Загоняя овец

– Не волнуйся, пересчитаю, но на всякий случай не сейчас, – детектив покосился на окна. – Прокатимся?

– С удовольствием. Хотя степень удовольствия будет зависеть от наполненности и хода нашей беседы.

Детектив выехал со двора дома задним ходом и, развернувшись, выкатил на примыкающую улицу, после чего свернул на шоссе и поехал вон из города. «С удовольствием», – пульсировало у него в голове. Он и так-то не особо любил людей, а таких расфуфыренных и ни капельки не сомневающихся в себе – ещё больше. Роунс украдкой взглянул на своего попутчика, который в этот момент протирал очки и что-то весело то насвистывал, то напевал себе под нос. «Боже – хорёк, хорьком, может Чарльз Дарвин был не совсем прав, и разные люди произошли совершенно от разных животных? Этот проныра кто угодно – хорёк, крыса, да хоть извивистая змея – но не обезьяна, не примат». Чем больше он думал о журналисте, тем больше начинал закипать. Чтобы не дойти до крайнего градуса кипения, Роунс сконцентрировался на дороге, стараясь найти максимально укромное местечко.

Шоссе извивалось между рядами высившихся смешанных лесов, покачивающихся от так и не утихающего ветра. Мелкие тропы отходили от обочины в глубину леса, по большей части либо пешие, либо примыкающие к деревушкам и коттеджным посёлочкам. Наконец, он заприметил ничем не примечательную дорожку из гравия, без каких-либо указателей. Детектив свернул на неё и, проехав пару десятков метров, остановился. На всякий случай заглушил мотор. После чего открыл подлокотник и, пересчитав деньги и немного успокоившись, повернулся к Шону. Он любил, ведя диалог, смотреть точно в глаза «собеседнику», не отводить взгляд ни на секунду и совсем изредка моргать. Возможно, эта привычка пришла к нему с допросов – когда каждая деталь может выдать некоторые тайны «собеседника», хоть самому Роунсу казалось, что так он делал с самого детства, но тогда он просто не знал, куда деть глаза и считал такую тактику наилучшим решением. Шон уже вооружился своим излюбленной записной книжечкой и был весь во внимании, по лёгкому подрагиванию его века детектив понял, что тот в уже возбужденном нетерпении. «Хорёк так и ждёт, что за кусочек вкуснятинки ему подкинут. Уже готов смаковать. А также, небось, думает, стоит ли то, что он услышит двойного счётчика. Стоит, мистер хорёк, стоит, не волнуйся», – пронеслось у Роунса в голове. Он уже решил, что именно сообщит журналисту из этого дела:

– Итак, если кратко и что можешь напечатать…

Глава 2

Среда. 30 апреля 2014 года

Денёк этот, впрочем, как и ближайшие дни в это неопределённое время, пока не будет закрыто дело, обещали быть совсем не скучными. Детектив отправился домой, как он думал, всего лишь подремать на пару часиков, а в итоге в участок он приехал только к одиннадцати часам утра. Там творился полный переполох – у входа, видимо, именно его ожидала группка репортёров, поэтому со стандартной фразой «никаких комментариев» и «скоро будет дано официальное заявление» Роунс прошмыгнул в участок и, пронесясь мимо фойе и приёмной, заскочил в свой кабинет и плотно закрыл дверь. Но не успел он поудобнее расположиться в своём обтянутом мягкой тканью кресле и закинуть ногу на ногу, как в двери мелькнула секретарша шефа.

– Шеф Фьюз хочет видеть вас, – сказала она и, осмотрев бардак в кабинете детектива, поморщила носик, после чего не закрывая двери и не дождавшись ответа, направилась к своему рабочему месту у кабинета шефа, покачивая бёдрами.

– Тебя он, сука, хочет! – процедил Роунс, тяжело поднимаясь.

