Загоняя овец

Роунс отправился опрашивать доставшихся ему по его же решению обитателей ближайших квартир этого дома, рассуждая о том, что надо было это сделать как можно скорее, пока их светлые головы не придумали тысячу вариантов событий, приукрашенных собственным воображением. Райончик, в котором довелось всему этому произойти, был весьма бедным. По сути, обычный спальный район небольшого тихого городка, от которого до более-менее крупного города ехать пару часов по автостраде, уж точно не меньше. Потрескавшиеся, облупленные стены были расписаны различными надписями и граффити, половину которых было не расшифровать, а другую хотелось забыть сразу же, что прочитал, чтобы не расстраиваться в совсем уж падении местных гениев, научившихся в школе писать, хотя скорее правильно будет вырзаится, вырисовывать каракули, состоящие лишь из определённого набора символов. Затхлый воздух наполнялся также ароматом забитого мусоропровода – дня четыре никто не вывозил его в лучшем случае. «Тишина и благодать, ну что за милый домишко», – подумал детектив, дожидаясь под дверью соседа из квартиры напротив.

Первые попытки выудить информацию у свидетелей оказались трудны и уж совсем разочаровывающе скудны на результаты. Опрашиваемые долго мялись, явно размышляли, что стоит говорить, а что – ни в коем случае, чтобы не навлечь не себя беду в виде повестки в суд в качестве свидетеля, а ещё хуже – кто знает, на данный момент по крайней мере, кто преступник и какова вероятность, что он будет мстить тем, из-за кого у него возникнут проблемы? Роунс всё это понимал, разумеется, но пустая трата времени на все эти терзания и муки совести не могли не выводить из себя. Он грубо напоминал жильцам, что сокрытие информации или ложь может быть приравнена пособничеству убийце. Хрен конечно это докажешь, только если адвокат ответчика забежит в зал сразу же после последнего урока в средней школе – иначе любым другим, хотя бы чуть-чуть подкованным адвокатом такие заявления могут быть в секунду разбиты в пух и прах, а полиция потеряет рейтинг и доверие вероятных в будущем присяжных. Если, конечно, прокурор не пошлёт их раньше с таким предложением выдвинуть дело на основании обвинения в таком идиотском духе. Но такой метод иногда действовал и, в конце концов, он опросил почти всех, кроме последнего свидетеля. Той самой женщины, которая уж точно должна была пойти на контакт, раз сама лично не побоялась позвонить в полицию… Не побоялась или же ей всё так сильно мешало, что происходило в квартире сверху? У Роунса появились следующие заметки в блокнотике, с которым он никогда не расставался в рабочее время, а иногда и вне его: 1) Отец семейства из квартиры напротив заявил, что в районе 3 часов ночи в коридоре был некий шум, а именно – открытие железной двери, которое разбудило его младшего ребёнка и была его очередь укладывать чадо снова спать, поэтому он и успел услышать как хлопнула дверь закрываясь, но звука поворотов замка, по словам мужчины, не было и/или он не расслышал. А также ему кажется, что он слышал торопливые шаги, удаляющиеся вниз по лестнице. 2) Соседи-алкоголики из боковой квартиры, а также соседи из дальней квартиры по лестничной клетке не слышали совершенно ничего. 3) Этажом выше квартира пуста, а в соседствующих с ней по лестничной клетке никто ничего не слышал. Дальняя квартира по лестничной клетке, видимо, также пуста – никто не ответил ни на звонки, ни на стуки в дверь.

С такими скудными знаниями, детектив спускался по лестнице на этаж ниже квартиры, в которой произошло убийство. Сама квартира располагалась на восьмом этаже из девяти, по четыре квартиры на площадку – ну должен же был кто-нибудь ещё что-нибудь да слышать. Около самой квартиры детектив обнаружил одного из своих помощников, Ника Чойса – он почти всегда успевал оказаться на месте быстрее остальных, несмотря на свой достаточно высокий рост, в районе ста девяноста сантиметров и весьма грузную, хоть и не слишком полную фигуру. С другой стороны, он довольно неплохо сохранился для шестидесяти одного года – по выслуге лет ему была положена пенсия, но он был полон сил и готовности продолжать работать, иначе, как он сам говорил, лучше уж сразу лечь и сдохнуть, чем мариноваться попеременно то в кровати, то в очереди в поликлинике, разбавляя это всё только стучанием клюшкой по мячу вечерами по субботам, переходя от лунки к лунке с кряхтением и брюзжанием на всех и всё.

