Загоняя овец

То ли пара бокалов шампанского и виски до этого, то ли Роунс начинал понемногу оттаивать к жизни, но беседа с какого-то момента потекла по своему руслу, и вот уже от простой пустой болтовни они начали понемногу переходить к более серьёзным для их жизни, их личного мира вопросам.

– Папа с мамой волнуются, Рик. Говорят, ты давно к ним не заезжал.

– Знаю… всё хочу… Но никак не могу собраться.

– Отец всё выпытывал у меня, когда я привезла детей – всё ли у тебя в порядке, особенно с работой. Кажется, он всё ещё волнуется по поводу того… случая, – Элис задумалась. – Ты-то уже не паришься как тогда?

– Уже нет, – Рик погрустнел, но, тем не менее, не замкнулся в себе. – Хотя это заставило меня о многом задуматься. Тогда. И я продолжаю об этом думать.

– Где разница между «хищниками» и «охранниками»?

– Да. Хотя мне больше по душе «волки» и «овцы». Не знаю почему.

Рик говорил об этом уже намного спокойнее, чем, пожалуй, ещё с год тому назад. Он никому не сказал из своей семьи о том, что выходка отца чуть не стоила ему очень дорого – его бы не взяли в детективы, если бы он не опережал конкурентов на пару голов по способностям и усердию. Теперешний старший детектив знал об этом, потому что, хоть и с сожалением, но шеф полиции в ту далёкую пору сказал: «Ты лучший кандидат, Рик, но… но ты же знаешь, то что сделал Генри… это может ударить по моей репутации. Журналисты мне все жилы выдерут». Можно сказать, Рику также повезло, что в тот момент произошла жёсткая чистка кадров и шеф полиции, на тот момент, оказался завязан в грязных делишках со взятками. А временно исполняющему обязанности можно было не слишком волноваться о репутации – он хотел побыстрее отдать свой пост и не попасть под всю эту чистку в придачу. Хотя Рик и не до конца понимал, почему его отец так поступил, но часто рассуждал – а сделал ли бы он сам на его месте также? Всё началось с того, что по подозрению в ограблении в поезде одной старушки был задержан некий Зак Хильц. Он был в городе проездом, по базе данных по региону был абсолютно чист. Сделали запрос по общей базе – какой-то идиот прислал данные, что Хильц по всем статьям и везде также чист. Поэтому судебное дело длилось недолго. Смягчающим фактором послужило то, что это было «первое» преступление. Хильц вернул похищенное, заплатил штраф и даже сверх того – извинился перед пожилой женщиной и выплатил ей что-то вроде «моральной» компенсации. Свой поступок объяснил тем, что выпил и был не совсем в адекватном состоянии. После чего его отпускают, и буквально через пару дней Хильц совершает ещё одно преступление, уже более серьёзное и вполне тянущее на смертную казнь. Зак Хильц примерно в десять часов вечера насилует и жестоко избивает беременную на шестом месяце женщину, вследствие чего она умирает в кустах в парке, буквально в паре метров от центральной парковой дорожки. Дело раскрывается почти мгновенно – у полиции города были свежие отпечатки пальцев и образцы ДНК. А на следующий день пришли обновлённые данные по Заку Хильцу. Они гласили о том, что он далеко не законопослушный гражданин и за ним числится множество грабежей, недоказанных нападений, насилие над бывшими девушками. А также венцом его подвигов являлось то, что он проходил на тот момент подозреваемым по делу об изнасиловании и вполне успешно скрывался от полиции. Генри Роунс тогда имел звание капитана полиции и был шерифом, до этого много лет отслужил в следственном департаменте. Ему анонимно позвонили в участок и сообщили, что предположительно видели в контролируемом им районе человека, похожего на Зака Хильца. Тогда Генри Ронус взял парочку помощников и направился в указанное место, которым являлся небольшой парк. Там они и поймали Хильца, который в этот момент как раз подошёл, «поговорить» с несовершеннолетней девушкой, идущей в одиночку домой. О его точных намерениях известно, конечно, не было, возможно, он и правда хотел поговорить, но девушка в дальнейшем заявила, что Хильц начал домогаться её, и что она уверена – сотрудники полиции спасли её. Это был также немного странный факт в этом деле, учитывая, что полицейские, в том числе сам Генри Роунс в рапорте отразили, что после того, как они визуально установили сходство мужчины с разыскиваемым Заком Хильцем, на всякий случай попросили предоставить документы, что Хильц и сделал – то ли от недалёкого ума, то ли от веры в свою безнаказанность. После чего, когда Хильца попросили, судя по рапорту, проследовать в отделение с сотрудниками, тот ударил одного из помощников капитана Роунса и бросился бежать. И вот после этого Генри Роунс лично догнал Хильца и сделал из него, почти в прямом смысле этого слова, отбивную. Что очень не понравилась предоставленному судом Хильцу адвокату, а также журналистам, которые в своих статьях уделяли всего пару строк о поимке преступника, чьи преступления тянули уже на пожизненное в лучшем случае, а все остальные флюиды посвящали именно обильно подбитому состоянию Хильца и обвиняли во всём этом именно Генри Роунса. Рик же сделал для себя вывод, после того, как неоднократно изучил материалы дела, когда получил доступ с назначением детектива, что избиение Хильца началось без запроса его документов и попытки сбежать. Домогался ли он реально ту девушку, и его отец вынужден был действовать немедленно? Возможно, но зачем вся эта история с побегом? Иначе же с чисто профессиональной точки зрения сложно объяснить – зачем? Рик чувствовал, что что-то в этой истории было не так. Но никакой симпатии к Хильцу он не испытывал.