В кабинете шефа было всё кристально чисто и аккуратно. Перфекционист до глубины души, Дэвид Фьюз, считал, что порядок должен быть во всём. Что, правда, не мешало ему вести зачастую и довольно нечестную игру, лишь бы оставаться на плаву. Возможно, благодаря такой гибкости, большинство считали его лучшим кандидатом на должность шефа полиции еще за несколько лет до того, как он сменил своего предшественника, всего лишь за год до этого став его замом. После же этого звания всем стало понятно, что достижение следующей ступеньки в карьере всего лишь дело времени. Детектив Роунс же считал его чрезмерным чистоплюем и слюнтяем, вечно дрожащим за какие-то выдумываемые им самим же рейтинги полиции, которые он всеми силами, как он сам же и считал, старался поддерживать. Поработав с ним очень тесно, в бытность Фьюза, как начальника оперативного отдела, Роунс сделал вывод, что более слабохарактерного человека он не видел на настолько высоких должностях. Тем не менее, в последнее время активно шли разговоры, как о хорошей идее – выдвижение шефа Фьюза на должность мэра. Роунс пообещал себе сменить место жительства или на крайний случай повеситься, если это всё же случится.

– Одиннадцать часов, детектив. Я ожидал вас на рабочем месте несколько раньше, – заметив вошедшего без стука Роунса, шеф полиции отложил пачку документов и, оперевшись локтями об стол, скрестил пальцы и взглянул на подчинённого своими пронзительными синими глазами.

Для своей должности он был достаточно молод – какие-то пятьдесят четыре года. А выглядел и того моложе. Морщинки и складки кожи, не смотря на довольно нервную работу, только начали в некоторых местах обрамлять лицо. Волосы не утратили своего соломенного цвета – они ничуть не успели потускнеть и почти не побелели, кроме лишь краешков у самых висков, что добавляло шефу полиции скорее серьёзности и мудрости, чем дряхлости и старости. Роунс даже слегка завидовал его внешности и умению держать себя. И это его чертовски злило. Ввалившись в кресло у стены, не дожидаясь на это разрешения, он ответил:

– Ночная работёнка вытащила меня из постели. Разве это не в счёт рабочих часов, шеф? Слышал легенды, что в цивилизованных местах после такого можно и отгул получить.

– Всё понимаю, безусловно, – шеф Фьюз устало потёр глаза, – но тут такой бардак, такой бардак, Рик! Ты просто не представляешь.

Будучи недовольным, Дэвид Фьюз всегда переходил в обращении на «вы», но как только смягчался – сразу же возвращался к своей обычной манере показательно дружеского тона в диалоге.

– Представляю, – буркнул детектив, разминая шею. – Я еле прорвался мимо толпы журналистов.

Пару секунд они помолчали, шеф Фьюз явно пытался обдумать свою следующую фразу. Что-то в изменившемся взгляде шефа Роунсу очень не понравилось. Наконец, он решился:

– Одна наша районная газетёнка опубликовала про ночное преступление. Это просто кошмар! Я не знаю как, но они вынюхали столь многое, а СКОЛЬКО всего додумали! Но из-за того, сколько правды они вынюхали – после официального заявления, которое я просто обязан дать не позднее конца рабочего дня, где многое подтвердится, люди могут поверить и их домыслам. Я просто не знаю, как быть. Откуда? Ты не заметил там никаких журналистов, или может тебе что известно, ну… о какой-нибудь чей-то связи… с журналистами?

Роунс оторвал взгляд от крутимого им в пальцах коробке спичек и посмотрел прямо в глаза шефу. Совершенно стандартный приём, когда хочешь помимо выражения своего серьезного участия в каком-то вопросе, замаскировать ложь и показать, что тебе нечего бояться. Шеф Фьюз смотрел на него, казалось, совершенно дружелюбно, но от детектива не ускользнули странный блеск в его глазах и лёгкий прищур, выдающие тщательно скрываемое подозрение.

– Никак нет, шеф. Но если что узнаю, думаю, нам будет нужно обсудить это. Я не люблю мелькать в медиа, вы знаете. А если они ещё и полезут копаться в моих личных «вещах»… Я уж молчу, если это всё будет мешать расследованию…

О нелюдимости и отстранённости детектива, особенно в последние годы, было известно всем и уже давно, поэтому шеф явно успокоился относительно участия Роунса в этом деле, и он мягко и подбадривающе улыбнулся детективу:

– Не волнуйся, накопают чего – прикроем. Хотя я надеюсь, у тебя там нечего откапывать совсем уж страшного, А? – хохотнул шеф Фьюз, совсем приободрившись.

– Никак нет… никак нет, – покачал головой Роунс, даже не улыбнувшись в ответ.