Чойс сообщил старшему детективу, что узнав поручение, данное одному из офицеров полиции, он присоединился к нему и обошёл пару этажей ниже, но никаких новостей – офицер продолжил обход, а сам Ник решил теперь присоединиться к Роунсу для опроса звонившей в участок женщины.

На звонок дверь и слова «Откройте, полиция!» почти сразу же дверь приоткрылась на максимальную длину цепочки. В щёлочку детектив и его помощник увидели часть лица женщины. Роунс хоть и обладал крепкими нервами, да и в жизни повидал не мало, но что-то в мелькнувшем лице ему сильно не понравилось, из-за чего он почувствовал себя как-то неуютно. У него промелькнула мысль, что словно скелет взглянул на них из-за двери. Чойс как-то слегка поёжился и в тот же момент сделал вид, что разминает свою больную спину.

– Могу увидеть ваши документики?

Прохрипела женщина завуалированное требование из-за двери строгим и не терпящим возражений тоном, звучавшим наполовину с нарочитой елейностью. Увидев удостоверения офицеров полиции, цепочка была тут же снята и дверь настежь распахнулась. В проёме стояла женщина – по переданным данным оператора ей было пятьдесят четыре года, но Роунс скорее удивился этому числу, он дал бы ей минимум лет семьдесят. Морщинистая бледная кожа лица, с опускавшимися на лоб постриженными по плечи жидкими седыми волосами, словно обтягивала череп. Да и сама женщина была тонкая, словно любой ветерок способен переломить её как спичку. Длинные узловатые пальцы вцепились в дверной косяк, казалось, так крепко, словно женщина опасается как раз таки того самого нежданного ветерка.

– Миссис Джонсон, верно?

– Уже мисс, но всё также Джонсон, господа офицеры, – женщина улыбнулась, показав ряд на удивление целых остреньких зубов, не идеально белых, но вполне в неплохом состоянии.

– Простите, мисс. Вы не будете против, если мы уточним у вас пару вопросов по поводу происшествия в квартире этажом выше, над вами?

– В тридцать второй? Я сразу поняла, что там что-то не так… все эти звуки…

– Именно. Мы располагаем верной информацией о том, что вы позвонили в участок приблизительно в три часа ночи? – Чойс приготовился записывать, Роунс также щёлкнул ручкой.

Женщина подняла глаза к потолку и почесала неподстриженным обкусанным ногтем указательного пальца подбородок, как будто пыталась что-то вспомнить.

– В два часа сорок пять минут… – ещё немного подумав, она добавила, – думаю где-то в районе сорока пяти минут третьего часа ночи, да.

Роунс не повёл бровью, но такая точность одновременно слегка удивила и порадовала его. Оператор сообщил, что звонок был зарегистрирован в 2:48 ночи – пара минут не в счёт – это говорило о том, что если «скелету» не взбредёт в голову фантазировать, то они могут почерпнуть из её слов много важной информации и весьма точно совпадающей по времени с действительно происходившими в эту ночь событиями.

– Дело в том, что, видимо, из-за проклятой погоды, будь она не ладна, я плохо спала и примерно в два часа тридцать минут вновь проснулась – встала с постели налить воду моей кошечке, а заодно тоже глотнуть водички… покрепче, – в этот момент мисс Джонсон кокетливо подмигнула, из-за чего у Роунса закралась мысль, что сейчас морщинистая кожа на лбу уж точно лопнет. Но этого не произошло, на благо нервов детективов. – И как раз в этот момент я услышала голос, сказавший что-то возбуждённо, потом короткий вскрик девушки, после чего странный звук, смешивающийся с чёртовыми створками хлопающих окон и после – как будто кто-то упал. Я несколько раз просила Лизу закрывать окна, иначе я слышу всё, что происходит у неё в квартире, а эти хлопанья самих створок! Уж если жить как распутница, то хотя бы другим не мешать!

