Низкий вид литературы

фантомы боли, мечты, печали
к тому кордону и к той реке…

    В. О. Таблер
Пародия

Темно у дохтора на приеме,
вчерась, горбатясь за гумус тмящий,
перестарался, а нынче в дреме
сижу ледащий с лицом просящим.
А рядком дедка сидит безрукий
и все страдает от боли жгучей
в руке, c которой давно в разлуке,
с лицом темнее осенней тучи.
– Шо, хлопчик, скоро, нас дохтор примет?
– Хто яго знает, сих эскулапов?
Ужо онемели ужица с выей,
давненько не был в явонных лапах.
Как-то мне щупали грудь, паршивцы,
кололи и жгли, убивцы, трахею…
Искали душу в сердечных мышцах.
Видно, давно я расстался с нею.
Болела сильно, такой уж родился,
фантомы боли, сонмы печали…
Пошла уж какая, дедуля, седмица…
Пропала душа, куда-то отчалив.
Нас врач осмотрит – печать, как клякса,
в Собес с тобою сделаем ходку.
Мне б в рот – оболу, а лучше – баксы,
а ты, дедуля, проси молодку.
Пора инвалидов взять на поруки,
и поддержать нас, таких горемычных,
ты, дед – инвалид, поскольку безрукий,
и я инвалид – без души кирдычно.

«Мне снилась детская обида…»

Мне снилась детская обида
на N. Не подавая вида,
что пьян (хотя совсем алкаш —
о если б всё, что мы глаголем,
оправдывалось алкоголем!),
он мне твердил, что я – «не наш».
Смеркалось. Ерзали ворота.
На лавочке два идиота —
с бутылкой N, и я как бы
со стаканОм, в плену заката
трепались, щурясь чуть поддато
на город, вставший на дыбы.
«Наш, наш!» – хотел ему сказать я,
но верткий N, попав в объятья
жены, толкающей домой,
убрел московским пыльным летом
в свой сон, а я остался в этом,
и спал, и двадцать лет долой.
Я спал, как в апельсине долька,
в забвеньи пропуская столько
пустых листков календаря,
что даже ближним и домашним
казался лишним и ненашим,
о дальних и не говоря.
И правда, кто мне скажет, чей я?
Алеко посреди кочевья,
король бездомный, Лир нагой,
не наш, не внутренний, не внешний,
не наш, не праведный, не грешный,
не наш, не Байрон, не другой…
Во сне, тем временем, светило,
как разум, город отпустило,
последний луч оборвало,
Не наш! вскричал Евгений грозно,
и стало ветрено и звездно,
и понеслось, и все прошло.

    Ashsa
Парафраза

Душевная травма

Во времена, кажись, застоя
сидел с бутылкой я пустою…
Ко мне подсел какой-то дед.
Рябой, немытый, бородатый,
со стаканОм, как бы поддатый.
Условно пусть зовется Z.
Я был отнюдь не алкоголик,
хоть мог бухать, порой, до колик
в печенках, почках и спине…
Увы, то, что в верхах глаголют
нельзя понять без алкоголя
давно известно всей стране.
Смеркалось. Ерзали ворота.
Базланить не было охоты,
я встал, уж было, и пошел…
Вдруг Z на что-то рассердился,
вскочил, на месте закружился,
мне в спину прорычав:
«Козел!»
«Я не козел», – хотел сказать я,
но в санитаров двух объятьях