Весь участок только и жужжал об убийстве ночью. Никакие более истории на обсуждениях во время обедов, перекуров и стаканчиков кофе не были так интересны всем, как то, что могли поведать Рик Роунс и его помощники Том Зоредж и Ник Чойс. При этом самого Роунса никто не трогал: во-первых, он, собственно как и всегда, обедал, перекуривал и пил кофе в одиночку, изредка перекидываясь с кем-нибудь парой слов и то о делах по работе; а во-вторых, в особенности Том Зоредж, справлялся за них троих. Достаточно молодой, совсем недавно вышедший из академии и помотавшийся по разным отделам, он находился в свои двадцать шесть, скорее, на стажировке, по сути, он только открывал для себя прелести противодействия криминальному миру. А потому он мог часами пересказывать одно и то же, будучи и сам под ярким впечатлением из-за своей неопытности. И возможно, его истории были бы более красочны и полны информации, если бы Роунс не вызвал его к себе и не предупредил, что если он узнает, что какая-нибудь чрезмерная информация просочиться из-за него, то всю оставшуюся карьеру он сможет рассчитывать только на работу в полиции в лучшем случае патрульным. Том был парнем не глупым и совсем уж о нюансах, которые детективы предпочитают держать в рукаве, не распространялся и до разговора. Но Роунс был взбешён после вызова шефом Фьюзом. Конечно, он сам продал пару красивых фраз журналисту, но! но, всё же, он не сказал ничего чрезмерного, ничего, что могло бы подсказать преступнику о том, что знают детективы, и где бы он мог проколоться, что дало бы убийце шанс быть на шаг впереди. Помимо этого, Роунс слил журналисту пару абсолютно неверных фактов, таких как то, что девушка была убита явно отвёрткой. Благодаря этому можно будет, если что, поймать возможного подражателя и не слепливать дела в серию. Ведь не очень мозговитый подражатель, начитавшись об этом преступлении, может вполне решить взять всё на себя, в случае, если жаждет славы, или же попытаться подделывать уже свои убийства под произошедшее в тридцать второй квартире. Опытному же Чойсу, который был знаком Рику достаточно давно, Роунс доверял полностью, зная, что поговорить о произошедшем он, конечно, может, но только о том, что и так всем известно, да и то фразами по типу: «Ночью произошло убийство…», «Да, я был там – очень ужасающее зрелище», «Наверное, может, так и было, не знаю» и всё в таком духе. Поэтому он дал Тому задание порыться в доступных базах данных и найти возможные совпадения, хоть и собирался в любом случае заняться этим сам, как только появится время. Но нужно же было чем-то занять на всякий случай чрезмерноговорливого новичка.

Весь рабочий день детектив провёл у себя в кабинете, всего лишь пару раз выйдя покурить и налить себе кофе. Даже обедать у него не было никакого желания – он был поглощён начавшимся расследованием: сопоставлял факты, структурировал показания свидетелей, а также изучал присланные материалы экспертов, к сожалению, пока что ещё без анализов по отпечаткам пальцев и возможные найденные ДНК. Конечно, на завершение изучения всего места преступления и получение полной его картины, ещё нужно было время. И, разумеется, также Роунс ждал известий о состоянии второй жертвы.

Помимо всего прочего детектива привело в бешенство, что к выжившему парню не приставили охрану в тот же день на случай, если преступник решит завершить начатое. Как только Роунс узнал об этом, попытался убедить шефа, для чего сделал ещё один несвойственный ему выход из своего кабинета к Фьюзу, который спокойно высказал ему своё мнение о том, что, судя по изученным им отчётам, парню ничего больше не угрожает, а у больницы есть и своя охрана, в конце концов. Но после долгого спора он согласился послать в больницу полицейского. Роунс хотел узнать кого именно, но шеф только отмахнулся от него, сказав, что это уже решит начальник патрульной службы.

Сумасшедший рабочий день уже заканчивался, а звонка из больницы так и не поступало. Потеребив с несколько минут трубку служебного телефона, Роунс всё же решился сам набрать номер, но ему ответили, что обследование доктором состояния пострадавшего ещё не было проведено из-за загруженности того самого доктора, поэтому как только, так сразу позвонят. Зато когда детектив уже собирался домой, на почту ему пришло заключение от патологоанатома, доктора Шоу. Роунс решил, что изучит заключение уже дома. А также в ответном письме отправил, что зайдёт завтра в районе одиннадцати часов, чтобы всё обсудить лично.