Сам Генри Роунс, можно сказать, избежал наказания. Пара выговоров, хоть и с внесением в личное дело, можно сказать, не в счёт. Зак Хильц получил заслуженное пожизненное, ни одна апелляция, в том числе о том, что при задержании ему не были зачитаны права – не сработали. Косвенным пострадавшим стал Рик. Для него вся эта история была сущим кошмаром – он уже давно закончил академию, уже работает в полиции и все свои усилия направляет в сторону отдела расследований, то есть уже не свернёшь с пути, лучшие годы вложены в эту профессию. Тогда он думал, что его карьеру ничто не спасёт. Уж, тем более, что его спасёт чистка в кадрах, он себе и представить не мог. Помимо же переживаний о своей карьере, в голове Рика никак не могло уложиться – как же так?! Как его всегда правильный и строго соблюдающий законы и правила, бывший пару лет военным, чуть не молящийся на дисциплину отец, да ещё и шериф на тот момент – и такое решение в виде применения агрессии и жестокости при задержании.

– Я лично понимаю отца, Рик. Не только как психолог в плане мотивирующих его действия обстоятельств, но и как просто человек, – закусив губу после очередного глотка шампанского, сказала Элис, – я и сама бы поступила так. Я так думаю.

– Как человек с агрессивными наклонностями? Уберём для объективности личность отца.

– А что, если и с агрессивными? Они же направлены не на невиновных. Да и разве может быть хоть кто-то одногранным? Во всех нас есть и свои демоны и свои ангелы, Рик. А вообще, Хильц заслуживал и посильнее наказания!

– Так оно и есть. Но представь, с чисто профессиональной точки зрения. Прав ли сотрудник полиции, который избивает до полусмерти, пусть и заслуживающего того человека?

– Прав, не прав… Боже, Рик, ты никогда же не был мямлей. Даже тогда ты скорее волновался по поводу своей карьеры и больше в шуточной форме рассуждал о «добре» и «зле». Что с тобой случилось?! – Элис дружески толкнула Рика кулаком в плечо, но Рик никак не отреагировал на это, будто остолбенел.

– Поверь, я и сам, не раз перебарщивал.

– В плане?

– На допросах. По большей части. Есть ещё парочка грехов конечно, но не о них сейчас.

– Рик, я не смогу понять тебя, если ты будешь говорить загадками, – Элис старалась сохранить спокойное выражение лица, но на самом деле она безумно волновалась – неужели Рик готов поделиться хоть чем-то после стольких лет? После того, что переломило его жизнь.

– Да тут не сложно понять, Элис, – он помолчал. – На допросах, иногда, я чувствую, будто какая-то волна гнева поднимается во мне, пожирает меня целиком. Иногда мне хочется сдавить допрашиваемому горло, всеми силами сдавить прямо пальцами… А потом выбить из него всю правду. Да так, чтобы он заговорил не только по делу, а вообще готов был рассказать вплоть до того, во сколько лет начал онанировать.

– Но если напротив тебя преступник…

– Не только, когда преступник. С разными приходится иметь дело людьми. И ведут они себя по-разному.