Щёки женщины налились пунцовой краской, казалось, она вот-вот сплюнет прямо на пол под ноги детективам от негодования. Но она сдержалась. А Роунс тем временем сделал несколько дополнительных пометок: 1) Открытые окна = слышимость, но зачем было распахивать окна? 2) Возможный мотив недовольства соседкой, мисс Джонсон = убийца? менее 1% (он имел в виду вероятность такой теории). Тем временем она продолжала:

– Дальше стало совсем страшно. Я услышала испуганный голос юноши, который сказал что-то вроде: «Что за! Что ты делаешь, что за фигня!». Дословно не помню, но общая суть такая вот – он явно был испуган. После чего ещё один голос, словно из-за маски, очень спокойный и какой-то более грубый и глубокий, я бы не расслышала, если бы не прошлась по квартире и не слушала уже из ванной у вентиляции. Он сказал что-то вроде: «Твоё время ещё не пришло», после чего добавил «смотри и запоминай». Были звуки борьбы, возня, потом череда странных, очень странных звуков. Я побежала к телефону и позвонила в полицию. После чего легла ещё поспать.

«Железные нервы, – подумал Роунс. – Если выживет вторая жертва нападения, будет очень полезно сравнить показания».

– Странные звуки? Что вы имеете в виду? – тем временем подал голос Чойс.

– Хм-м. Как бы их описать… как будто резкие удары с чавкающим звуком…

– Хорошо, а после? Вы не слышали ничего после, до момента приезда бригады скорой помощи?

– Услышала в районе трёх с половиной часов осторожные шаги наверху, они меня снова разбудили. Хотела уже звонить в полицию ещё раз, на всякий случай, но услышала предупреждение, что «Полиция» и что «Я вооружён». Я решила, что это как раз приехавший полицейский и не стала звонить.

– А в районе трёх часов? Какие-нибудь шаги по лестнице? Или ещё что-нибудь? – уточнил Роунс.

– Нет, могу же я, как честная гражданка, всегда честно платившая налоги поспать в своей постели?! – резко заявила мисс Джонсон.

– Разумеется, – спокойным тоном ответил детектив. – А вы ничего не знаете о том, был ли кто-нибудь, кто мог быть негативно настроен по отношению к проживающим в тридцать второй квартире?

– Что вы имеете в виду?

– Какие-нибудь агрессивные люди не ходили к ним? Не нарушали покой криками? Или какие-нибудь слухи? – уточнил Ник Чойс.

– Дайте-ка подумать, – женщина нахмурилась, делая вид, будто она максимально сосредоточена на воспоминаниях. – К ней только вроде молодой человек этот ходил и всё, больше так не припомню. Чтобы крики, агрессия – я бы ещё тогда полицию вызвала, а то упаси Господь: крики, ругань – зачем это всё нам здесь.

– Хорошо, если что-нибудь ещё вспомните или услышите там, увидите странное, прошу вас незамедлительно сообщить.

– Конечно-конечно. Я всегда на стороне закона и готова помогать всеми силами!

– Это прекрасно, благодарим вас.

– Ох, жаль владелицу квартиры – столько проблем теперь не оберешься… бедная-бедная Элизабет, за что ей это… Но я верю, что полиция со всем разберётся!

После череды продолжительных благодарственных и активно-социальных напыщенных фраз, детективы поднялись по лестнице вновь, к уже оцепленной квартире. Они некоторое время стояли молча, размышляя над той информацией, что им сообщила женщина, перечитывая и дополняя заметки, после чего обменялись записями и перекинулись парой фраз на тему того, насколько в словах женщины много фантазии или же всё целиком правда.

Наконец, когда вся необходимая группа экспертов-криминалистов собралась, они зашли за оцеплённую на всякий случай от возможных любопытных глаз ограждающей лентой часть лестничной площадки, и началась стандартная процедура. Миллиметр за миллиметром проходил поиск возможных улик и делались фотографии, понемногу продвигаясь вглубь квартиры, у пятен и полосы крови ставились маркеры, как и у предметов, которые могли быть не на своих местах и перемещены преступником, а не толпой бригады скорой помощи. Помощники Роунса – Ник Чойс и присоединившийся к ним Том Зоредж, позёвывая и разминаясь, переступая с ноги на ногу, чтобы не уснуть, зарисовывали и записывали приходившие им на ум замечания. Детектив Роунс также с блокнотом делал пометки, но, к своему расстройству, немногочисленные. Убийство было явно сделано хоть и продуманно, но очень просто, из-за чего следов было не так много. Конечно, многие надежды возлагались на тонкого, словно угорь, с вытянутым длинным носом эксперта по дактилоскопической экспертизе Фрэнка Морриса, офицера тридцати девяти лет. Когда он низко наклонялся над осматриваемым участком, едва не касаясь его носом, Роунсу казалось, что он пытается вынюхать преступника, словно охотничья ищейка. С их оборудованием, возможно лучше бы так и было – Роунс не верил в эти фокусы, особенно с аппаратурой минимум пятилетней давности, хрен знает, что там работает как надо. Но, когда его называли динозавром, он слегка обижался. Хотя, с его нелюдимостью, нельзя сказать, что это было лишь «слегка».