Наконец, Роунс пересёк неухоженную лужайку и захлопнул за спиной дверь своего дома. Его двухэтажный домик, с чердаком и пристройкой, в которой когда-то давным-давно планировалась баня или даже сауна, располагался в паре километров от центра. Буквально через квартал начиналась уже стандартная для городов застройка, а для их маленького городка это означало чаще шести, максимум девятиэтажные дома, с редкими многоэтажками до восемнадцати этажей в самом центре. Роунс тяжело вздохнул – многое здесь каждый раз напоминало ему о ней и о его прошлой жизни. Он достал из холодильника бутылку дешёвого вина и, налив себе бокал, включил ноутбук, после чего скачал отправленные ему от патологоанатома документы. Детектив предпочитал сначала сделать всё, что нужно, а уже потом позволять себе забыть обо всём и расслабиться. Хотя, вернее было сказать, попробовать расслабиться – в его случае это была скорее попытка просто немного отдохнуть. Он уже давно не чувствовал себя полностью расслабленным, а тем более, полностью отдохнувшим. Ему было всего тридцать шесть лет, но иногда он не мог отделаться от мысли, что жизнь уже прошла, как и все счастливые моменты, что должны были наполнять её, полностью и бесповоротно угасли. И уже никогда не вспыхнут вновь. Его сестра, которая была младше его на шесть лет, иногда шутила над Риком, что его нагнал кризис среднего возраста, из-за которого он и начал валиться в такую бездонную депрессию после произошедшего тремя годами ранее. Она, будучи психологом, много раз предлагала ему помощь, а ещё лучше, считала, что она может посоветовать ему знакомых ей психологов, которых считала наиболее достойными и была уверена, что они лучше помогут ему, так как родственные узы будут мешать проводимым сеансам. Но Рик всегда отмахивался от неё и говорил, что ему просто нужно время, чтобы совладать со своими мыслями и взять себя в руки. Но прошло уже столько времени, а ситуация не поменялась, можно даже сказать, что усугубилась. Какое изменение точно произошло – только лишь его сестра понемногу опускала руки, всё реже предлагая ему помощь, да и реже общаясь с ним. Но не из-за своего такого решения, скорее сам Рик всё дальше и дальше отстранялся от всех и всё глубже и глубже закрывался в себе.

В заключении доктора Шоу было описано, что смерть Елизаветы Лоу, девушки двадцати двух лет, наступила в ночь с 29 на 30 апреля 2014 года не от нанесённых ей 22 ножевых ранений, а от повреждения спинного мозга, вследствие перелома шейных позвонков. Ножевые же ранения были распределены по передней части тела, начиная от бёдер и заканчивая областью шеи. Нанесены они были охотничьим ножом с лезвием формы дроп-поинт, длиной двенадцать с половиной сантиметров. Следов наркотиков не было, в крови содержалась небольшое количество алкоголя. Роунс задумался – для чего убийце потребовалось наносить все эти раны уже убитой жертве? Запугивание второй жертвы? Выплеск адреналина вследствие психических проблем? А что по поводу равенства количества лет жертвы и количества ранений, чёрт возьми? Случайное совпадение? Или тёмный ритуал извращённого сознания убийцы? Выходит ли, что убийца хотя бы и косвенно, но знал жертву, если действительно количество ран равнялось возрасту? Детектив откинулся на спинку кожаного кресла и отпил из бокала. Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Но впереди ещё допрос выжившего и результаты других экспертиз. Правда, где-то в глубине души Роунс чувствовал, что дело предстоит далеко не из легких.

