо успеть пограбить, пока войска не вернулись, иначе будет не весёлый грабёж, а лютая драка, что уже не так интересно, ибо тут уже самим можно огрести.
Однако Игорь успел не только разобраться с древлянами, но и перекрыть границу перед ордой печенегов.
Степняки всегда боялись открытого боя, а потому, увидев своими глазами княжескую рать во всей её красе, могли запросто согласиться на мирные инициативы Игоря.
К тому же, князь мог позволить печенежским ханам сохранить лицо и чем-то одарить их, поскольку, как известно, худой мир лучше доброй ссоры. Такие вещи случались, и не раз. А терять без нужды своих воинов Игорю тоже не хотелось. Воистину Игорь оказался «муж мудр», поскольку без пролития крови решил серьёзнейшую проблему, и мы имеем все основания гордиться его дипломатическими талантами.
Казалось бы, чего дуться, ведь славу поют языческому герою. Кровь не пролил, а землю от разорения спас, грудью защитил. Такое не каждому по силам.
Голову включить – это не просто шашкой махать.
Но только Льву Рудольфовичу нужно не это, ему нужен бой «кровавый, святой и правый» – и сейчас вы поймёте почему. Просто, по его мнению, дипломатия – это так, баловство, для слабаков и ботаников.
Русским языческим князьям не до неё, пока рука крепко держит меч. Вот позиция писателя.
Так что ему нужен не дипломат, а полководец, способный выиграть великую, но всеми забытую битву.