Башня из красной глины

– Но их баталии развивались за кафедрой или в прессе, – добавила рыжая. – Из-за разногласий по вопросам генетики не убивают, я думаю.

Смирнов холодно улыбнулся:

– Убивают и не из-за такого, уж поверьте.

– Вам виднее, – легко согласилась рыжая.

– Простите, дамы, но кто из вас кто? – Смирнов улыбнулся, словно извиняясь за свою недогадливость.

– Викулова Виктория Романовна, – назвалась рыжая.

– Золина Зоя Владимировна, – представилась блондинка.

– Можете еще что-нибудь добавить насчет Александра Викторовича?

Женщины ответили отрицательно, и Смирнов, попросив их на всякий случай записать ему в свой блокнот номера мобильных телефонов, двинулся дальше.

В следующей комнате он обнаружил техника. Анатолий Семенович Кожин оказался рыжеватым блондином лет сорока, сутулым, с непропорционально большими руками. Глаза у него были водянистыми, веки воспаленными. На подбородке виднелась узкая полоска щетины, которую он пропустил, когда брился. Техник рассеянно сунул полицейскому ладонь для рукопожатия и предложил выйти поговорить на лестницу.

– Покурим, – сказал он, доставая пачку «Веста».

Дверь из комнаты вела прямо на лестничную клетку, где стояла почти полная окурков банка из-под кофе.

– Охарактеризуйте вкратце Александра Викторовича, – попросил Смирнов, наблюдая за тем, как техник щелкает газовой зажигалкой, пытаясь прикурить.

– Скотина! – кратко заявил Кожин, когда ему это наконец удалось. – Шел по трупам. Никакого представления о морали. Я так и сказал вашему предшественнику.

– Можете привести конкретные примеры? – поинтересовался следователь.

– Сколько угодно, – согласился Кожин и тут же выложил четыре истории о том, как Марухин подставлял, подсиживал и обходил конкурентов. Причем работавших в том же самом НИИ.

Смирнов все аккуратно записал, особенно фамилии.

– Больше ничего? – спросил он.

– Нет, но поспрашивайте тех, кто тут работает подольше. Уверен, они вам и не такое расскажут.

Смирнов уточнил возраст лиц, которые, по мнению Кожина, пострадали от козней Марухина. Оказалось, что самому молодому сейчас пятьдесят семь и живет он уже восьмой год в Канаде.

– Но в любом случае за такое не убивают, – пожал плечами Кожин. Он затушил сигарету о край банки и бросил в нее окурок. – Да еще и так… жутко.

Следующим Смирнов опрашивал Дмитрия Александровича Бирюкова, химика и доктора наук, как сообщил ему Самсонов. Химик был лысым шестидесятилетним крепышом в очках без оправы, его лицо покрывали крупные веснушки. Он разговаривал с полицейским, сидя на табурете и вертя в пальцах огрызок карандаша.

– Сашу знал давно, – говорил он. – Лет двадцать, наверное. Мы вместе и лабораторию эту организовали, персонал набирали. Так что стояли, так сказать, у истоков.

Смирнов уважительно кивнул.

– Ученый он был от Бога, – продолжал Бирюков. – Гений, я думаю. Большая потеря для генетики.

– А как у него складывались отношения с людьми? С коллегами в том числе.

– По-разному.

– Конфликтовал? – осторожно спросил Смирнов.

– Постоянно.

– Что-нибудь серьезное? – Следователь задал вопрос, уже зная, что ему ответят.

– Да нет, так, мелкие дрязги. Думаете, его из-за этого убили?

– Нет, – честно признался Смирнов. – Скажите, а как вы испытываете лекарства?

Бирюков усмехнулся:

– Все законно, можете проверить документы. Они у Калужникова.

– Я верю, не подумайте. Но мне интересно, как это происходит.

– Видите ли, генная терапия – наука уже не новая. Не надо думать, что мы ставим какие-то уникальные эксперименты. Тут приходится действовать очень осторожно. Мы работаем с эмбрионами и детьми в возрасте до семнадцати лет. Это наша специализация. Иногда выезжаем, но чаще посещают нас.

– То есть вы лечите детей? Прямо тут? – Ручка замерла в руке Смирнова.

– Ну конечно. И уже много лет.

– Сколько?

– Дайте подумать. Лет шестнадцать.

– Многих вылечили?

– Достаточно.

– Примерно сказать можете?

– Могу точно, но нужно документы смотреть.

– Не надо. Навскидку.

Бирюков осуждающе покачал головой:

– Это же детские судьбы, а вы «навскидку».

– Извините. И все же, сколько вы излечили? Сотню, тысячу?

– Сотни две. Может, немного больше. Некоторые еще проходят лечение.

– Сейчас сколько у вас наблюдается пациентов?