Буквально через час на его служебный мобильный телефон поступил звонок. Оператор из участка сообщил, что, так как на рабочий телефон сотрудникам больницы дозвониться не удалось, то они просят передать, что завтра их пациент, скорее всего, будет готов к встрече с детективом – и тот даже изъявляет рьяное желание скорейшего наступления этой встречи. «Хоть что-то хорошее», – подумал Роунс. Сбросив вызов, он вернулся к прерванному звонком чтению недавно купленной в ближайшем магазине книги – сборнику лёгких детективов неизвестного автора в духе Агаты Кристи, но с много более дешёвыми поворотами в сюжете. Не один раз Роунс усмехался тому, как совершенно неожиданно появившийся новый свидетель вдребезги разбивал все предыдущие показания предыдущих свидетелей, а также теории детективов, после чего последние должны были ломать голову где же правда, а где ложь – и буквально пятнышко крови на кроссовке убийцы или неожиданно найденная запись, на которой отчётливо был слышен его голос, которым он буквально говорил: меня зовут так-то и так-то, я совершил то-то и то-то – расставляло всё по своим местам и позволяло детеквивам выйти победителями из этой схватки умов. «Может быть, сидеть и ничего не делать, а там окажется, что квартира была под наблюдением какого-нибудь шпиона из Антарктиды, и он поделится с нами этими записями?» – проворчал детектив, захлопывая книгу и откидывая её на столик у дивана. Остаток вечера он провёл, сидя в плетеном кресле-качалке на веранде дома, укутавшись в пару свитеров и плед, вспоминая что-то из прошлого и размышляя о чём-то недостижимо далёком.

Глава 3

Четверг. 1 мая 2014 года

Роунс и не заметил, как задремал в своём кресле прямо на веранде. Объявшие землю густые сумерки не хотели отступать, но первые лучи восходящего солнца понемногу разгоняли их, пронизывая сгущающийся к рассвету туман, образовавшийся после дождливого предыдущего дня. Детектив глубоко вдохнул свежий, слегка прохладный и влажный весенний воздух. Окоченевшими пальцами он достал сигарету и, чиркнув спичкой, закурил – это самую малость, но согрело его. Сделав пару затяжек, Роунс посмотрел на часы. Шесть часов утра, досыпать ему не хотелось, но, тем не менее, времени было ещё предостаточно. Поэтому он поспешил в дом – собрал заранее всё необходимое на работу, что не входило в его привычки делать так рано, после чего принял горячую ванную и, одевшись по-спортивному, выбежал на легкую пробежку. Многие удивлялись, сколько противоречий было намешано в этом человеке, Рике Роунсе. Но тяга к спорту осталась у него ещё из его «прошлой» жизни, когда он придерживался скорее здорового образа времяпрепровождения. И теперь тесно ютилась с прилипшими к нему «грешками» вроде частого употребления алкоголя, что ещё могло принести хотя бы небольшую пользу, будь «это частое» чуть в меньших количествах (как утешал себя сам Рик), и, конечно же, курения, оправдания которому Роунс даже не пытался найти.