– Рик, но ведь…

– Тебе просто будет рассуждать, чем виноват алкаш, который сидит напротив меня и вместо нормальных ответов на вопросы, пытается, словно набить себе цену, ждёт, что мы накинем ему на бутылку. Юлит, делает вид, что не помнит, хотя уже даже известно, что он всё видел не более часа назад собственными глазами. А время идёт, преступник отдаляется от наказания, а этот сидит перед тобой и бахвалится. Или какая-нибудь стерва начинает тебе чуть ли не всю жизнь свою рассказывать, отвечая на вопросы так, что там вода только и льётся, хорошо если ещё не начинает придумывать от себя, привыкшая к сплошным сплетням и додумкам. А когда укажешь на то, что этого не могло было быть, ответ по типу: «Почему нет? Ведь возможно…» и понесла-а-сь…

– Я понимаю, Рик. Мне же тоже приходится работать с людьми. И это бывает не просто. Поэтому и существуют те, кто может помочь, кто…

– Элис, сколько раз мы обсуждали это? Нет и точка. Мне не нужны мозгоправы.

– Но это не совсем мозгоп…

– Нет! – Рик стукнул кулаком по столу. – Нет и точка!

Элис прекрасно знала, что может получить такую реакцию, но всё равно поникла и как-то вся сжалась. Это не ускользнуло от глаз Рика, хоть Элис и постаралась сделать вид, что ничего не произошло.

– Прости…

– Всё в порядке, – Элис решила перевести тему, чтобы Рик не успел уйти в себя. – Слушай, а почему нельзя найти убийцу девушки Стивена по камерам?

Рик побарабанил пальцами по столу, налил себе ещё полный бокал шампанского и, развалившись на стуле, опёр коленку о край кухонного стола.

– Потому что их просто нет. На центральной площади развесили и всё, – коротко ответил он.

– Погоди. Как нет? Их же обещали установить по всему городу!

– Обещать то обещали. Но имеем, что имеем… Зато, думаю, у нашего будущего мэра будет прекрасная возможность пообещать нам ещё грёбаные камеры.

Время неостановимо шло, стрелки на настенных часах над столом показывали уже половину трёх часов ночи, когда брат с сестрой решили, что они достаточно наговорились и устали. Они наскоро убрали со стола, хотя руки уже отказывались их слушаться, после чего Элис направилась в гостиную, где стоял широкий диван.

– А вот и моё спальное местечко, раз мой брат оказался всё же настолько добрым, что не выпроводил меня нафиг из своего дома, – икнув, радостным голосом провозгласила она. – Не найдётся для меня пледик?

Рик стоял позади неё, о чём-то явно задумавшись. Элис повернулась к нему, удивлённо вскинув брови.

– Эй, Рик! Ты уже уснул, что ли, стоя там?

– Я думаю, тебе было бы уютнее не на этом продавленном диване… иди за мной, – словно рассуждая, произнёс Рик.

– Неужели ты решил уступить мне тот чулан, который называешь своей комнатой? И неужели у тебя там менее продавленный диван?

Но Рик молча прошёл мимо действительно самой, пожалуй, маленькой комнатки в доме. В конце коридора располагались две двери, в которые Элис не заходила вот уже как три года. Ей начало казаться, что она уснула там, на кухне – Рик никак не мог бы решиться вновь зайти в эту часть дома, тот Рик, которого она знала эти последние три года. Элис почувствовала, как слёзы подступили к её глазам, а комок в горле не давал вдохнуть полной грудью. Рик дрожащей рукой открыл правую дверь – самой же большой комнаты дома. Комнату, которая раньше была самой уютной и самой весёлой в этом доме. Лишь соседствующая к ней комната в самом конце коридора должна была потеснить её с этого пьедестала. Должна была…

– На прошлых выходных я прибрался там… ну и постельное бельё сменил, – губы Рика слегка дрогнули, хотя слова было всё равно сложно различить – как будто что-то не давало ему сказать их, что-то глубоко в его душе и сердце.

– Ох, Рик…

– Спокойной ночи, Элис, – бросил Рик и резко вышел из комнаты, направившись в свою коморку.

– Спокойной…

Элис огляделась. В этой комнате время будто застыло. Видна была далеко неидеальная уборка Рика, не такая, какая раньше проводилась: всё же тогда не Рик её и делал. Но в остальном – все предметы так и остались на своих местах, не сдвинувшись, казалось, ни на сантиметр.

Пройдя по комнате и оглядев каждый уголок, Элис остановилась у прикроватной тумбочки. Над ней висела фотография, обрамленная простой деревянной рамкой. С этого материального воплощения прошлого на Элис смотрели двое счастливых человека – её брат, сильно моложе чем теперь, полный сил, энергии и счастья – его лицо повёрнуто боком и губы, расплывшиеся в искренней улыбке, слегка прикасаются к щеке девушки, которая, смеясь, нехотя будто отталкивает его, смотря наполненными жизнью, словно искрящимися глазами прямо в камеру, а с фотографии – как будто прямо в глаза Элис. Глазами, в которых уже как три года вместе с жизнью потухла и последняя искра.