Наконец, детектив заглянул в ванную, аккуратно приоткрыв дверь рукой в перчатке, после того, как Моррис снял с неё отпечатки. Тело девушки, разумеется, было передвинуто для оказания помощи парню. Детектив отметил неестественное положение шеи и множество колотых ран, нанесённых по передней части тела. Если конкретнее – Роунс насчитал их двадцать две. Он не мог не делать огромных ставок на вторую жертву нападения. Если парень выживет, можно будет узнать многие подробности, если же нет – останется масса вопросов. На всякий случай тело всё равно обвели, сделали фото с различных ракурсов, после чего позволили медикам забрать тело. Осталось теперь ожидать результаты вскрытия от патологоанатома, доктора Шоу.

После проведения всех необходимых действий, детектив вышел на улицу. Накрапывал мелкий весенний дождик, но это его не тревожило – капли стекали по его толстой кожаной куртке, изрядно потёртой, но, тем не менее, всё столь же крепкой. Он достал сигарету и, чиркнув спичкой, закурил, смакуя каждую затяжку – нужно было успокоить нервы. Почёсывая двухдневную щетину, детектив принялся перебирать все возможные варианты в голове, но мысли рассыпались, не желая собраться в целое и выдать столь необходимый ответ. «Слишком мало пока известно», – успокаивал себя Роунс. Внезапно, раздался щелчок затвора фотоаппарата. Детектив резко обернулся и, сузив глаза, рассмотрел стоявшего теперь уже прямо перед ним человека.

– Какие-нибудь подробности? – журналист повесил фотоаппарат на шею и достал из кармана блокнотик.

Детектив ухмыльнулся.

– Шон, ну конечно. Будут подробности, но не здесь и сейчас. Найди мой фордик, дальше ты знаешь. Я подойду через минут пятнадцать-двадцать, – Роунс кивнул журналисту. – И да, дело явно наклёвывается интересней, поэтому двойной счётчик.

Вытянутое лицо журналиста, Шона Тьефольда, на секунду помрачнело, он уже было намеревался что-то сказать, но быстро взвесив все «за» и «против», деликатно улыбнулся Роунсу и, что-то прошептав, пошёл искать его машину. Детектив был уверен, что это что-то было «сукин сын». Но ему было плевать, может сколько угодно брюзжать слюной, цена есть цена. Неожиданно заиграла стандартная для нокий мелодия звонка, и Роунс почувствовал вибрацию в кармане. Звонил оператор из отдела.

– Детектив Роунс на связи.

– Вы просили оповестить вас о состоянии выжившего.

– Внимательно слушаю.

– Ранение несерьёзное, к нему был вызван психолог, в остальном доктор Боуф сообщает, что если операция пройдёт успешно, парень будет готов к общению возможно уже завтра-послезавтра. Доктор как сможет, позвонит вам, скажет точнее, – отчеканил оператор.

– Славненько, – Роунс кинул окурок на землю и раздавил ногой. – До связи.

Итак, конечно, оставалось ещё узнать, какое же именно было ранение, но если несерьёзное – либо преступник крайний неудачник (вероятность в районе десяти процентов, а с учётом того, что он сделал с девушкой – в районе одной сотой процента). Либо же эта деталь была частью его плана, а это значит, что новых жертв не избежать. На лицо явный популист своей отвратительной персоны.

– М-да… – покачал головой Роунс.

Сказав экспертам, чтобы как можно скорее прислали ему результаты и запросив от сержанта Гройсона подробный отчёт в виде письменного рапорта, также как можно скорее – детектив направился к своей машине. Он сел, завёл двигатель и уже подумал о том, что неужели ему придётся ещё и ждать этого журналюгу, как дверь открылась, и тот шмыгнул к нему на переднее сидение. Роунс мысленно похвалил свою догадливость – предчувствуя такой возможный поворот событий, он заранее припарковал свой фордик за углом здания, где больше не было транспорта служб, а также самих служащих.

– Двойной счётчик, – тряхнув конвертом, Шон убрал его в подлокотник.