Возможно, впервые за последние пару лет Роунс начисто сбрил щетину и, ополоснувшись в душе после пробежки, ровно в восемь тридцать утра вырулил со своей лужайки по направлению к полицейскому участку. Увидевшие его столь рано сотрудники, наверное, были удивлены не меньше, чем встретивший его в одном из коридоров участка шеф Дэвид Фьюз. Но детективу было абсолютно наплевать. До обеда он провёл время, улаживая проводимые им расследования, дополняя отчёты и формируя необходимые письма. Роунс хотел полностью расчистить своё время и сознание до того момента, как у него появятся все карты в руках, все аргументы и все факты, чтобы сложить этот пазл. Помимо совсем уж безнадёжных висяков, по типу убийства тридцатилетней давности, когда Роунс ещё и не работал детективом, по которому помимо немалой кипы бумаг с основными фактами в ящике стола Рика, был также доверху забит один из шкафов архива – оно продлевалось и продлевалось, в связи с тем, что так и не пойманным убийцей был застрелен тогдашний мэр города на проводимом им городском фестивале. Также были и некоторые обязанности детектива по уже завершённым делам, где помощь нужна была прокурорам для выстраивания качественного обвинения. Роясь в бумагах и отвечая как можно более полно на вопросы главного прокурора, мистера Шона Пейна, Роунс раз двести проклял всю эту бюрократию, по которой виновность мелкого карманника, пойманного на месте своего последнего преступления, нужно было а) – доказать в этом преступлении! Что для Роунса было просто за гранью разумного. И б) – после обыска в его квартире, а также общения с теми, к кому вели ниточки по сбыту ворованного и было совершенно однозначно понятно, что целая вереница преступлений раскрыта, но нет… Мало ли кошелёк миссис Кроу, пропавший у неё на прошлой неделе и лежавший чуть ли не под подушкой воришки был подарен ему неким иным воришкой? Или является точной копией, вплоть до автомобильных прав миссис Кроу, спрятанных в потайном кармашке. Всё же может, блин, случиться! Или же мистер воришка нашёл запылившийся, запачканный кошелёк неизвестного ему достопочтимого гражданина и хотел вернуть, как только разберётся что и чьё? Права и документы он, разумеется, не видел, ведь гражданский долг и честь не позволили ему рыться по чужому кошельку. А исчезнувшие деньги… хм… а кто сказал, что они там были? Миссис Кроу? Так-так-так – врать достопочтимому судье, положа руку на конституцию?? А бывают и настолько изобретательные адвокаты, что просто диву даёшься, какой на скамье подсудимых ангел, которого вынудили удартиться о земную твердь. Конечно, Роунс прекрасно понимал, зачем всё это. Время уже давно не то далёкое, когда представителям закона беспрекословно доверяли – зачастую и зря. Хотя были ли вообще такие времена? Всё же представители закона нередко сами дискредитируют себя. А признать виновным человека, который совершенно невиновен – невероятно просто и притягательно. Конечно, закрытые дела, премии, всеобщая любовь, уважение. Главное, чтобы совесть спала хотя бы по ночам спокойно. И всё было бы так, если бы не судебные разбирательства. Взять хотя бы самый жёсткий вариант, самую границу – смертная казнь. Неверное решение и стук молотка судьи забивает последний гвоздь в крышку гроба, по сути, обрывая жизнь человеку, который, возможно, вообще никогда не нарушал закон, даже не превышал скорость ни разу в жизни. Разумеется, не стоит забывать о моратории. Но и пожизненное заключение не самое приятное времяпрепровождение, а для невиновного – ещё и не заслуженное. Хотя, сам детектив Роунс считал, что, если сомневаться в виновности преступника, чья тяжесть преступления достойна смертной казни не приходится: например, это видели и свидетели, и сняли камеры, да хоть сам президент лично записал это на камеру своего телефона, то почему нет? Чаще всего такое наказание ведь назначается за убийство – если вы готовы отнять жизнь другого, особенно если ещё и в извращённой форме, с получением удовольствия и осознанием собственного превосходства – то будьте добры и заплатить за всё это, да притом сполна. Иначе получается весьма парадоксальная ситуация, что, по сути, родственники, друзья, в общем, близкие люди будут косвенно содержать убийцу через уплачиваемые ими налоги. Убийцу, которого дай им волю, и они порвали бы на части на месте в одно мгновение. Но разве возможно ответить до конца правильно на вопросы о том, что хорошо, а что плохо? Что правильно, а что – нет? Везде свои плюсы и свои минусы. А, если кажется, что ответ до банальности очевиден – скорее всего, он в корне неверен.

Решив немного передохнуть, детектив оторвался от этой мелкой скрупулёзной работы, сумев сдержав в себе порыв порвать все только что заполненные им бумаги в клочья, и только теперь обратил внимание на газету местной редакции, лежащую на краю его стола. На первой полосе было напечатано официальное заявление шефа Фьюза по делу ночного убийства. Роунс едва потянулся за ней, намереваясь ознакомиться со статьёй – ему было интересно, что всё же сказал сам Фьюз журналистам, не болтнул ли лишнего, в конце концов – как тишину кабинета Роунса прорезал звонок его служебного телефона.

– Детектив Роунс, слушаю.

– Здравствуйте, я звоню из городской больницы. По поводу пациента, поступившего к нам прошлой ночью, меня попросили позвонить и сказать вам, что он готов встретиться с вами.

– Понял, спасибо, – коротко ответил Роунс и положил трубку.

Детектив привычным движением посмотрел на свои часы. Стрелки показывали практически час дня. А доктору Шоу, патологоанатому, он обещал, что заедет в районе одиннадцати часов. Не надо было быть профессиональным детективом, чтобы не заметить образовавшуюся неувязочку по времени.

– Чёрт, грёбаный дебил! – Роунс схватил свою тяжёлую кожаную куртку со спинки кресла и, напяливая её на ходу, бросил секретарше шефа Фьюза, что он отъезжает по делу о «ночном убийстве».

