Низкий вид литературы

я не спешу марать листок бумаги.
Меня, наверно, многие поймут.
И я стал ждать, сменялись дни и годы.
Вокруг меня пророс травы бурьян,
а я стоял, как часть живой природы,
как каменный и древний истукан.
Стоял и ждал. Взгляд устремлялся в дали,
был не растрачен слов моих металл.
Уже Даен вернулся к нам с развалин,
где он на баррикадах воевал.
Уже покрылась плесенью клеенка,
жучком древесным был изъеден стол,
но я все ждал, а вот философ Шленский
с анальной стадии в другую перешел.
Стоял и ждал. Да, может так не каждый.
Под время бременем прогнулся циферблат.
Стоял и ждал, а вот учитель Шадов
закончил свой стотысячный трактат.
Прилег и ждал. Поэта путь не долог.
Ко мне зашел Харон, принес чернил.
Цинично сплюнув, мой задернул полог,
и без меня куда-то там поплыл.
Жизнь – фарс, довольно мерзостный спектакль.
Тщеславие и секс в ней правят бал.
Вдруг стал кружиться надо мною птеродактиль,
хоть я участия ни в чем не принимал.
Еще бы, у него губа не дура,
я молод и пока что не облез,
но, осмотрев мою субтильную фигуру,
он почему-то передумал и исчез.
Я все стоял. Средь бурь, ветров и градин.
Стоял и ждал, порой кропал стихи.
Уже в пещере горной сам бен Ладен,
раскаявшись, замаливал грехи.
Над морем с криком пролетали чайки.
Мой взгляд был бескорыстен, светл и чист.
На нарах о любви к тюремной пайке
вели беседу с террористом террорист.
Я все стоял… Толпа тянулась старцев…
На чью-то лысину лился льстецов елей…
А я все ждал. Уж старикашка Гарцев
отметил свой последний юбилей.
И понял я – моя строка речиста.
Она дитя разумного отца.
Смотрите все, в чем счастье журналиста:
вот так вот ждать —до самого конца.

«Выхухоль ухала, хлопала…»

Выхухоль ухала, хлопала.
Падал засушливый лист.
Пьяница шел Попандопуло.
Выхухоль ухала, хлопала
Там или здесь, или около.
В плавнях, где шорох и свист
Выхухоль ухала, хлопала.
Падал засушливый лист.

    Владимир Пимонов
Пародия

Выхухоль ухала, хлопала…
Вова тянул портвейн.
Денег-то сколько ухлопано,
женушка ножкою топала,
доченька булочки лопала…
Плакал от зависти Рейн.
Выхухоль ухала, хлопала…
Двинем, ребята, в бассейн.

Рождённый в гавайской рубашке

Рождённый в гавайской рубашке в промозглой декабрьской мгле,
там, где у Останкинской башни сидят облака на игле,
царапая небо и нёбо ежовым клубком языка,
я строил свои небоскрёбы из ветра, любви и песка.
Я – радуга в «Чёрном квадрате», бездымный, бездомный пожар,
я взял все места в хит-параде
уродов – бескрылый Икар,
отломанный зубчик расчёски, я общую портил канву.
Я матрицей братьев Вачовски был вскормлен. Я знаю
кун-фу.

Влюбленный в двуногих до колик, я сам – и велик, и смешон:
«мудрец, наркоман, алкоголик, бродяга, скромняга, пижон,
мудак, обаяшка, придурок, красавчик, зануда…» Поэт? —
Парящий над миром окурок, несущий магический свет.
Я – гриф на сломавшейся ветке в секретном кремлёвском метро.
Я – шарик гусарской рулетки, поставивший жизнь на зеро.
Я, синий, как море в июне, дворняг различаю в лицо.
Я девке продажной – фортуне – могу вставить
шест в колесо.
Бог видит, я б даже для чёрта эдемской отравы достал…
Судьба – это тоже… вид спорта,
и где-то есть мой пьедестал.

    Иван Зеленцов

У поэта опасный обычай…