Роунс старался ехать на пределе разрешённой скорости, хотя несколько раз в местах, в которых он был уверен, что там нет патрульных, он завышал и завышал не мало. Рик не был лихачом, как и не был паинькой в вождении. Но сейчас он хотел как можно скорее попасть в морг (не в роли клиента, разумеется). И при этом ему не хотелось попасться на патрульных – привлечение лишнего внимания к своей персоне было бы совершенно не кстати, особенно если о чём-нибудь таком пронюхают журналисты, парочка которых сидели в приёмной в участке и кинулись коршуном на детектива, который мастерски ускользнул от них, спрятавшись в своём фордике. Почему он так спешил – Роунс не мог объяснить даже сам себе. Конечно, морг не сгорит в синем пламене, а доктор Шоу, зная его, скорее всего, даже и не заметит его опоздания. Но необъяснимый адреналин пульсировал по его телу, Рик чувствовал, что он словно хищник, несущийся за преступником, ставшим теперь уже жертвой. Его жертвой. Где-то в глубине сознания это пугало детектива – он слышал мнения некоторых психологов о том, что люди делятся на три категории: «овцы», «сторожевые собаки» и «волки». «Овцы» – обычные мирные люди, для которых зло и агрессия – это нечто отталкивающее, мерзкое и тёмное, совершенно несвойственное им. Они, по большей части, знают о его существовании, боятся этого зла, надеются, что никогда не столкнутся с ним, особенно в воплощении «волков». «Волки» – это агрессоры, которые питаются слабостью «овец», да и ими самими в придачу. Неважно, как человек перетекает в категорию «волков»: из-за желания получить лёгкую наживу, из-за воспитания по типу, что он король, а остальные его слуги или же, самый худший и пугающий вариант – из-за желания получать ни с чем несравнимое, по его субъективному мнению, удовольствие. И, соответственно, «сторожевые собаки», чья природа характера заключается в том, чтобы быть щитом между «овцами» и «волками». В эту категорию попадают люди начиная от тех, кто отпугнёт гопников на улице, пристающих к прохожему и заканчивая полицейскими, которые борются с преступностью, как и прокуроры, заставляющие этих самых преступников ответить по всей строгости закона. Разумеется, те представители этих профессий, кто именно борется с преступностью, а не примыкает к ней, используя к тому же и своё положение. Роунс был весьма доволен тем, что с чистой совестью мог отнести себя к «сторожевым псам»… большую часть времени. Бывали моменты, когда на допросах он заигрывался, чувствуя свою власть и потом, уже много позже, когда кровь переставала кипеть, он анализировал всё это, и ему становилось по-настоящему страшно. Страшно от того, что те же самые психологи уверяли, что «волков» и «сторожевых собак» мало что отличает на самом деле. Вернее, они словно две прямые, вытекающие из одной точки, но ведущие в разные стороны, как автомобильная автострада. В любом случае – и те, и те тянутся к агрессии, направляя её лишь только в разные русла, что и создаёт отличие между ними. Но как не ошибиться, как быть уверенным, что ты едешь в нужную сторону? Что ты не свернул где-нибудь по пути или же не ошибся направлением изначально? К тому же, есть мнения, что многое зависит от детства человека – пережитое насилие в детские годы или серьёзные психологические травмы могут привести к тому, что вместо вполне нормального, может быть даже одного из самых лучших и добрых людей, которых вы могли бы знать вырастет зверь в человечьем обличии. Такой мысли придерживается, в том числе, Джон Дуглас – бывший специальный агент ФБР, создатель и начальник отдела поведенческого анализа. А примеры… примеров, к сожалению, великое множество, например, Эдмунд Кемпер, известный также под прозвищем «убийца студентов». Если присутствуют ещё и психические отклонения, в том числе наследственные, которые могли бы быть сглажены хорошим воспитанием и теплотой в семье – тут, ярким, в отрицательном плане, примером является Джон Гейси, «клоун-убийца». Роунс же всегда чувствовал, что хочет, чтобы именно преступник был наказан. Но он хочет этого потому, что хочет, чтобы преступник больше никому не навредил и ответил за своё преступление? Или же он хочет доказать, что он – «лев», король зверей в этом мире звериной агрессии? А что бы было, если бы он вырос не в крепкой полной семье, с любящими отцом и матерью? Хотя, возможно, вообще не существует никакой психологии, а все действия человека полностью обусловлены биохимическими реакциями в организме и всё – получается, что не ты правишь судьбой, а твой организм – тобой. Что ж, и такие мнения существуют, и вот от них детективу Роунсу становилось ещё больше не по себе.

Буквально через десять, максимум пятнадцать минут детектив припарковал свой потрепанный фордик и быстрым шагом направился к входу в больницу, так как входа с улицы в морг, который располагался буквально в десятке метров от городской больницы и соединялся с ней переходом – просто-напросто не было. Оба здания напоминали две огромные серые каменные коробки, отличающиеся лишь тем, что морг был «коробкой» пропорционально поменьше, в один этаж, а также тем, что больница была утыкана белоснежными окнами, тогда как в морге их можно было по пальцам сосчитать и то по большей части в месте присоединения к «маленькой коробке» перехода из больницы. Но самым удивительным элементом в этой всей экспозиции была парковка. Парковочных мест было столько, словно это автокинотеатр, или же как будто места здесь были рассчитаны на всех жителей городка, а может и ещё дополнительно и всех близлежащих деревушек и посёлочков. Понятное дело, что были заняты только самые первые ряды, тогда как всё остальное пустое пространство скорее как-то угнетало и давило психологически.

В приёмной регистратуры детектив Роунс представился и, показав удостоверение, сообщил, что ему нужно для начала встретиться с доктором Шоу. Медсестра из приёмной поинтересовалась, не нужна ли детективу помощь в нахождении пути, на что Роунс, лишь грустно улыбнувшись, ответил отказом – к сожалению, в этой части больницы ему приходилось бывать много чаще, чем в остальных её отделениях. В бахилах и выданном халате детектив пробрался через вереницу белоснежных коридоров с суетившимися людьми и медработниками. Рик не мог не поражаться тому, что как он не заходил в больницу, в ней всегда была толпа людей, в любой день и в любое время.

Наконец, пройдя недлинный переход, детектив оказался в знакомом ему отделении морга. Там его встретила ассистент доктора Шоу, которая попросила его подождать и сообщила доктору по служебному телефону, что к нему пришёл детектив. Роунс быстренько набрал на своём смартфоне сообщение для своих помощников, хотя быстренько скорее только лишь для него самого, так как, несмотря на достаточно молодой возраст, Рику было всё сложнее и сложнее ладить с убегающими далеко вперёд технологиями. Тем не менее, при всей своей отстранённости и отшельничестве в последние годы – с техникой он всё же старался держать себя в тонусе. Роунс хотел попросить Чойса и Зореджа как можно скорее приехать в больницу для проведения допроса выжившего парня. Когда Роунс отправил сообщение, томиться ему оставалось недолго. Через буквально пару минут появился доктор Шоу. Бледный, собственно, как и всегда, словно вытянутый в струну, он, поправив очки, пригласил Роунса следовать за ним.

На лифте они спустились на один этаж ниже. Как только двери лифта распахнулись, в нос детективу ударил запах формалина и хлорки. Основная часть морга располагалась в двух этажах под землёй. В отличии от ярких, в основном в белых цветах палат больницы, здесь преобладали тёмно-синие и серые тона. Психологически из-за этого в морге было намного тяжелее находиться, по крайней мере, Роунсу. Это если не брать в расчёт остальные давящие психологически факторы. Доктор Шоу же, напротив, явно чувствовал себя как рыба в родной ему воде.

– Сюда, пожалуйста, – патологоанатом открыл дверь перед детективом и пропустил его вперёд перед собой. – Вы успели ознакомиться с моим отчётом?

– Да, благодарю вас, за то, что столь быстро отреагировали.

На железной каталке посередине помещения лежало тело девушки, накрытое простыней. Несмотря на некоторые изменения и отпечатки, которые наложили на лицо убитой проведённые операции; а также время – Роунс сразу же узнал её, хотя видел лишь раз в ту ночь, когда она была уже мертва.

– После судебно-медицинской экспертизы мы попросили танатокосметолога, доктора Майбера подождать. Хоть в скором времени ему придётся поработать над телом для похорон. Поэтому я рад, что вы успели до этого всего.